Опавшие листья

(после доктора, «процесс в корковом веществе идет»).

* * *

Ошибочный диагноз Бехтерева в 1898 году все погубил (или невнимательный? или «успокоительный»?). Но как можно было предположить невнимательность после моего длинного письма, на которое последовало разрешение «аудиенции у знаменитости».

Как мог я и мама не поверить и не успокоиться? Академик 1-й авторитет в России по нервным и мозговым болезням.

Он сказал (о диагнозе Анфимова, – профессора в Харькове, который я ему изложил в письме): «Уверяю вас, что у нее этого нет!» (твердо, твердо! и – радостно). «Проф. Анфимов не применил к ней этого новейшего приема исследования коленных рефлексов, состоящего в том, чтобы далеко назад отвести локти и связать их, и уже тогда стукать молоточком по колену» (сухожильные рефлексы, определяющие целость или идущий процесс разрушения в нервной ткани).

Ничего не понимая в этом, мы из чрезмерного, смертельного испуга, при котором у обоих «ноги подкосились» (t., cev., sp., по Анфимову), перешли к неудержимой радости.

«Из смерти выскочишь», конечно, как безумным. Именно Анфимовой болезни и не было у нее, как разъяснил Карпинский, и Анфимов ошибся в диагнозе, болезнь была совершенно лечимаяи относительно излечимая (но, конечно, без запаздывания).

Восторг, что Бехтерев, 1-й авторитет, отверг, был неописуем. (Анфимов и сказал, в 1898-м году, что «вернувшись в Петербург» – с Кавказа, – «покажите светилам тамошним, прежде всего Бехтереву, и проверьте мой диагноз».)

И потому мы уже предупреждали других врачей: «Бехтерев сказал, что – ничего», что «это врожденная аномалия, что зрачки в глазах неравномерны».

И Наук 5 лет пичкал бромом и камфарой, все «успокаивал нервы» человеку, у которого шел разрушительный медленный процесс в ткани нервной системы. «Обратите внимание на головные боли, – говорил я. – Всегда ночью, всегда боль (давление) в темени». Он пропускал молчанием, выслушав. И то, что он слышал, и то, что молчал и не расспрашивал (не вцепливался в явление), успокоило меня, заставив все отнести (к «постоянной причине») к малокровию (всего тела, и след, головы), о коем у нее давно сказали все врачи (с 1-го ребенка, когда не могла кормить, – не было молока).

Но теперь и «не было молока» разъяснилось.

И все повернул Карпинский: – «Да позвольте! Бехтерев или не Бехтерев сказал, но если исчезли эти и иге рефлексы (зрачка и сухожилий), то, значит, разрушены мозговые центры, откуда выходят эти движущие (заведующие сокращением) нервы. Значит, их – нет! и болезнь – есть; и, значит, надо только искать: отчего это произошло?»

Как по железной линейке провел пером. И диагноз Бехтерева пал, и все открылось.

«Не было бы ни раннего склероза артерий, если бы своевременно лечить, ни перерождения сердечных клапанов, ни – в зависимости от этого – удара» (Карпинский).

Все было бы спасено. Теперь все поздно.

«Проверим лечением», – сказал Карпинский. И едва было начато специфическое лечение, как по всем частям началось улучшение: давление в груди (аорта) исчезло, головные боли пропали, выделения кр. стали в норму, чего не могли добиться все гинекологи (тоже мастера, – не посмотрели в зрачки).

Но это уж «кое-что», что мы стали поспешно хватать. Испорчено сердце, испорчены жилы.

Зрачки же, по ясности и неколебимости как симптома, есть то же самое в медицине, что в науке географии есть «Лондон в Англии»: и этого «Лондона в Англии» не знали Мержеевский (в Аренсбурге), Наук, Розенблюм (в Луге) и еще другие.

Когда я говорил о болезни А.А. Столыпину, он спросил:

– Кто у вас доктор (постоянный)?

– Наук.

– И держитесь его.

Действительно, он имел массу практики в Петербурге. Эти твердые слова Столыпина так на меня повлияли.

Мой совет читателям: проверять врача по книгам. Потому что они «не знают часто Лондона». Эта дикая ошибка Анфимова, Бехтерева и Наука погубила на 15 лет нашу жизнь, отняв мать у детей, и «столп дома» – у дома.

* * *

…………………………………………………………………….

– Ну, что же, придет и вам старость, и так же будете одиноки.

Неинтересны и одиноки.

И издадите стон, и никто не услышит.

И постучите клюкой в чужую дверь, и дверь вам не откроется.

(колесо судеб; поколения).

* * *

Да они славные. Но всё лежат.

(вообще русские).

* * *

Государство ломает кости тому, кто перед ним не сгибается или не встречает его с любовью, как невеста жениха.

Государство есть сила. Это – его главное.

Поэтому единственная порочность государства – это его слабость «Слабое государство» – contradictio in adjecto[21 - Противоречие в определении (лат.).]. Поэтому «слабое государство» не есть уже государство, а просто «нет».

(прислонясь к стене дома на Надеждинскои).

* * *

До 17-ти лет она проходила Крестовые походы, потом у них разбирали в классе «Чайльд Гарольда» Байрона.

С 17-ти лет она поступила в 11-е почтовое отделение и записывает заказную корреспонденцию. Кладет печати и выдает квитанции.

(к истории русской революции).

* * *

В энтузиазме:

– Если бросить бомбу в русский климат, то, конечно, он станет как на южном берегу Крыма!

Городовой:

– Полноте, барышня: климат не переменится, пока не прикажет начальство.

(наша революция).

* * *