Двести тысяч золотом

Фын похолодел от ужаса: этого он никак не ожидал. Неужели им тоже известно о золотых долларах? Как теперь вывернуться? Валить все на русского? Тогда они прикажут привести его сюда и начнут выколачивать признание, а завладев тайной, убьют их обоих. Что же делать?

О, как хорошо тем, кто владеет искусством древней магии и умеет читать чужие мысли! Кабы знать, что им известно, сразу стало бы легче отбрехиваться и водить их за нос. Нет, они не проговорятся, не дураки ведь? Эти люди охотники, а он – дичь. Спешить им некуда, и его будут гнать хоть всю ночь напролет, гнать и гнать, пока он не попадет в западню, откуда не выбраться.

Жао встал, зажег керосиновую лампу, прошелся по комнате и остановился против бандита. Фын сжался, втянул голову в плечи, ожидая, что его начнут бить ногами. Но Жао сунул руку в карман и медленно вынул портсигар из черепахового панциря. Словно любуясь, повертел его в пальцах, а потом резким движением сунул под нос пленнику.

– Знаешь чей?

– Мэю, нет, – ответил Фын.

– Знаешь, – усмехнулся Жао. – Знаешь, у кого ты его взял. Давай поговорим по-хорошему, а?..

– Я… Я согласен, – проглотив застрявший с горле ком, кивнул Фын.

– Молодец, – ласково улыбаясь, Жао открыл портсигар и протянул его бандиту. – Угощайся! Покурим и поговорим как добрые друзья. Ну, бери, не стесняйся.

Другой рукой он достал зажигалку. Поколебавшись, Фын потянулся за сигаретой, в любую секунду ожидая удара, но широколицый не ударил.

Как только пальцы бандита оказались между окантованными металлом створками, Жао резко захлопнул их и сильно сдавил. Фын побледнел от страшной боли и прикусил губу, чтобы не закричать.

– Говори, что ты узнал от Аллена? – прошипел он, откинув крышку зажигалки и чиркнув колесиком по кремню. Выскочила искра, на фитиле заплясал синеватый язычок пламени.

– Говори! – сильнее сдавливая створки портсигара и поднося зажигалку к лицу Фына, повторил Жао. – Или я сломаю тебе пальцы и выжгу глаза. И это будет только началом!

– Ничего не знаю! – прохрипел бандит. – Клянусь, ничего!

Боль в пальцах стала невыносимой. Перед глазами мелькнул огонек зажигалки и скользнул под потный подбородок. Зрачки Жао сузились, он чаще задышал и придавил сапогом грудь пленника, чтобы тот не мог отвернуться.

– Говори! – Медленно водя горящей зажигалкой, бывший полицейский все ближе подносил огонь к мокрой от пота коже Фына и вдруг резко прижег ее.

Фын дернулся, стукнулся затылком о стену, но спрятаться от пламени было некуда.

– А-о-у!.. – во весь голос дико завыл бандит…

Лобанов рывком вытянул Руднева из колодца, бросил рядом с собой на землю и крепко прижал к ней – замри, не дыши и не шевелись!

После кромешной тьмы ямы ночь показалась Саше удивительно светлой. Вдалеке, над входной дверью, покачивался фонарь, желто светились окна. Из дома доносился душераздирающий вой, словно с кого-то живьем сдирали кожу. От лежавшего рядом Юрия Петровича воняло потом и давно сопревшим бельем. В подземной духоте этот запах как-то растворялся и не ударял в ноздри, но тут, на свежем воздухе, казался нестерпимым. Руднев вдруг испугался, что стража учует специфический «аромат» забывшего про баню узника. Тогда прощай, свобода!

Осторожно приподняв голову, Саша огляделся. В дальнем углу двора, около составленных в круг повозок, устроились на ворохе соломы несколько солдат. Светляком вспыхивал огонек сигареты, тускло светился огарок свечи, прикрытый от ветра колпачком из промасленной бумаги, по всей вероятности, там продолжалась азартная карточная игра. Никто из солдат не обращал внимания на крики в доме. Привыкли?.. Или знают, что там происходит?..

Часовой у крыльца тоже не проявлял признаков беспокойства: небрежно зажав карабин под мышкой, он мерно прохаживался туда-сюда. Ворота были полуоткрыты. По небу бежали низкие лохматые тучи, скрывавшие луну.

Внезапно вой в доме оборвался, и наступила тишина. Почувствовав легкий толчок в бок, Руднев повернул голову и услышал шепот Лобанова:

– Сзади стена. Надо через нее. Другого пути нет.

Юрий Петрович бесшумно пополз к ограде. Саша последовал за ним, боясь услышать окрик и лязг передернутого затвора. Воистину Лобанов родился в рубашке – как ему только удалось снять с ямы решетку, не насторожив охрану? Впрочем, лучше об этом не думать, чтобы не сглазить удачу.

У стены капитан дождался, пока подползет Руднев, и, притянув его к себе, зашептал в самое ухо:

– Через забор сигаем махом, задерживаться наверху нельзя – заметят. Сможешь или подсадить?

Саша легонько похлопал его по руке, давая понять: с препятствием он справится. Знать бы, что ждет их на той стороне? Но выбирать не приходится. Секундная задержка может иметь роковые последствия. Если их вновь бросят в яму – это далеко не самое худшее.

– С Богом! – Лобанов отодвинулся.

Руднев вскочил и, подпрыгнув, уцепился за гребень стены. Срывая ногти, подтянулся, лег на нее животом, перевернулся и спрыгнул. Мелькнула мысль: если внизу битое стекло или какие-нибудь железки, то с израненными босыми ногами далеко не уйдешь. Однако обошлось.

Через секунду рядом по-кошачьи мягко приземлился капитан и, схватив Сашу за руку, потянул его в темноту длинной, безлюдной в этот поздний час улицы. Из-за туч выглянул краешек луны, посеребрив пыль на мостовой. Где-то истошным лаем зашлась собака, ей ответила другая, и Юрий Петрович чертыхнулся:

– Проклятые шавки! Всех поднимут на ноги!

Стараясь держаться в тени домов, прячась за выступами стен, беглецы добрались до перекрестка, слабо освещенного тусклым фонарем. Устав брехать, собаки угомонились. Стало слышно, как нестройно поют пьяные в расположенной поблизости харчевне и поскрипывает неплотно прикрытая калитка в ограде одного из домов. Вблизи раздался женский смех, и русские поспешно спрятались за кучей мусора, наваленного у обочины. Мимо прошли двое молодых китайцев, держа под руки нетрезвую девицу в длинном платье.

– Опасное место, – дождавшись, пока стихнет звук их шагов, сказал Лобанов и тыльной стороной ладони отер выступившую на лбу испарину. – Нам туда.

Он указал на противоположную сторону, где находилась харчевня. Ночной ветер раскачивал полотнище вывески, на дороге лежали красноватые пятна света, падавшего из окон.

– Вы уверены? – с сомнением спросил Саша.

– Я прекрасно запомнил, как меня везли, – настороженно вглядываясь единственным глазом в сумрак, откликнулся капитан. – Пошли, пока нас не хватились.

Они перебежали через улицу, стремясь поскорее раствориться в спасительной темноте. Но как назло, громко хлопнула дверь кабака, и появился высокий мужчина в темном халате. За плечом у него висела винтовка, на боку болталась сумка. Лобанов моментально метнулся к стене и замер. Рядом застыл Руднев.

Мужчина спустился с крыльца и вытащил из кармана трубку. На пьяного он похож не был: движения уверенные, не шатается. Почувствовав, что поблизости кто-то есть, китаец остановился. Подслеповато щуря узкие глаза, огляделся и наконец различил две тени около стены дома.

– Эй, нет ли у вас огонька?

– Мэю, нет, – привычно ответил Саша.

– Чего вы там стоите? Ну-ка, идите сюда! – Мужчина сунул трубку в рот и скинул с плеча винтовку.

Неожиданно капитан рванулся вперед, одним гигантским прыжком преодолев расстояние, отделявшее его от китайца. Тот хотел ударить нападавшего прикладом, но Лобанов ловко увернулся и сбил противника с ног. Подобрав оружие, он легко вскинул бесчувственное тело на плечо и быстро побежал прочь от харчевни. Руднев бросился за ним.

– Сопляк, – скинув свою ношу в темном переулке, презрительно сплюнул Юрий Петрович. – Куда им против нашей рукопашной!

Сорвав с китайца сумку, он отдал ее Саше и начал стаскивать халат и брюки, вертя бесчувственное тело как куклу. Потом снял тапочки, почти новые, на кожаной подошве.

– Может, тебе подойдут? Мне малы.

Китаец слабо застонал, но, получив от Лобанова кулаком по голове, снова потерял сознание.

– Бежим! – Подхватив винтовку, Юрий Петрович сунул Саше ворох одежды. – Потом разберемся.

Спихнув китайца в канаву, капитан рванул вперед. Руднев старался не отставать.

– Теперь просто так не дадимся, – повернув к нему разгоряченное лицо, засмеялся Лобанов, подбрасывая винтовку. – Давай живее!

Они неслись, не чувствуя под собой ног, только босые пятки выбивали глухую дробь по пыльной дороге. Перелезли через какую-то изгородь, потоптали огородные грядки, скользя на влажной, заботливо политой хозяином земле, выскочили в темный проулок и вдруг поняли, что городишко кончился, улицы остались позади, а впереди раскинулось поле и над ним – высокий купол черного неба с редкими точками ярких звезд.