Нулевые. Затишье перед катастрофой

– Вылезай. Нас уже ждут пацаны на производстве.

Выйдя из машины, Михаил обнаружил себя в реальности мрачного промышленного пригорода. Вокруг него серые панельные строения сочетались с ветхими домишками, а где-то вдалеке проглядывались те самые брошенные ссохшиеся дома. Возглавлял этот архитектурный ландшафт завод, построенный в стиле раннего застоя. В одном глянцевом журнале Власов прочитал, что такой стиль принято называть “постапокалиптический совок”. Серая унылая погода добавляла колорита этой картине.

– Вот она – рожа настоящей России, – подумал Власов.

– Пошли, хватит таращиться, – сказал Зайцев.

У проходной Михаила встречала местная молодежь. Пацан в спортивном костюме и его приятель в потёртых джинсах и черной кожаной куртке распивали дешевое крепкое пиво. Какой-то бритый чувак слушал прошлогодний танцевальный хит через громкие динамики мобильного телефона. Ребята отвлеклись на Михаила и одновременно посмотрели на него с лютой дичайшей классовой ненавистью голодного пролетариата.

– Как бы у них под рукой не оказалось булыжников, – думал Власов.

Через проходную их провёл средних лет мужчина. На нем были видавшие виды коричневые штаны, вязаный свитер, на который был наброшен засаленный ватник. С виду он был похож на слесаря дядю Васю с глубоким стажем. Мужчина поздоровался с Зайцевым.

– Вот, Миша, знакомься. Это Павел Петрович, – сказал Зайцев.

– А это, стало быть, ваш партнёр, – Павел Петрович оглядел Власова взглядом, в котором была не ненависть, но презрение.

– Михаил Власов, – они пожали руки. В рукопожатии Павла Петровича чувствовалось армейское прошлое.

– Ну что, орлы, сейчас вам всё здесь показывать буду, – сказал Павел Петрович.

– Здесь мало того на что можно смотреть. Всё и так видно, – подумал Власов.

Павел Петрович начал свою экскурсию с осмотра производственных цехов и рассказа о трагической судьбе завода. Второй Бронетанковый Завод имени Петренко был построен в эпоху позднего Хрущёва. До развала Союза на нем изготовляли танки. Во времена ранней демократии завод приватизировала организованная группировка выходцев из Чечни и переоборудовала производство танков в производство презервативов для нужд дорогих россиян. К началу нулевых годов половина трудоспособного населения города уже успела иммигрировать в Петербург, а другая половина успела спиться или сколоться. Так что на заводе работало то, что осталось. В конце концов, местные власти решили развернуть на месте неконкурентоспособного производства рынок стройматериалов.

Цеха не произвели особого впечатления на Власова. Всё оборудование в лучшем случае начинало свою историю из позднего застоя. Цеха, где раньше делали презервативы, были вообще лишены оборудования, так как его давно продали. Власов с трудом верил, что в этих цехах когда-то изготовляли танки и даже презервативы. Только образы людей оставили след в сознании Михаила. Это были непонятные черные силуэты в ватниках, дешевых китайских куртках или в прокуренных кожаных куртках. В сознании Михаила сразу же возникли орки из фильма “Властелин Колец”. И он захотел вспомнить какой-то хороший экономический отрывок из Черновика.

“ …. Доминирование США на мировой арене, по сути, обеспечивается благодаря развитой рыночной немонополизированной экономике. Американцы взращивали своё экономическое благосостояние, создавая условия для его появления. Они создали устойчивую политическую систему с реальным разделением властей, судебную и правоохранительную систему. Но главным фактором удержания первенства американской экономики в новое время было создание “экономики инноваций”. Она зародилась в технопарках, где был впервые реализован основной принцип инновационной экономики – “идеи встречают бизнес”. По сути это были площадки, где предприниматель и ученый сливались в экономическом экстазе…..”

– Цеха мы переоборудуем. Ваших парней мы обучим за свой счет. В самом процессе нет ничего сложного. Чистый конвейер, – начал Зайцев.

– Финны накручивают за сборку, но это же не повод поручать её вот этому всему, – подумал Власов.

– Это плохая идея, Лёня. Не думаю, что на этом ожившем кошмаре Брежнева можно что-то производить. Да и эти люди совсем не вписались в рынок. Они не знают, как работать с нашим оборудованием и вообще всё украдут или поломают. Лёня, о чем ты вообще думал? – растерянно произнёс Власов.

– О стране. Если мы людям работу не дадим, они же подохнут. Да и Паша – бывший афганец, он бабки наши в обиду не даст, – сказал Зайцев.

– Понятно. Можно такой вопрос, а как у вас с кадрами обстоят дела? Вот на проходной я видел каких-то молодых парней. Судя по их внешнему виду, они остро нуждались в работе. И вот в цехах у вас что-то совсем молодёжи нету. Что такое? Распугали всех низкой зарплатой? – с циничной ухмылкой произнёс Власов.

– Молодежи, – презрение во взгляде Павла Петровича сменилось ненавистью. – Нахрена мне твоя молодежь?! Они ничего делать не умеют и главное не хотят! У меня вон есть Сергей Палыч, он на этом заводе всю жизнь проработал, стахановец. Семьдесят два года мужику и он умудряется ещё учить восемь человек. Вот что значит советский человек! А ты падла, ты даже его мизинца не стоишь!

– На руке или на ноге? А тем ребятам, им по сколько лет? По шестьдесят? – съязвил Власов.

– Так, успокойтесь. Миша, ты патриот? – спросил Зайцев.

– Всё равно, Лёня, если ты даже и купишь долю в этом гадюшнике, это не изменит общую трагедию русской души, – сказал Михаил.

– Тогда, Паша, мы готовы приступить к юридическим формальностям, – сказал Зайцев.

Обретение национальной идеи.

В стельку пьяный Власов лежал на кровати в элитной четырехкомнатной квартире. Он недавно купил эту квартиру, как и Мерседес в недешевой комплектации. Власов думал, что теперь-то он точно счастлив, но пустота оставалась, а значит и алкоголизм. Он точно не знал, кто довез его домой после обмывания сделки с заводом. Это мог быть его водитель, хотя это вполне могла быть секретарша.

Ему снился странный сон. Власов снова оказался в цехах Второго Бронетанкового Завода имени Петренко. Теперь тут была непривычная атмосфера кипучей работы. Рабочие собирали танки и бронемашины. Они были словно сошедшие с советских агитационных плакатов. Власов ушел вглубь цехов. Красивые и сильные рабочие в сверкающих касках строили челнок Буран. Повсюду висели яркие плакаты.

КОММУНИЗМ ЭТО МОЛОДОСТЬ МИРА И ЕГО ВОЗВОДИТЬ МОЛОДЫМ

– Сейчас на такое уже совсем никто не клюнет, – подумал Власов.

Работа бурлила, в трудовом порыве рабочие не обращали внимания на Власова. Они проходили сквозь него. И даже его костюм от Армани не привлекал их внимание. Для них Власов был словно бесплотный призрак капитализма. Михаил был заворожен тем, как рабочие устанавливают на Буран защитную обшивку. И вот челнок обрастал ей, словно чешуей, словно Буран готовился к какой-то большой битве. Власов гнал от себя мысли о том, что сейчас эту обшивку почти всю растащили на сувениры, а сам Буран гниет непонятно где. Вдруг Власов услышал женский плач. Он огляделся, рабочие упорно трудились над Бураном. Плач доносился из соседнего цеха. Власов направился туда и не заметил, как изменилась обстановка.

Власов очутился в огромном ангаре с прогнившей крышей. Под его ногами был потрескавшийся асфальт, из которого пробивалась редкая трава. Вокруг Михаила в два ряда стояли танки. Т-64А, Т-72, Т-80 и вроде бы Т-90. Танки были в ужасно плохом состоянии. Ржавые, прогнившие, с оторванными башнями и с кривыми дулами. Они напоминали кладбище брошенной прожженной радиацией чернобыльской техники. Михаил услышал женский голос, похожий на громкий шёпот. Власов испугался, он побежал со всех ног. Ржавые танки мелькали вокруг него, он бежал всё быстрее и тут он опять услышал женский плач. От страха Михаил зажмурился, ему хотелось проснуться, но он не смог этого сделать.

Когда он нашел в себе силы открыть глаза, то очутился на болоте. Вокруг него были всё те же танки, только теперь они загнивали в трясинах. Он слышал, как женский голос напевал приставучую однотипную мелодию. Власов пытался проснуться сильным усилием воли, у него опять не получилось. Паника охватила его. Он бежал по болоту, пока не наткнулся на знакомый объект. Разбитый и ржавый с облупленной обшивкой Буран.

– Иди … ко мне, – говорила девушка.

– Нет, пожалуйста, нет. Я не хочу. НЕЕЕТ! – Михаил был в панике.

Власов очутился в центральном спортивном комплексе города Припять. Постапокалиптический совок чувствовался в каждой клеточке этого места. Этот покинутый людьми спортивный комплекс был готическим памятником советской техносферы. Власов узнал это место.

– Так. Тут где-то должен быть тот самый бассейн с собаками, – думал он.

Власов больше не слышал девушку. Ему нужно было найти этот бассейн. Михаил никогда не видел настолько разнообразный сон. Наконец-то он попал в раздевалку, облицованную белым кафелем. Место напоминало Михаилу о фильме “Пила”. Власов почувствовал, как что-то укололо ему в голову, все стены вокруг него стали зарастать красными древесными корнями. Власов сначала принял их за окровавленную плоть. Михаила охватил ужас, но обстановка внезапно нормализовалась. Власов медленно подходил к бассейну. Он надеялся, что так сможет найти выход из сна.

– Иди,– тихо прошептала девушка.

Михаил не обращал внимания на голос. Чем ближе он подходил к бассейну, тем спокойнее ему становилось. Тут он увидел кое-что странное. Со дна бассейна возвышалась огромная статуя Иосифа Виссарионовича Сталина. Покуривая трубку в любимом белом кителе, Сталин смотрел куда-то в пол. В его взгляде чувствовалась глубокая ненависть и презрение.

– Помоги мне, пожалуйста, – Власов снова услышал девушку.

От увиденного Власов впал в ступор. Возле статуи Сталина на четвереньках ползало существо женского пола. Её лицо закрывали длинные черные смоляные волосы. И из этих волос по всему бассейну растекалась черная жижа. На шеи девушки красовался металлический ошейник с увесистой красной цепью. Цепь брала своё начало из пролетарских сапог Сталина. На секунду отвлёкшись от собственного страха, Михаил даже посочувствовал девушке. Это было не самой лучшей участью. Проводить всё свое время, ползая на четвереньках у ног Иосифа Сталина.

– Освободи меня, – прошептала девушка.

К удивлению для себя Михаил смог отбросить страх. Он воспринял слова девушки как собственную волю. Власов спустился в бассейн, его лакированные туфли утонули в жиже. Михаил тронул жижу пальцем, понюхал, а затем попробовал на вкус. Это, несомненно, была нефть марки Urals. То самое национальное достояние. Власов подошел к статуе Сталина, крепко обхватил руками цепь и дёрнул что есть сил. Цепь порвалась, а статуя шлепнулась в нефтяную жижу. Странные вещи начали происходить. Нефть стала разъедать статую словно кислота. При этом сам вождь изменялся. Его лицо стало более округлым, вообще это уже был не Сталин, а какой-то другой человек с лицом похожим на мордашку гепарда и залысинами. Китель вождя подвергся окислению так, что теперь напоминал костюм от Бриони. Власов узнал этого человека. Статуя начала очень быстро растворятся в нефтяной жиже. За пару секунд от неё ничего не осталось.

– И это пройдёт, – тихо сказала девушка.

Девушка поднялась с колен, она была обнаженной и выпачканной в нефти. Власов никогда не видел настолько красивой девушки. Казалось, что всё в ней было ослепительно и идеально. Правда, её кожа была белой как молоко, а её глаза были абсолютно черными. Нефть сочилась из них словно слёзы дикой бесконечной тоски и скорби. Но Михаил всё равно ощущал в девушке безграничную прелесть. Он подошел к ней. Она прижалась к нему и обняла. Она была очень холодной, Власов понял, что девушка давно умерла. Но в её объятьях он чувствовал себя хорошо как никогда в жизни. Власов услышал телефонный звонок и проснулся.

– Так, всё. С этого дня надо бросать бухать вообще, – подумал он.

Михаил ответил на звонок. Заспанный голос секретарши объяснил Власову, что к ним в офис звонил Макаров и рекомендовал Михаилу сегодня явиться на какое-то сборище. Власов заволновался. К этому моменту Макаров уже успешно перебрался в мэрию, где продолжил вести дела на стыке городских властей, бизнеса и вездесущего чекистского крюка.

Михаил чувствовал во рту странный привкус. Ему нужно было привести себя в порядок. Видя своё отражение в зеркале в ванной, Михаил заметил на своих губах аномалию в виде следа от помады.

– Надо точно завязывать с бухлом, – думал Власов.