Двести тысяч золотом

Рядом появился капитан. Его единственный глаз налился кровью, лицо посинело, губы беззвучно шевелились.

Саша похолодел: оглох! Не слышу, что он говорит…

Но тут грохнул очередной выстрел, показавшийся ему подобным раскатам грома. Плот уже отплыл на добрый десяток саженей от заводи, скрывшись из виду за поворотом. И только по звуку выстрелов можно было определить, где находятся бандиты.

– Пиявки, мать их… – Злой шепот капитана прозвучал лучше самой прекрасной музыки. – Придется ждать до темноты, – брезгливо сбивая щелчками присосавшихся пиявок, посетовал Лобанов. – Жаль, револьвер утонул, а то бы сейчас заполучили и плот и винтовки.

– У нас теперь ни денег, ни оружия, ни провизии, – вздохнул Саша. – Ну ладно, дождемся темноты, а куда дальше подаваться?

– Как куда? В Шанхай, – засмеялся Юрий Петрович. – Кажется, мы договорились? Главное – мы живы и невредимы, а остальное приложится…

До Шанхая добирались почти два месяца. Поденщиной зарабатывали на пропитание. Частенько ехали «зайцами», вскакивая на ходу в медленно ползущие поезда, а то двигались пешком, привычно меряя шагами чужую землю.

Дорога сдружила скитальцев, даже сроднила, научив понимать друг друга с полуслова. А сколько было долгих разговоров по душам, столь милых русскому человеку, волею судеб заброшенному на чужбину и неожиданно встретившему соотечественника, с которым к тому же успел вместе и горюшка хлебнуть по самые ноздри.

Саша ежедневно брал у капитана уроки рукопашного боя, понимая, что судьба послала ему в лице Юрия Петровича большого мастера, готового поделиться с другом секретами столь необходимого в их трудной жизни искусства. Поблажек Лобанов не давал, гонял до седьмого пота. Но, как ни старался Руднев, до капитана ему было еще ой как далеко, несмотря на имевшийся ранее опыт.

Так и шли. Ночевали где придется, питались чем Бог пошлет, радовались любому заработку. Мокли под дождями, обсыхали на жарком солнце. Однажды едва унесли ноги от хунхузов, в другой раз чуть не угодили в лапы полиции, вылавливавшей на станции беспаспортных бродяг. Но шли и радовались, что Шанхай, прозванный «азиатским Вавилоном», с каждым шагом становится все ближе и ближе.

Через неделю-другую Саше уже казалось, что он знает Юрия Петровича всю жизнь, чуть ли не с детства. Все случившееся до их совместного путешествия – плен, разбитый караван, жадный и злой Фын, собиравшийся пытать Руднева в мрачном ущелье, земляная тюрьма, побег от головорезов Жао, головокружительный прыжок с моста в мутную бурную реку, приключения в плавнях – словно стушевалось в памяти, стало забываться как кошмарный сон.

Наконец на исходе шестой недели скитаний путники вошли в пригород Шанхая. Вокруг теснились фанзы бедного китайского квартала, где жили кули, поденщики, разносчики овощей, рикши. Их убогие домишки походили друг на друга: дырявые крыши, земляной пол, на котором спали вповалку всей семьей, занавески вместо дверей. На ночь вход загораживали досками и кусками фанеры, чтобы хоть как-то защититься от воров и бродяг, которых всегда полно в крупном портовом городе. Впрочем, брать в этих лачугах все равно было нечего.

Постепенно улицы становились просторнее. Появились островки зелени, заколыхались на ветру полотняные вывески маленьких магазинчиков и лавок, навстречу попался купец, щеголявший, несмотря на жару, в длинном шелковом халате на меху. Толпа стала гуще, вдалеке на набережной показалось высокое здание с большими часами – английская таможня.

Из-за угла, дребезжа звонком, вывернул трамвай Французской компании. Попыхивая синеватым бензиновым дымком, проехал роскошный «паккард». Позади шофера, на обтянутом кожей сиденье, развалился мужчина в белом костюме.

– Англичанин, – мельком глянув на номер автомобиля, определил Лобанов. – Цивилизация. Дошли, слава Богу. Теперь – по набережной, мимо пристани и на другой конец города.

– Хочешь прогуляться мимо банков и отелей? – невесело усмехнулся Саша. – Там полно полиции. В нашем рванье ничего не стоит загреметь в участок, а мы без паспортов.

– Ерунда, – отмахнулся возбужденный капитан. – Сойдем за нищих.

Вышли на набережную, смешались с толпой прохожих, торопившихся по своим делам. На углу Нанкин-роуд возвышался десятиэтажный «Катэй-отель». Напротив – «Палас-отель», сверкавший огнями рекламы и зеркальными витринами магазинов дорогих китайских сувениров. По реке плыли джонки под косыми парусами, сновали прогулочные катера.

– «Hopс Чайна дейли ньюс»! Самые свежие новости, свежие новости!.. – кричали мальчишки – разносчики газет. Почти насильно всучив очередному прохожему пахнувшие типографской краской листы, они на лету ловили монету и бежали дальше, звонко выкрикивая: – Драка матросов на «кровавой аллее»! Вновь открыт дансинг «Фаррен»! Бои на юге с армией Чан Кайши! Гоминьдан переходит в наступление! Похороны в Пекине!

На перекрестке прохаживался чернобородый индус-полицейский в желтой чалме и синем мундире. Почувствовав его пристальный взгляд, приятели поспешили от греха подальше свернуть в переулок.

– Вылупился как баран на новые ворота, – шагая по узким тихим улочкам, бурчал Лобанов. – Там короче было, а теперь придется обходить.

– Ничего, лучше обойти, чем париться в полиции, – ухмыльнулся Руднев.

– Ну да, конечно, – согласился Юрий Петрович. – Мы для господ полицейских люди без национальности, беспаспортные эмигранты. Как только появятся деньги, надо будет немедленно добыть паспорта.

– Какие? – улыбнулся Саша.

– Да любые, – сплюнул капитан. – Британские или американские дороги, а вот португальские или мексиканские вполне можно сторговать по сходной цене. Станем гражданами Бразилии, Чили или какой-нибудь Колумбии. Не все ли равно? Главное – иметь надежный документ.

Купив у уличного торговца китайских сигарет, самых дешевых, Лобанов бережно спрятал их в карман и подмигнул.

– Смоем грязь, поедим и всласть покурим.

– Далеко еще? – поинтересовался Руднев, окинув взглядом доходные дома, выстроившиеся вдоль улицы. Как-то незаметно они удалились от богатого центра и очутились среди дешевых пансионов, третьеразрядных гостиниц и чахлых сквериков.

– Уже пришли. Только бы Ольга оказалась дома.

Капитан направился к многоэтажному серому дому. Миновав захламленный двор, они вошли в подъезд и поднялись по темноватой, узкой лестнице под самую крышу. У двери одной из квартир Юрий Петрович остановился, крутанул вертушку механического звонка.

Саша вдруг почувствовал, что сердце у него забилось быстрее, а кровь внезапно прилила к щекам. В его голове сумбурным вихрем пронесся целый рой мыслей, опережая одна другую: хорошо ли, что он пришел сюда с Лобановым? Ужасно неловко вторгаться в чужой дом, не стеснит ли он своим присутствием совершенно незнакомую ему девушку? И вообще, он даже не знает, чем занимается сестра Юрия, замужем она или нет, есть ли в семье дети? А тут заявляются двое грязных, голодных, оборванных мужчин, да еще без гроша в кармане. Надо было раньше расспросить капитана… Но тут за дверью послышались легкие шаги.

– Кто там?

– Оленька! Открывай, это я! – Загорелое, обветренное лицо одноглазого гиганта расплылось в блаженной улыбке.

– Боже мой! Юрий!

Дверь распахнулась. На пороге стояла миловидная светловолосая девушка. Темное платье с белым кружевным воротничком делало ее похожей на гимназистку.

Капитан схватил сестру огромными ручищами, легко поднял ее и закружил, осыпая поцелуями лицо, волосы, руки. Радостно смеясь, он подбрасывал девушку, как ребенка.

– Ольгунька! Сестренка! Малышка моя!

– Юра! Живой!

Тонкие пальчики Ольги нежно взъерошили львиную гриву гиганта, погладили заросшие щетиной щеки, осторожно коснувшись пересекавшего пустую глазницу страшного рубца.

Наконец Лобанов бережно опустил сестру на пол и обернулся.

– Позволь представить. Мой друг – георгиевский кавалер прапорщик Руднев. Мы вместе бежали от хунхузов. Лихое было дело!

– Александр. – Смутившись, что стал невольным свидетелем этой нежной встречи, Саша сдержанно поклонился.

– Проходите, – пригласила Ольга, впуская их в крошечную переднюю.

Квартирка оказалась чистенькой, скудно обставленной, с единственной комнаткой, выходившей окнами во двор-колодец. Ольга сразу кинулась накрывать на стол, а Юрий Петрович поставил на плиту ведро воды и достал большой жестяной таз.

– Сейчас перекусим, а потом помоемся на кухне, – весело сообщил он Саше, скромно присевшему на краешек стула.

– Мне, право, неудобно стеснять вас. – Руднев уже понял, что разместиться троим в этой квартирке практически невозможно. Она и так мала, а огромный Лобанов, казалось, заполнял собой все свободное пространство. Беззлобно поругивая тесноту и весело скаля зубы, он задевал то покрытый вышитой салфеткой комод, то шкаф с мутноватым зеркалом, натыкался на стулья и единственную кровать.

– А куда ты пойдешь? – Капитан уставился на приятеля единственным глазом. – Брось, Саша, в тесноте, да не в обиде. Ляжем на полу, валетиком.

Поняв, что спорить бесполезно, Руднев примолк и начал украдкой наблюдать за хлопотавшей у стола Ольгой.

Она сразу очень понравилась ему, и Саша с каким-то особенным удовольствием смотрел, как девушка расставляет чашки, тарелки, кладет приборы, заваривает чай в маленьком фарфоровом чайничке, разрисованном синими, причудливо извивающимися драконами. Боже, каким далеким, милым, родным, но навсегда потерянным веет от ее фигурки, какую сладкую боль воспоминаний навевают плавные движения ее рук.

Да, а платьишко на ней давно не новое, аккуратно заштопанное у манжетика, но идеально чистое и тщательно отутюженное. И воротничок она наверняка сделала сама, а не купила кружева в модном магазине. Бедные никогда не признаются в нищете, скрывая ее, как дурную болезнь. Только богатство может позволить себе рядиться в лохмотья, эксцентрично шокируя общество, прекрасно осведомленное, какой банковский счет скрывается за поношенным тряпьем.