Без Веры…

Уделом большинства недоучек становится работа конторщиками, страховыми агентами, "бутербродными" репортёрами и так далее. Веком позже их назвали бы "офисным планктоном", но как по мне, это определение не было бы точным.

Недоучки эти, ставшие конторщиками и мелкими маклерами, живут всяко лучше представителей низших сословий, но грань эта подчас весьма тонка. А ещё им очень больно понимать, что шансы ты просрал сам… и видеть, как бывшие одноклассники делают карьеры, ворочают состояния или совершают научные открытия.

Экзаменов боятся, это настоящий жупел любого гимназиста или реалиста. Даже если он сам не понимает, каких перспектив лишается, небрежно относясь к учёбе… дома ему разъяснят.

Безо всякой оглядки на слезинку ребёнку и тем паче права. Нет пока у детей никаких прав! Нет!

Достаточно уверенно могу сказать, кого в классе бьют родители… а вернее – лупят! Бьют почти всех, да и мой папенька не брезгует приложить ручку. Нечасто, это да… зато всё больше оплеухами, а это особенно унизительно.

А вот бьют так, чтобы без малого до беспамятства, едва ли не четверть одноклассников. Не так, чтобы по любому поводу… хотя есть и такие. А вот за провал экзаменов достанется многим.

Притом лупят, пребывая в полной уверенности, что это во благо ребёнку. Чтоб "в люди вышел", так сказать…

А ещё – потому что гимназия, это очень, очень накладно! Полная плата за учёбу, без "дворянских" скидок, положенных также детям военных и чиновников вообще, это шестьдесят рубликов. Да форма, да… а если детей несколько?

Главы семейств жилы рвут, именьица закладывают и в долги залезают, а отпрыск, скотина неблагодарная, экзамены заваливает!

Математика у нас идёт последним экзаменом, и нервы к этому времени до предела истрёпаны. Даже отличники, знающие всю программу наизусть, потеют и нервничают до обмороков.

А я… а что я? Школа за плечами, да трижды в ВУЗы поступал и учился, к слову, вполне сносно! Хоть уровень знаний взять, хоть жизненный опыт, везде крепко. Но впрочем…

… не бравирую. Стою как и все, у стеночки. Вид постный, но не чрезмерно. Ровно настолько, чтобы мимикрировать под окружающую среду, но не увлечься самогипнозом и не накрутить самоё себя.

– Идут, идут… – зашелестели голоса, и мы выстроились вдоль стен в две шеренги, и даже (о чудо!) по росту. Выдрессировали на уроках гимнастики и военного дела.

– Здравствуйте… – вразнобой зашелестели мы, приветствуя экзаменационную комиссию, состоящую из трёх человек. Один из них наш "Фельдфебель", затем какой-то пузатенький плешивый господин из Министерства Народного Просвещения, и педагог из пятой гимназии – той, что в Гагаринском доме, на углу Молчановки и Поварской.

Это сравнительно недавнее нововведение, пару лет назад экзамены за четвёртый класс сдавали "камерно", педагогам собственной же гимназии. А потом, как водится, кому-то в сиятельную голову пришла несомненно благая мысль…

… но исполнители, как всегда, подкачали! Да-с! Несомненно, виноваты исполнители и только они.

Почему такое преимущество у математики, а не, скажем, русского языка, я в принципе могу понять. В последние несколько лет в гимназиях несколько усилили преподавание точных наук и взяли дело на контроль.

А точнее, усилили требования! Это, для тех кто понимает, существенная разница. Количество часов, отведённых математике, осталось тем же, и вместе с курсами физики, естествознания и математической географии, составляет 18 % учебного времени, а на древние языки – 41,5 %, вот так вот…

Комиссия вошла в класс, и швейцар захлопнул за ними дверь, встав этаким Святым Петром у врат и не отвечая ни на какие вопросы. Через несколько минут врата чистилища распахнулись и нас допустили в святая святых, пахнущее мастикой для паркета, табаком и одеколоном.

Проходя мимо восседающих за столом членов комиссии, невольно оробел даже я, что уж там говорить о моих одноклассниках! Этакие небожители, осознающие всю важность собственной миссии.

Рассаживал нас по партам Вениамин Дмитриевич, руководствуясь каким-то своими соображениями и что-то негромко объясняя прочим членам комиссии. Меня он усадил на первую парту, прямо перед собой.

– Математику он знает недурственно, – тихо пояснил он своё решение членам комиссии, – если посадить его на задние ряды, так непременно попробуют списать!

– Отличник? – поинтересовался пузатенький чиновник.

– Нет, что вы! – живо отозвался Вениамин Дмитриевич, – Учится недурственно, но и не более. Здоровьем слаб! А вот по моему предмету успевает изрядно.

– Похвально, – покивал пузатенький, и опустил банальнейшую сентенцию, – математика – царица наук!

"– А молодец наш Фельдфебель! – отметил я с уважением, – Вроде и суровый дядька, но ведь при всей своей любви к военщине и самодурстве – почти о каждом, хоть сколько-нибудь стоящем внимания, нашёл возможность сказать несколько слов! Сделал обстановку чуточку более неформальной, а это дорогого стоит."

Под роспись раздали проштампованные листочки под беловик и черновик, с разными вариантами, и разрешили приступить. Покосившись на Струкова, по воле Вениамина Дмитриевича доставшегося мне в соседи и сидящего с видом чучела суслика, вчитался в задания.

Сложного там для меня ничего нет, так что сразу же приступил к заданию, но как и положено – сперва на черновике. Я не торопился, проверяя всё и вся, но минут через десять задачи были решены, и я начал переносить их на чистовик.

– Я так понимаю… – педагог из пятой гимназии посмотрел на меня поверх очков, – вы уже готовы?

– Готов, Алексей Фаддеичь, – негромко отозвался я.

– Не вставай, не вставай! – замахал на меня руками пузатенький Василий Яковлевич, и я передал ему листочки, просто перегнувшись через парту. С минуту он смотрели на листы, наклонив головы друг к другу, да тихонечко переговариваясь.

– А ведь и верно, – заключил наконец Алексей Фаддеевич, вновь глядя на меня поверх очков, – Ну-с… к доске!

Гоняли меня недолго, зато залезли в программу пятого класса. Скрывать свой уровень знания я не стал, отвечая вполне уверенно.

– Да-с… – пузатенький чиновник откинулся назад, благосклонно вглядываясь в моё лицо, – определённо…

Он неуверенно покрутил пухлой рукой.

– … уровень! Я так полагаю, вам нравится математика?

– Да, Василий Яковлевич, – отвечаю негромко, но очень уверенно.

– Похвально, похвально… математиком хочешь быть? – задал он несколько каверзный вопрос.

– Инженером, Василий Яковлевич, – засмущался я, – высокую науку я не потяну!

– Похвально, – снова закивал чиновник, – приятно видеть, что молодёжь здраво оценивает свои силы! Так значит, инженером?

– Думаю в Горный институт поступать, – поделился я планами.

– Ну… – он переглянулся с коллегами.

– В точных науках он силён, – негромко порекомендовал меня Вениамин Дмитриевич.

– А… – Василий Яковлевич снова покрутил пухлой ручкой, – поведение?

– Похвальное, – уверенно сказал математик, – Учителям не дерзит, не задирист.

– Хм… с сомнением отозвался пузатенький чиновник.

– Не вовсе уж травоядный, – понял его Вениамин Дмитриевич, – просто смирный. Спокойный и добрый мальчик – если не переходить черту, разумеется.

… он подмигнул мне! Ей-ей, подмигнул! Что за чёрт…

Душно… по вискам стекают капли, спина и подмышки давно мокрые от пота, сознание временами уплывает куда-то в туманную даль.

"– Благодарим Тебе, Создателю, яко сподобил еси нас благодати Твоея, во еже внимати учению, – торжественно выводит священник, – Благослови наших начальников, родителей и учителей, ведущих нас к познанию блага, и подаждь нам силу и крепость к продолжению учения сего…"