Двести тысяч золотом

Ударившись босой ногой о камень, Лобанов выругался и, прихрамывая, поплелся по узкой тропинке, уходившей в расщелину между скалами. Постанывая, он упрямо карабкался, пока не нашел закрытую со всех сторон нишу.

– Сил больше нет, ослаб в яме, – привалившись спиной к камню, нехотя признался Юрий Петрович. – Пожалуй, останемся здесь.

Улегшись спиной к спине, беглецы прижались друг к другу и задремали, вздрагивая от каждого шороха и с тревогой ожидая рассвета.

Фын орал так, что у Жао заложило уши. Ударом ноги в живот он оборвал его крик и убрал зажигалку. Разомкнув створки портсигара, отбросил посиневшую руку своей жертвы и сделал знак Чжоу. Тот плеснул водой в лицо потерявшего сознание пленника. Фын застонал и открыл помутневшие глаза.

– Вспомнил? – наклонившись к нему, вкрадчиво спросил Быстрорукий. – Или желаешь еще освежить память? Неужели она так слаба, что не держит даже вчерашний день?

Фын замотал головой. Казалось, боль пронизывает его всего, от кончиков искалеченных пальцев до обожженного подбородка. Какой же он глупец: ввязался в дело, которое пахнет большой кровью! Но золото… Неужели упустить такое огромное богатство?! Упустить и прозябать всю жизнь в нищете, а в старости сдохнуть под забором, как собака? Нищета еще никому не прибавила здоровья… Но сейчас-то что делать? Как выкрутиться?

– Ждешь продолжения? – зло усмехнулся Жао.

Телохранитель снял стекло с керосиновой лампы и подал ее широколицему. Фын похолодел: хватит ли сил терпеть, не выдав тайны? О том, как он сам собирался пытать русского, бандит не вспоминал. Сейчас его занимала собственная участь.

– Высуши ему глаза, – захихикал насосавшийся вина Цин. – Видишь, бедняжка плачет.

Жао вывернул фитиль и показал Фыну длинный чадящий язык пламени.

– Слепым больше подают, верно? Что? Страшно? Не бойся, я не стану выжигать тебе глаза. Они должны видеть, во что превращается твое тело из-за глупой головы.

– Я вспомнил, – не в силах отвести взгляда от лампы, вдруг сказал Фын и сам удивился, как легко слетели с его губ слова признания.

– Рассказывай, – бросил Чжоу, поигрывая бамбуковой тростью.

– Да, мы внимательно слушаем, – наклонил голову Жао. – Только не вздумай плести небылицы.

– В одной повозке лежал раненый чужестранец, – зачастил Фын. – Он умирал и хотел, чтобы его похоронили по обряду белых. Я плохо понимаю английский, поэтому с ним говорил русский, которого вы взяли вместе со мной в ущелье…

– Так, и что же сказал вам умирающий? – перебил его Жао.

– Он признался, что ограбил банк, а золото спрятал.

– Где? – Не выдержав, Цин вскочил и подбежал к пленному. – Где спрятано золото? Аллен намеревался его взять, да?

– Не знаю, – сжался Фын и, боясь, что сейчас снова начнут пытать, быстро добавил: – Я не знаю, ехал ли он за золотом. Он говорил о долларах, обещал оставить их в наследство тому, кто его похоронит!

Жао удовлетворенно улыбнулся и надел на лампу стекло. Взяв из портсигара покойного американца сигарету, он прикурил ее и сунул в рот узнику.

– На, затянись. Говори дальше!

– Умирающий назвал горы Белые Облака. Там спрятано золото.

Старавшиеся не пропустить ни слова Жао, Цин и Чжоу переглянулись. Вот оно! Неужели кончается многолетняя гонка за сокровищами и скоро они будут пересчитывать монеты, радуясь небывалой удаче?

– А не врешь? – недоверчиво прищурился Чжоу.

– Зачем мне лгать? – опустил глаза Фын.

– Погодите, – поднял руку Жао. – Горы очень большие, там множество пещер, долин и ущелий, которые не обшарить и за тысячу человеческих жизней. Где именно спрятано золото? Как добраться до тайника?

– Об этом знает старый Вок из Шанхая, – страдая от собственной беспомощности, пробормотал Фын. Но, как ни странно, на душе вдруг стало легче, словно с нее упал непомерный груз. Неужели тайна столь тяжела? Или страх пыток еще тяжелее?..

– Понятно, – протянул Жао. – Остается узнать, как отыскать Вока и что сказать ему, чтобы он отвел к тайнику. Ну?

– Этого я не знаю, – обреченно выдохнул Фын.

– Лжешь! – заорал Чжоу. – Не верьте ему! Я вырву лживый язык у ехидны! Разрежу на куски, но он скажет!

– Не знаю я, не знаю! – завопил бандит. – Не знаю! Он говорил об этом без меня!

Быстрорукий отпихнул разъяренного телохранителя, приказав ему не подходить к пленному, пока не позовут. Костолом только испортит дело. Узник заговорил, и лишняя боль сейчас ни к чему, она не прибавит правдивости, зато может замкнуть открывшийся рот.

– Где же ты был? – Жао дал глотнуть Фыну вина из чайника.

– Побежал за водой, – объяснил пленный. – Умирающий попросил пить. С ним остался русский.

– Ну наконец-то, – хлопнул в ладоши Цин. – Теперь понятно, почему ты хотел выпотрошить его в ущелье.

– Чжоу, притащи русского сюда, – не оборачиваясь, велел Быстрорукий.

Похоже, игра приближается к концу. Остается развязать язык второму пленнику, и тайна украденного в банке золота будет полностью принадлежать тем, кто охотился за ней долгие годы. Эти двое, случайно прикоснувшиеся к ней, не в счет: им осталось жить не дольше, чем продлится допрос русского.

Подойдя к столу, Жао жадно выпил вина – в горле пересохло от напряжения. Чего там возится телохранитель? Неужели не понимает, что хозяин не может ждать?

Обернувшись на звук открывшейся двери, Жао с удивлением увидел, что Чжоу один.

– В чем дело?

– Они бежали.

Страшные в своей простоте слова раскатились, как камешки по жести, – по крайней мере так почудилось Быстрорукому, не сумевшему осознать смысл сказанного. И вдруг наступила тишина.

Предводитель отряда замотал головой, словно пытаясь вытрясти из ушей пробки, мешающие слышать Чжоу. Он смотрел на него, видел, как шевелятся его губы, но… где же звуки?

– Что ты сказал? – не узнавая собственного голоса, переспросил Жао.

– Они бежали, – прислонившись плечом к косяку, повторил телохранитель. Неужели хозяин не расслышал?

– Как?!

– Большой бок-гуй, сидевший в одной яме с русским, сумел сдвинуть решетку. Наверное, один встал на плечи другому… Ну а потом они выбрались наружу, перелезли через стену и удрали.

Странный звук, похожий на всхлипывания, вернул обалдевшего Жао к действительности. Он резко обернулся. Прикованный к стене пленный корчился, заходясь в истерическом смехе. По его изуродованному ожогом лицу градом катились слезы, а рот искривился в гримасе, как у древней ритуальной маски.

– Ха-а-а, ха-ха! – конвульсивно дергался Фын, не в силах остановиться.

Метнувшись к топчану, Жао схватил лежавший там карабин и, подскочив к бандиту, резко двинул его прикладом в живот. Фын утробно икнул и обмяк, потеряв сознание.