Рикошет

Теперь деньги. Ага, тут не так и плохо: Брончину назначили пособие, жил он скромно, и у него скопилась небольшая сумма помимо похоронной. Её он завещал общественной ветеринарной лечебнице, в которой и сам работал волонтёром последние месяцы. Придется лечебнице подождать, поскольку Брончин числится живым, а живому деньги нужны.

Деньги были на карточке, безналичный расчёт, столь распространённый у атлантидов, дошел и сюда. К карточке полагался пароль. Где может держать пароль человек, два раза в неделю страдающий эпилептическим припадком?

Искал я недолго: в популярной медэнциклопедии на странице «эпилепсия» нашел четырехзначное число. Вероятно, оно и есть пароль.

Интересовался Брончин всем понемножку: в квартире я нашел около полусотни книг. Из беллетристики лишь «Война и мир» и томик Лермонтова. Дюжина книг по истории – от «Наполеона» Тарле до неизвестных мне авторов. Толстая книга «Самоучитель работы на компьютере» – это, как я понял, о небольшой ЭВМ, что стояла на письменном столе. Экономика, социология, философия, такой вот набор. Больше других мне глянулась «Современная история от Владимира Ильича до Владимира Владимировича».

Её я и начал читать. Читаю я быстро. Даже сейчас, когда доводка тела и мозга прошла лишь предварительную ступень, пятисотстраничную книгу я одолел за час. Одолел – значит, могу сдать по ней экзамен самому придирчивому профессору, если такой вдруг объявится.

Но она, книга, меня ошеломила ещё более, нежели вид Останкинской вышки над городом.

Значит, так. Россия этого мира – второстепенная страна. Потеряла большую часть и населения, и территорий. Без войн, без катастроф, а так… как бы случайно. Собрались и решили, хватит быть впереди планеты всей, время стать прахом. И сейчас страна пытается копировать мир атлантидов, и, как всякий второсортный копиист, копирует не суть, а признаки.

Но это полдела. Мир сдвинулся задолго до этого. Трудно, просто невозможно представить, но сейчас, в две тысячи пятнадцатом году, нет ни лунных городов, ни марсианских колоний, ни поселений на спутниках Больших Планет! Люди по-прежнему летают и летают вокруг Земли, летают десятилетиями – как слепая цирковая лошадь, только и умеющая скакать по арене. Всё те же химические двигатели, водород плюс кислород, а то и гептил плюс амил. Ядерные, волновые, гравитационные двигатели – либо в теории, либо их вовсе не знают. И бесчисленные мобили, заполонившие улицы, используют двигатель внутреннего сгорания или, в лучшем случае, дизель. Улучшения были достигнуты преимущественно в первой половине прошлого века, далее эстафету перехватили модники: желтый кузов или фиолетовый, угловатый или покатый. Нет, какие-то улучшения появлялись, но это были улучшения внутри системы. На два процента экономии каучука, на полтора – краски.

Еще печальнее дело обстояло со здоровьем. Биологической революции не случилось. Эндобиология неведома. Человек здесь живет восемьдесят, хорошо – девяносто лет, а в России так и шестьдесят, и то с помощью статистики. От рака по-прежнему умирают, а зубы лечат сверлением и пломбировкой. Об управляемой перестройке организма не ведают. И так куда ни кинь.

Где-то, когда-то этот мир свернул на тропу, ведущую в болотце. Куда, похоже, и пришел. Где и когда – с налета, по одной книжке не скажешь. Взять хоть космос: у нас первый полет состоялся в шестидесятом, летел Неделин. Здесь – в шестьдесят первом, Гагарин. На Луну у нас первым высадился как раз Гагарин, в шестьдесят пятом. Здесь первенствовали атлантиды, Армстронг и Олдрин в шестьдесят девятом. На Марсе уже на корабле с ядерным двигателем первыми побывал экипаж Титова в семьдесят первом. Здесь же дальше Луны вообще не летали, да и на Луну летать перестали очень быстро.

Или вот: в этом мире война с Германией длилась не четыре месяца, а четыре года. И не было ноябрьского, сорок пятого года, пленума партии, на котором Сталин подал в отставку с тем, чтобы остаток жизни провести в безвестном селении. Не в этом ли причина? Или вот близкое мне: открытие Арденне и Лысенко о возможности управляемой перестройки организма в этом мире не в сорок четвертом году случилось, а, похоже, осталось неведомым!

Хотя я понимал: книга не абсолютная истина. Что-то могли исказить намеренно, что-то случайно, а, главное, девяносто девять целых процента, да к ним ещё девятьсот девяносто девять тысячных остались за пределами книги просто в силу того, что нельзя объять необъятное. К тому же никто ни в моём мире, то есть мире эндобиолога Артёма Краснова, ни в мире офицера-инвалида Виктора Брончина государственную тайну не отменял. Возможно, и летают на Марс, да держат в секрете. Почему? Не знаю. А вот эндобиологию могут хранить под спудом ради шкурных интересов. При определённом уровне общественных отношений очень весело жить по сто пятьдесят лет без серьёзных болезней, когда остальные едва доживают до шестидесяти. Далеко и ходить не нужно, пример вот он, из этого мира: в Норвегии живут на двадцать лет дольше, если не на двадцать пять, однако никто в набат не бьёт и догнать и перегнать Норвегию по продолжительности жизни не пытается. Власть приучила народ довольствоваться малым. Но всё же, всё же… У эндобиологического регулирования есть и другая сторона: заметно больший расход пищи. Я за три дня эндостроительства израсходовал двухнедельную норму еды среднестатистического аутсайдера. Да и потом, то одно, то другое, один любит бегать кроссы, другой лазить по горам, – и вместо двух, двух с половиной тысяч килокалорий тратятся восемь – и это в среднем. Во время похода среднего уровня много больше, ведь это так здоров – неутомимо идти час за часом, соревнуясь с волками. А этот мир и так живет впроголодь. Эрзац-продукты, колбаса из свиной щетины, сыр из пальмового масла… Эндобиология и из соевого творога извлёчет необходимое, но соевого творога понадобится куда больше, нежели натурального. А на планете Виктора Брончина живут семь миллиардов человек, а не три с половиной, как на моей. Вот и решай, давать ли людям эндобиологию? Вдруг каждый станет чудищем, беовульфом, готовым биться за пропитание до последней капли крови, своей, а лучше чужой? Или оставить ее, эндобиологию, для избранных?

Конечно, развиваясь келейно, эндобилогия будет отставать, но от кого отставать? От мира Артема Краснова? О чём не знаю, то не болит.

Внутренний наблюдатель никакого отставания не заметит, разве что удивится: как это вожди, при всех нагрузках и излишествах умудряются жить куда дольше, чем ведущий простую, здоровую жизнь, народ?

Ладно. Это теории. Что делать на практике? Делать-то что?

Вернуться в свой мир? Не вижу пути. Вопросами перемещения, похоже, здесь не занимаются. Во всяком случае, на достойном упоминания уровне. А если бы и занимались?

Ведь меня забросило сюда по причине, мне неизвестной. Что вызвало рикошет? Случайная сверхчастица из далекой галактики оказалась в неподходящее время в неподходящем месте? Миллион предположений, и ни одно гроша ломаного не стоит, поскольку в процессе перемещения я не творец, а подопытный. Спросите собачку Чернушку, первой облетевшую Луну, в чём причина того, что космоплан сел не на штатный космодром в Сальске, а на запасной, воронежский. Сосиски в Воронеже вкуснее, решит Чернушка.

Я та же Чернушка. Только собачку встретили знающие люди, извлекли из аппарата, накормили, напоили, а мне приходится всё самому.

Вот и сейчас я сам должен идти в магазин. Оделся перед зеркалом. В процессе перестройки из размеров старался не выходить, разве удлинил ноги на пару сантиметров и руки на столько же. Лицо сделал чуть более классическим – но не настолько, чтобы нельзя было узнать по паспорту. Мускулатуру особо не наращивал, скорее, сделал ее более функциональной. Не новые мышцы придумал, разумеется, а прежние перестроил, теперь они способны к действию в форсированных режимах. И костяк кое-где поправил, а то болезни дались Виктору Брончину нелегко. В целом против прежнего прибавил три сантиметра. Если не вглядываться, не очень и заметно. А если вглядываться – осанку исправил и обувь обновил, каблук потолще взял.

Основная перестройка – она внутри.

По лестнице спустился бегом. Опорно-двигательная система работает без нареканий. Быстрым шагом пересек двор. Никто не позвал, да куда особенно звать, если дождь? Быстрым же шагом дошел до распределителя, гипермаркета по-местному. Купил необходимое, двенадцать килограммов. Быстро вернулся назад. По лестнице не бежал, но шёл быстро.

А дверь-то и открыта. Кто-то побывал незваным. Или до сей поры незваным пребывает.

Я вошел, положил сумки на пол.

– А, жилец явился! Ты заходи, заходи, не стесняйся – послышалось из комнаты. Говорили громко, уверенно.

Я и зашел.

В комнате находились трое. Один постарше, лет пятидесяти, и двое помоложе, двадцать пять и тридцать лет. Те, кто помоложе – крепкие, с виду неприятные. А постарше улыбался, как любимому племяннику.

– Не узнаешь?

– Простите, нет.

– Да и не должен, ты ж меня не видел. Я хозяин этой квартиры.

– Очень приятно, а вошли-то вы как? Замки-то я менял – я не знал точно, но, полагаю, такой дотошный человек, как Брончин, на время аренды замки бы сменил непременно.

– Да? А я и не заметил. Да разве теперь замки, слушай? Только название одно, а открываются одним ключом. Ты чего стоишь, садись!

Садиться было некуда. За письменным столом сидел назвавшийся хозяином квартиры, на втором стуле молодец постарше, а больше стульев в комнате не было, и потому молодой сидел на диване. Что ж, сразу ясно, кто в доме хозяин.

– Я постою… пока, – ответил я.

– Как хочешь. Мне говорили, ты болеешь, тяжело болеешь. Умирать, говорили, собрался.

– Я выздоровел.

– Выглядишь хорошо, – он с любопытством осмотрел меня. – А я забеспокоился. Нехорошо, если в квартире умирает кто-то, особенно посторонний.

– Я себе не посторонний.

– А мне? Вот я и испугался, понимаешь. Теперь вижу, ошибся. Сразу, знаешь, легче на душе.

– Рад за вас.

– Ты за себя радуйся. Я тебе жилье нашел.

– У меня есть жилье.

– Было, – поправил он меня. – Сейчас я его продаю. Деньги нужны. А покупатель капризный, сразу въехать хочет, пожить, а уж потом платить. Капризный, но хорошую цену даёт. И потому тебе придется выехать раньше времени. Да что раньше, ерунда, у тебя месяц остался по договору.

– Сорок три дня – уточнил я.

– Вот видишь! – обрадовался хозяин. – Ты уже волнуешься, дни считаешь, разве это жизнь? А я тебе место нашел – лучше не бываешь. У человека дом есть, так ты в этом доме жить будешь. Ничего платить не нужно, только за домом присматривать и кое-какую работёнку выполнять.

– И где этот дом?

– Замечательное место! Заповедник! Там посёлок организовался, небольшой. Люди не то, чтобы очень богатые, но и не бедные. У того человека будешь жить даром, а подрядишься еще два дома обихаживать – вот тебе и деньги!

– А где заповедник?

– Да рядом совсем, под Заокском.

– Тульская область?

– Ну видишь, какое здоровье хорошее! Все голова помнит!