Без Веры…

Но… интересовался. Не так чтобы фанател, но если натыкался на интересную краеведческую информацию под настроение – листал. А прилететь целенаправленно на экскурсию так и не удосужился за все годы. Хотя и время было, и возможность… просто не сложилось.

Пока я размышлял, подсознание уже решило и подсунуло мне старые-престарые фотографии Сухаревки. То есть тогда – старые, а сейчас их может и не быть ещё! А вдогонку – Гиляровского, с его интереснейшей книгой "Москва и москвичи", раскрывшейся в моём сознании аккурат на главе "Сухарёвка".

– Ну… – пока я обкатывал эту мысль, ноги сами понесли меня к Сретенскому бульвару. Шагалось легко и беззаботно – так, что я едва чувствовал под ногами брусчатку и чувствовал себя как переполненный гелием шарик.

Время ещё совсем раннее, так что на улицах преимущественно спешащий рабочий люд, разного рода приказчики и прислуга, торопящаяся поутру на рынок за свежими продуктами. Много позже появятся на улицах чиновники, затем в сопровождении нянек, гувернанток и бонн во всех парках и сквериках прорастут светлые панамки детей из "приличных семей".

Моих сверстников немного, и почти сплошь это деловитые курьеры и разносчики, но до меня никому нет дела. Одежда моя хотя и подходит под определение "приличной", всё ж таки заметно ношенная и не является исключительно дворянской привилегией.

Всё такое… насколько невнятное, я бы сказал. В такой уместно быть и мальчишке из дворянской семьи, и отпрыску выбившегося "в люди" мещанина, держащего собственную мастерскую аж с двумя наёмными работниками, или скажем – курьеру солидной газеты.

Единственное – для дворянина мой наряд приличен для шатания по улицам, с большим натягом проходя ценз "одеть в гости". А для мещанина из "выбившихся" это уже почти парадный костюмчик. Или даже без "почти".

С толпой я в итоге не сливаюсь, но и не выгляжу ярким пятном посреди серой массы. Но впрочем, это скорее состояние психологическое, так что я, как опытный турист, плевать хотел – какое я там впечатление произвожу на кухарок из окрестных домов, курьеров и приказчиков из мелких лавчонок.

Дошагав до Сретенского бульвара, поглазел на трамвайную линию и позвякивающие трамваи, распугивающие вставших на путях извозчиков и прохожих, обошёл два огромных (на это время) дома Страхового Общества "Россия", и далее шагал по Сретенке, уже не слишком отвлекаясь.

Магазины и всевозможные конторы ещё не открылись, и огромные стеклянные витрины там, где они есть, закрыты специальными щитами. Ещё нет и шести утра, так что и развлечений пока немного.

Возле Сухаревской башни собирается особый тип букинистов. Торгуют они в основном всякой ерундой, в основном подержанными учебниками и старыми рассыпающимися "путешествиями" с нехваткой страниц, справочниками по всякой всячине и мемуарами черт те каких деятелей, вспомнить которых сможет не всякий историк.

Но среди этой бумажной рухляди встречаются и настоящие жемчужины. То мелькнёт прижизненное издание Шекспира, то старопечатное Евангелие, а то и произведение, запрещённое цензурой и якобы сожжённое пожарными в металлической клетке лет этак тридцать назад.

Какими путями попадают к букинистам таки книги, догадаться несложно. Ветхие страницы почти всегда пропитаны слезами и горем, дымом пожарищ, а порой и кровью, но всегда почти – сильной нуждой.

Наговаривать на всех разом не стану, но в целом, букинисты Сухарёвки здесь берут не глубоким знанием предмета, а пройдошливостью и беспринципностью. Глядеть надо в оба, но при некотором понимании и внимательности, покупатель может приобрести за копейки подлинное сокровище.

Основная публика – студенты из небогатых, составляющие библиотеку мелкие купчики и коллекционеры разного рода. Есть подлинные знатоки и ценители, но больше всего, пожалуй, искателей "на грош пятаков".

Лично меня сложно назвать специалистом, но и вовсе уж профаном тоже нельзя. Так… серёдка на половинку.

Деньги я собой я не взял, даже не столько опасаясь карманников, сколько попросту не подумав. Ну… оно и к лучшему. Соблазнов вокруг много, а тратить средства на сколько угодно ценную книгу в моих обстоятельствах просто глупо.

Перепродать её, не имея знакомств в нужной среде, я вряд ли смогу, по крайней мере не скоро. Да и, хм… невместно. Не поймут. А собирать коллекцию в свете приближающейся Гражданской и вовсе…

– …прижизненное, изволите видеть, – убедительным фальцетом напирал сидящий на стопке перевязанных бечёвкой "народных" книжонок похожий на скопца букинист, пытаясь продать несколько солидно выглядящих томов сомневающемуся отпрыску купеческого семейства. В качестве доказательства желтоватый длинный ноготь торговца ёрзал по дате, указывающей восемнадцатый век.

Подделка очевидна любому, хоть сколько-нибудь думающему человеку, но… не моё дело. Ссориться вот так вот на ровном месте с сообществом букинистов из-за чужого человека не стану.

– … Толстой, – солидно кивал немолодой упитанный торговец, сняв с плеч мешок с книгами и показывая убедительно выглядящую обложку потенциальному покупателю.

Хмыкнув, я зарылся в развал ветхих книжонок на языках, не имеющих особого хождения в Российской Империи.

– Хлам… – тихо бормочу, аккуратно откладывая в сторону невесть как попавшую в Россию повестушку на итальянском о трепетной любви герцога к гувернантке, – Снова хлам.

– … да какой же это Толстой!? – взревел кто-то в нескольких метрах от меня! – Это вовсе даже справочник какой-то!

– Держите! – надрывая горло, орёт незадачливый покупатель, обнаруживший вместо ожидаемого классика только обложку с бумажным хламом внутри, – Да где же он!?

– Пачечник! – хихикнув, бросил один из букинистов соседу, и оба заухмылялись в бороды. Из разразившегося скандала стало понятно, что такие вот кунштюки один из нечистоплотных торговцев проделывает постоянно.

Покупая у старьевщиков разную бумажную ерунду, он засовывает её в качественные обложки и подсовывает покупателям "пачку", быстро растворяясь в толкучке. Доказать что-либо уже несколько минут спустя проблематично, и Пачечник промышляет таким образом десятилетиями.

Перебираясь от одного торговца к другому, роюсь в развалах. На меня, очевидно безденежного, косятся, но не гонят. Хоть и видно, что я не покупатель, но копаюсь в сторонке, в кучках неликвида.

В основном хлам, но встречаются и забавные вещицы. Не настолько, чтобы возжелать приобрести их для библиотеки, но…

– Забавное что-то попалось? – полюбопытствовал прилично одетый мужчина лет сорока, одетый очень просто, но с тем вкусом, который выдаёт хорошее воспитание и немалые финансовые возможности.

– Простите? – не сразу понял я, – А… да, забавно Прочитав вслух несколько строк, хихикаю.

– Простите? – отзеркалил мужчина, – Это случаем не итальянский? Слышатся знакомые корни, но признаться, я изрядно подзабыл латынь со времён гимназии.

– Итальянский, – зажав страницы пальцами, подтверждаю, не переставая улыбаться, и пересказываю ещё раз, уже на русском.

– Действительно забавно, – улыбается он очень искренне и симпатично, – А вы, молодой человек…

– Алексей, – представляюсь я, – Алексей Юрьевич Пыжов, потомственный дворянин.

Сословную принадлежность упоминать при всяком знакомстве не принято, но в такой вот ситуации, когда тебя, мальчишку, спрашивает очевидно не самый простой человек, очень желательно. В сословном обществе такие вещи важны, а то бывают… коллизии.

С дворянином, пусть даже и сто раз мальчишкой, должно разговаривать на "Вы" и держать в уме, что меня нельзя, к примеру, ухватить за ухо или послать с гривенником купить газету у мальчишки-разносчика. Не думаю, что этот смешливый господин взялся бы сходу хамить мне, но… папенька по части этикета выдрессировал нас жёстко. Само порой вылезает.

– Тартаринов Евгений Ильич, – представился он, шутливо прикладывая два пальца к полам летней шляпы, – также потомственный дворянин, литератор и драматург.

– Рад знакомству, Евгений Ильич, – важно киваю я, приятно польщённый знакомством. Писатель и драматург он не из последних, хотя и не звезда первой величины. Да и в газетах нередко выходят недурственные статьи, подписанные как "Тартаринов Е. И."

– Так что, Алексей Юрьевич, вы настолько хорошо владеете итальянским? – осведомился он.

– Итальянским, – киваю уверенно, – а также испанским и английским, ну и разумеется – весь языковой набор, полагающийся ученику гимназии, только что многим лучше.

Вообще-то больше… но как залегендировать знание эускара[22 - Баскский (/b ? s k, b ?? s k/; euskara, [euska?a]) – язык, на котором говорят баски и другие жители Страны Басков, региона, расположенного на самых западных Пиренеях в прилегающих частях северной Испании и юго-западной Франции.] или датского, я пока не знаю.

– Однако… – озадачился он, приподняв лёгкой тросточкой полу шляпы и глядя меня совершенно иначе, – а следовать правилам, нося гимназическую форму…

– Простите, Алексей Юрьевич, – спохватился он, – это не моё дело.

– Ничего страшного, – улыбаюсь я, – и да, просто Алексей!

– Договорились, – он очень серьёзно протянул мне руку и мы обменялись торжественным, каким-то очень посольским рукопожатием.

– А насчёт формы… – я снова улыбаюсь, – несколько дней, как я числюсь экстерном!

– Ах вот оно что! – засмеялся Тартаринов, – Мне стоит вас поздравить?

– Пожалуй, – засмеялся я, и мы замечательно разговорились. Роясь вместе в отвалах с иностранными книжками, я нашёл несколько интересных изданий, и Тартаринов, как бы от скуки, купил их замечательно задёшево.

– Приятелям подарю, – сказал он мне приязненно, помещая перевязанный бечевой пакет подмышку, – есть среди них коллекционеры, им подобные вещички должны понравится. Благодарю, Алексей!