Нулевые. Затишье перед катастрофой

– Вот, – Власов задумался. – Сразу же, как я увидел Настю, у меня скрутило что-то в животе, я думал, что съел какую-то гадость, меня тошнило.

Родители засмеялись.

– Я еле сдерживался, мы разговорились. Сначала Настя вела себя скромно. Не помню, о чем мы говорили. Инициативу брал на себя Владик, но когда он удалился мастерить свой очередной экспонат, она вышла из скорлупы. Тогда я не мог поверить в то, что девушка с такой внешностью работает на заводе заместителем начальника цеха каких-то порошков, – Настя ткнула его ногой. – Я почувствовал дрожь, мне вдруг стало так холодно, я стал проглатывать слова. Настя подумала, что со мной что-то не так. Она хотела позвать Владика или вызвать мне врача пока до меня медленно доходило, что я влюбился в неё как школьник, – Михаил широко улыбнулся, обнял Настю и положил голову ей на плечо.

– Что-то ты слишком развеселился, Миша. Да. Всё так и было, – Анастасия виновато улыбнулась. – Тогда мы говорили о совести и правде.

– Именно, – подтвердил Власов. – Честно говоря, я не хотел вспоминать об этом. Я рассказывал Владику об Аниных изменах. Она там спала с одним мордоворотом….

– Что?! – удивилась Оксана.

– Миша, давай не будем об этом, – сказал Пётр. – Потом, ладно?

– И ты ничего не сделал, чтобы удержать её? – спросила Оксана.

– Так нафига она мне нужна, если не может контролировать одно место своё? – съехидничал Власов.

– Настя, расскажите лучше о себе, что мы всё о гадостях да, о гадостях, – Пётр сменил тему.

– О себе? – она задумалась. – Я выросла в детдоме, школу закончила с отличием, потом поступила в институт. Я училась на химика.

– Она училась на факультете, где в своё время учился Ходорковский, – пошутил Власов.

– Бедняжка, наверное, было трудно расти в детдоме? – перебила Оксана.

– У меня не было опыта другой жизни, так что я воспринимала всё как данность, – сказала Настя.

– В институте тебя уже преследовали кавалеры? – с интересом спросила Оксана.

– Нет, – вопрос показался Анастасии бестактным. Она бросила на мать Власова сверлящий взгляд. – Миша мой первый мужчина, – она старалась успокоиться. – Я окончила институт с красным дипломом. Распределили … устроилась работать на химкомбинат. Дослужилась до замначальника, пока не встретила Мишу. Миша настоял на моём увольнении.

– Расскажите, как вам удалось пробиться в начальники? Не женское дело это всё, – поинтересовался Пётр.

– Так, это, всё понятно, – начал Власов. – Она там была единственная в цеху, кто понимает по-русски среди копч… гостей из союзных республик солнечного юга.

Настя снова ткнула ногой Михаила.

– Не знаю, Миша. Анька мне нравилась больше. Она настоящая русская баба и подходит тебе по характеру гораздо лучше, чем эта сахарная королева. Очень жаль, что ты её упустил. А чем она сейчас занимается? – спросила Оксана.

– Не знаю. Колется и нюхает…, – недоговорил Власов.

– Как вы смеете мне так хамить! – Настя разозлилась. – Я вам не какая-нибудь кобыла! Если я вам не нравлюсь, то так и скажите!

– Ты мне не нравишься, – перебила Оксана. – Характер у тебя скверный и было бы лучше, чтобы ты, Миша, бросил эту выскочку и вернулся к Ане.

– И так всю жизнь. Если вспомнить, то из всех моих пассий ей нравилась только эта сука, – подумал Власов.

Анастасия встала и была уже готова взорваться от злости.

– Так, – Михаил широко улыбнулся матери. – Тут я решаю, с какой женщиной мне быть, а с какой не быть. Настя моя невеста и я люблю её! Не нужно мне своей старческой деменцией рушить мою личную жизнь.

– У тебя говно изо рта льется. Ты знаешь об этом? А вот Аня бы не дала тебе так со мной разговаривать! Она меня любила да и, – недоговорила Оксана.

– Пойду мыть рот с мылом, пока Анечка сидит в своей хате и ищет венку, чтобы уколоться. Благо она тощая и вены видно хорошо, – съехидничал Власов.

– Простите нас, пожалуйста, – тихо произнес Пётр.

Он шепнул своей жене что-то на ухо, они встали из-за стола и удалились.

– И ты прости меня, Миша. Я всё испортила.

– Всё нормально. Главное в том, что они не узнали о нас правду.

– Спасибо за то, что вступился за меня, хотя мог и промолчать.

– Не за что. Ты гораздо лучше, чем она.

– И чем же лучше учитывая то, сколько несчастья я тебе причинила?

– Ты не бросала меня на следующий день после согласия стать моей женой. А после не принимала активное участие в готовящемся на меня покушении.

Вернулся отец Власова. Он виновато оглядел Анастасию, взглянул на Михаила, погладил седеющую бороду и сел за стол.

– Простите нас ещё раз. Оксана связывала с Анной большие надежды. Ей казалось … теперь это уже не важно. Миша, расскажи мне подробней о вашей с ней размолвке.

Власов начал рассказ об отношениях с Анной. При этом он сдабривал его юмором и веселыми шутками в своём понимании.

– В какое же мы гадкое время живем, – начал Пётр. – Что случилось с женщиной?

– Не вижу ничего такого, – возразил Власов. – Она могла себе позволить поступать так и поступала. В конце концов, любой хочет быть сволочью. Втаптывать людей в грязь. Но не каждый может себе этого позволить. Слабость и трусость вынуждает людей быть хорошими.

– Какая гадость, – Анастасия сморщилась. – Хотя чего ещё можно было ожидать от политтехнолога.

– Моя работа чисто концептуальная и не имеет отношения к политтехнологиям, – сказал Власов.

– Настя, тебе, наверное, трудно с ним? – спросил Пётр.

– Иногда мне так хочется ему врезать, – недоговорила Настя.

– Вот как сейчас помню момент, когда осознал это, – начал Власов. – Лежу я в засранной хате. Это всё происходило, когда я прятался от всяких нехороших людей загородом. Я больной и меня лихорадит. Вместо одеяла у меня была куча говна. Какие-то тулупы и ватники. Тогда я это и понял. Но Анечка поняла это гораздо раньше и её сила была в том, что она могла так поступить, а я нет.

– Да. В этом вся звериная мораль нашего времени, – Пётр задумался. – Я всегда считал, что мы сможем выбраться из тоталитарного наследия советской власти. Мне казалось, что нужно только немного подождать, и мы преодолеем то, о чем писал Зиновьев и проиллюстрировал Говорухин. Теперь я с ужасом вынужден констатировать, что мы оказались в ещё большей яме, чем были тогда. Воистину. Целились в коммунизм, а попали в Россию.

– Не кисни так, – Михаил улыбнулся. – Ещё есть куда падать. У гомосоветикуса ещё остался гигантский потенциал к деградации.

– Началось, – Анастасия сделала глубокий вдох. – Мне всегда было непонятно, куда девались все те люди, которые читали толстые журналы и ходили на перестроечные митинги?

– Да, – Пётр оживился, – Я помню себя, помню, как ходил на баррикады в девяносто первом. Нас там было много, была особая общность людей. Мы читали одинаковые книжки. Тогда был такой интерес к литературе. Одной книгой можно было изменить всё. И когда они разрешили издавать запрещенную литературу, – недоговорил Пётр.