Детство

– Это вам такую глупость посоветовал? – Удивился тот, уставившись на меня через круглые стёкла очков.

– Владимир Алексеевич Гиляровский, – Отвечаю не без вызова.

– Лично не знаком, но наслышан. Не мог он такую глупость сказать, это ни в один тухес не лезет!

– Хм… – Отставляю фигуру, которую было тронул, – Не советовал, вы правы. Рассказывал о Крыме, да так знаете ли… вкусно!

– Вкусно? – Аптекарь пожевал губами, – Надо будет запомнить. А Крым…

Он задумался, подбирая аргументы.

– …понимаете, Егор… Такому человеку, как Гиляровский, везде будет хорошо, даже когда другим от его хорошо станет немножечко плохо. Авантюрный характер в сочетании с недурственным интеллектом и пудовыми кулаками – это, я вам скажу, аргумент!

– Вы же, – Он окинул меня взглядом поверх очков, – при всём уважении, пока ещё мальчик, да ещё и без паспорта. То есть Ялта и Ливадия для вас закрыты, это понятно.

– Поче… а! Царские особы, двор и изобилие жандармов и секретных агентов!

– Севастополь…

– База российского флота на Чёрном Море, – Поникая духом, продолжаю я, – то есть военные патрули и всё те же жандармы и секретные агенты. О-ох… а в посёлок поменьше? Можно даже поодаль, в сам посёлок только за хлебом иногда заходить!

– Егор, – Лев Лазаревич снял очки и принялся их раздражённо протирать, – вчера вы заходили ко мне вдвоём со своим лучшим другом. Александр Чиж, я правильно помню? Я знаю, шо у вас характер по диагонали, но вы должны понимать, шо ваши хотения не всегда совпадают с вашими возможностями!

– Два, – Он нацепил очки на нос и резко подвинул ко мне лицо, от чево завитые пейсы резком мотнулись вперёд, – Два юных красивых мальчика в безлюдных местах. Это, я вас прямо скажу, может стать искушением! Ливадия, она вроде как и рай, но вот вокруг, поверьте, местами так даже наоборот! Турция, молодой человек, рядышком!

– А там, – Он сделал движение двумя пальцами у моево паха, которые я не сразу понял, а потом чуть назад не сиганул! – Именно, молодой человек, именно! Совсем даже недавно, в Крымскую войну, татары открыто помогали интервентам, и скажу я вам, не гнушались и людоловством! Так что…

Аптекарь развёл руками, ехидно глядя на меня.

– Нет желания узнать тайны гарема изнутри? – Голос ево сочился патокой.

– Не-е!

– Тогда, – Он поднял палец вверх.

– Тогда, – Повторяю за ним.

– Одесса! – Важно сказал Лев Лазаревич, – Мёд и мёд не обещаю, но меня-таки знают в некоторых кругах этой славной жемчужины у моря, так что приют и некоторую защиту я могу вам гарантировать. Интересует?

– М-м… Пожалуй!

Из аптеки я выходил с огромной благодарностью етому замечательному человеку, списком ево многочисленных родственников и знакомых, и ощущением где-то глубоко внутри, шо меня где-то как-то намахали.

Глава 45

Выскочив почти с Хитрова рынка, решаю вернуться назад и скинуть пиджак, а то дюже жарко, прям на глаза распогодилось. Перед самой дверью споткнулся о развязавшийся шнурок и вынужденно присел, завязывая его и чертыхаясь себе под нос.

– …вы хоть запрос-то отправляли, Аркадий Алексеевич? – Слышу сквозь закрытую дверь.

– Ну… нет пока, но непременно, да-с!

– Не надоело мальчонку за нос водить?

– А вам, господин Милюта-Ямпольский? – Желчно отозвался судья.

– Туше!

– Я, Максим Сергеевич, – Успокаиваясь пробурчал Живинский, – надеюсь не один год доить нашего юного друга. Да и вы, полагаю, не горите желанием отдавать многочисленные долги?

Я весь обратился в слух, смаргивая невольно выступившие слёзы. Некоторое время они молчали, потом раздалось звяканье стекла, и Максим Сергеевич подвёл итог разговора:

– Оскотинели мы преизрядно, нда-с… Ну, ваше здоровье!

Если слышно ступая, вышел в задумчивости из флигеля и пошёл прочь, играя желваками. Настроение такое нехорошее, злое и… взрослое, што ли? Будто из прежней жизни выглянул ненадолго другой я, взрослый и немного злой.

– Тьфу!

Смахиваю рукой с лица брошенный порывом ветра клочок старой, пожелтевшей от времени газеты, сминая в кулаке. Статья о коронации нашево царя батюшки, будь он неладен.

– С-сука…

Накатывает порыв злобы. Он тогда… плясать пошёл! С-сука… после Ходынки… ненавижу! Дружки мои из-за нево… народищу… а он плясать во французское посольство… ненавижу! Царя! Царицу! Царёнышей!

С трудом превеликим укротив ярость на царя, власти вообще, соседей по комнате и свою нелепую жизнь, пошёл шататься по улицам, штоб совсем, значица, остыть. А то не дай Боже, попадётся кто под горячую руку! Чуть не два часа мотылялся, а тут встал на тротуаре перед редакционным зданием «Русских Ведомостей», што в Большом Чернышевском переулке, да и размышляю. Мысли после недавней вспышки тяжко идут, медленно.

– Вы сюда, молодой человек? – Вежливо поинтересовался упитанный молодой господин, едва ли вышедший из гимназического возраста.

– А? Да… к Владимиру Алексеевичу.

– Как вас представить?

– Голым на корове с цветами в руках! – Вырывается ёрническое, откуда-то из прошлой жизни, – Гхм… простите, сударь. Очень уж тяжёлую информацию недавно узнал.

– Н-да, – Крутит тот головой, – Узнаю знакомцев Владимира Алексеевича. И всё же?

– Скажите пожалуйста, што Егор из Сандунов просит о встрече.

Несколько минут спустя показался Гиляровский, тут же махнувший рукой швейцару и втянувший меня в вестибюль.

– Слышал уже, – Загрохотал он, подымаясь по ступенькам наверх, – Серёженька обиделся немного, но всё же оценил ваше едкое чувство юмора.

– Передайте ему мои…

– Пустое! – Махнул тот рукой, обрывая фразу, – Настоящие репортёры на такие вот перлы не обижаются! Вот увидите, он ещё блеснёт вашей остротой! Вы как, не против?

– Дарю!

– Вот и славно! Серёженька! – Замахал он рукой, – Молодой человек искренне извиняется и дарит вам эту остроту, цените!