Детство 2

Вокруг Лёвка крутится, не затыкаясь ни на секунду. Говорливый мальчишка! Младше нас всево на год, но такой любимчик мамин, да со старшими братьями, што кажется вовсе уж малявкой. Умом понимаю, што ето не он малявка, а мы с Санькой повзрослели до срока, но вот так вот!

Размахивая руками, Лёвка рассказывал о прелестях ловли бычка и о ево разновидностях, которых прямо ой! И все вкусные. Забавный мальчишка, и даже внешность такая, чудная. Сам светленький, как настоящий ашкеназ, но носатый и лупоглазый притом. Вот смотришь на него и кажется, што смеху ради волосы свои кудрявые покрасил. Ну и так, руками тоже бойко махает. Смешной!

Вышли через Дюковский сад на Балковскую, и Лёвка потащил нас было через дворы, но мы вопротивились. Ето он, зараза лупоглазая, впотьмах как мышь летучая видит, а мы спотыкаемся! На Балковской хоть фонари горят нечастые, да свет из окошек в домах. Длинней путь получается, чем через дворы, но и ноги с глазами ломать не надобно, быстро можно идти.

– До Практической сегодня дойдём, – Деловито решил Лёвка, нюхая воздух, и добавил непонятно:

– Ветер сегодня такой.

Спорить с человеком, который ходит на бычка лет с пяти, мы не стали, да и зачем? Мы ж так – для души, а не для сковородки!

Практическую гавань обошли чуть не вокруг, и по пути Лёвка здоровался нетерпеливо с редкими годками. Обошли, да и спустились на волнорез, где и затихли ненадолго, глядя на поднимающееся из моря красное солнце.

– Красотища, – Протянул Санька, спустившийся к основанию волнореза.

– Ага!

Минут через несколько, насадив на крючки мелких черноморских рачков, мы уже размахивали самодурами из шпагата как лассо, почти на манер ковбоев из Дикого Запада, пытаясь забросить их подальше. Крючки, украшенные ниточными лохматушками, со свистом резали воздух, и потому как мы с Чижом ни разу не мастера в етом искусстве, остальные при наших размахиваниях опасливо отходили в сторонку.

– Подёргивай, подёргивай! – Азартничал Лёвка, страшно переживая за нас. Я послушно подёргивал, подводя снасти потихонечку к берегу. Наконец, вытянул самодур, на котором болталось с десяток мелких рыбёшек.

– Ну…

– Нормально! – Подбодрил меня Ёсик, – Песковики хоть и мелкие, зато и самые вкусные! На сковородке потом, да с баклажанами с чесноком! Это, я тебе скажу, вещь!

Бычков нанизали на кукан и опустили в волны, только одного из них Лёвка велел кинуть наглым здешним котам, крутившимся меж нами.

– Положено так, – Туманно пояснил он, – для удачи и вообще.

– Мрау! – Требовательно взмявкнул один из котов, глядя на меня жёлтыми глазами.

– Со следующей проводки одна рыбёшка твоя! – Пообещал я ему, нанизывая крючки чуть подваренным мясом мидий. Лёвка всякой наживки севодня взял, вроде как напоказ нам. Подваренные, они на крючок нормально садятся, а сырые такие склизские, што заместо мидий свой палец проще насадить.

Взмах палки-удилища, и самодур со свинцовыми грузилами улетает далеко в море.

Начали подтягиваться прочие рыбаки, на которых Лёвка смотрел презрительно, как на засонь. Ишь! После солнышка из дома вышли! Вперемешку с разновозрастной детворой, чуть не от пяти лет, на волнорезе проходили и старые деды, которые по возрасту не ходят уже в море на лодках, а порыбачить ещё охота.

– Рачки! – Пробежал чуть поодаль голопузый малец, только што набравший под камнями мелких черноморских креветок под наживку, – Кому рачки!

Один из дедов, ссутулившийся чуть не в три погибели, тут же подозвал ево, и долго ковырял на ладони мелочь, щурясь на неё близоруко. Малец, получив денюжку, пробежался по желающим, и освободившись от рачков, спрятал мелочь где изнутри штопаных порток, подкатанных под самую задницу, и тут же наново полез за новой партией наживки.

Рыба клевала дуриком. Мы Санькой хоть и надёргали меньше всех, но на двоих чуть не пятнадцать фунтов поймали. Да не только бычка, и других нескольких рыбёшек, про которые сказали, што съедобные и даже вполне себе вкусные.

Остальные наши рыбачили уже больше на котов, которые десятками вились меж людей, требовательно взмявкивая и устраивая иногда короткие потасовки за рыбёшку.

– Хватит, – Неохотно сказал Лёвка, тяжко вздыхая, – мы ж не на продажу!

– И то, – Соглашаюсь с ним, не без труда укрощая азартность, – чуть не весь двор наловили, будя!

Назад пошли через Торговую, так полпути почти напрямки получается, ну а дальше и проулочками можно по светлышку. Рано ещё совсем! Девяти утра нет, а мы уже назад идём. Хотя и встали ранёшенько, так што вот!

Мы с Санькой, штоб в рыбе не замараться и не доставлять потом тёте Песе хлопот с нашей стиркой, кукан на палку удилищную подвесили, да и вдвоём на плечах несём. Только низ куканный туды-сюды болтается, по босым ногам, аккурат пониже закатанных штанин.

Ёсик с Лёвкой наперебой рассказывают за Торговую улицу – што где, и вообще как.

– Высшие женские курсы, – Мотнул головой Ёсик в сторону здания, куда как раз подходили барышни и подъезжали екипажи, – Такие, я тебе скажу, невесты!

Почти тут же раздался визг, и барышни начали разбегаться. Из екипажа, стоявшего поперёд всех, выскочили двое в полумасках, и схватили какую-то отчаянно брыкающуюся девицу. Третий из них в ето же время, с силой дёргая за уздцы, вывел на середину дороги два екипажа, напрочь перегородив её с одной стороны, да застрелил животин из большущево револьвера.

Стрельба, визги, ржание бьющихся в конвульсиях лошадей и треск ломающихся екипажей!

Откуда-то из магазинов выскочил молодой человек, по виду конторщик из небогатых, и стал стрелять в сторону похитителей, встав в дуельной позе, и даже одну руку за спину заложил!

За стрельбой мы наблюдали уже с земли, на которой я распластал Лёвку, а Санька, чуть с запозданием, дёрнул вниз вставшево с открытым ртом Ёсика. Близнецы отчаянно ругались на идише за отсутствие оружия, но не геройствовали за чужих людей, а мирно лежали на мостовой.

К конторщику тем временем присоединилось ещё несколько людей – не только сзаду, но и спереду, и стрельба началась вовсе уж заполошная и бестолковая. Хлопки выстрелов, визг барышень и цвирканье рикошетящих пуль по камням. Жуть! Жуткая жуть, вот ей-ей!

Перестрелка тем временем набирала обороты, и у троих бандитов нашлись сообщники. Они, наверное, на всякий случай были, а тут такое дело пошло, што не за барышню думать надо, а за своих дружков-подельников!

Я тока отползать задумал назад, как слышу – топочут сзади. Оборачиваюсь – дверь на меня бежит. На ножках! И красный крест на двери етой намалёван. Напугался! Чуть не сильней стрельбы етой чортовой!

А дверь такая – бух около меня! И из-за неё мужик выглядывает чернявый. Из южан таких, у которых возраст не разберёшь – то ли двадцать пять ещё, но заматерел так рано, то ли сорок уже, просто сохранился здоровски.

За ногу к себе подтянул, как лягушку, прижал, и задом пятится к магазинам. Вкинул в магазин, и заново, теперь уже за Лёвкой. Минуты через две все в безопасности стали, в здании-то.

Приказчик бледный, но решительный такой, у двери с дробовиком коротким сидит, и на роже прям написано, што вот не подходи! Суровый такой дядька, даром што одна нога деревянная. Этот могёт!

Я успокоился сразу, и глазами вокруг. Магазин писчебумажных принадлежностей, я здесь уже покупал всяко-разное.

– О! – И к сборнику гитарному ноги меня сами подняли.

– Почём? – Спрашиваю.

– Тридцать две копеечки, – Ответил приказчик, чуть покосившись одним глазом.

– Заве… ну то есть как закончится, тогда да!

– Тьфу ты! – Засмеялся южанин тот, – Узнаю Одессу-маму.

– Коста! – И руку протягивает.

– Ну… Шломо! – Жму мозолистую грабку, явно привычную к веслу и канатам.

– Рувим, – Оживился Санька, подойдя поближе. Коста хмыкнул и рукой так крестик вывалившийся из-за пазухи взад ему.

– Как же, наслышан! Вот те крест, да?

Как мы дали хохотаться, так и отпустило все потихонечку, да и стрельба закончилась уже. Парни молдаванские представились тоже, да со всем вежеством. Я сразу и смекнул, што хоть Коста и одет по-простецки, но человек он из уважаемых.