Капитан качнулся в мою сторону:
– В таком случае я должен сказать вам еще об одном обстоятельстве. Ваша спасательная капсула, по сути, столкнулась с нашей станцией.
– То есть, иными словами, в повреждениях вашей станции виновата моя капсула? – мне показалось, я понял, отчего капитан был так суров ко мне.
– Нет, – капитан продолжал сверлить меня глазами. – Я о другом. Поскольку ни наша станция, ни ваша капсула не имели возможности маневрировать, то вероятность их столкновения ничтожна мала. По сути, такой вероятности вообще нет! И поэтому я думаю, что ваше нахождение у нас на борту кем-то спланировано. – Он сделал значительную паузу. – Что вы можете на это сказать?
Это была крепкая оплеуха. Я потерялся.
– Мне нечего сказать вам, капитан. Всё это действительно очень странно.
Капитан, продолжая буравить меня взглядом, поднялся из кресла.
– А ну-ка, следуйте за мной.
Мы вышли из отсека. Попугай на плече капитана уселся поудобнее. Я шагал следом. Коридор заканчивался двустворчатыми дверьми. За ними громоздились какие-то железные шкафы по обе стороны прохода, затем пара дверей справа и слева. Но мы прошли дальше и уперлись еще в одну дверь. На ней располагался предупреждающий восклицательный знак и надпись «DANGER. VACUUM». Капитан покрутил колесо сбоку от двери и толкнул ее рукой.
Мы оказались в тесном помещении, которое занимал сигарообразный объект с поднятым обтекателем, под которым располагалось узкое ложе. Капитан сделал приглашающий жест рукой:
– Мы нашли вас здесь. Узнаёте что-нибудь?
Я отрицательно помотал головой:
– Увы, капитан. Я вижу эту штуковину впервые.
– Что ж, – капитан холодно уставился на меня. – Вы должны еще кое-что знать, господин подкидыш, – сказал он с вызовом. – Я вам не доверяю.
Я смог в ответ лишь развести руками.
– Можете быть свободны, – добавил капитан и его дурацкий попугай громко крикнул: «К чер-р-р-ртовой
матери!»
И он покинул шлюзовую камеру.
Тому, кто потерял память да еще вдобавок узнал столько нового за один день, было бы неплохо провалиться прямо сквозь слои обшивки станции и бесследно кануть в космическом пространстве. Вместо этого я стоял перед спасательной капсулой и тупо на нее таращился.
Даже Анне на глаза мне было стыдно попадаться. Кто я на самом деле? Засланный агент внеземной цивилизации? Неудачник? Или, наоборот, счастливчик, которому удалось спастись от смерти в капсуле, катапультированной из обреченного корабля?
Я вышел из шлюза, прошел мимо ряда шкафов, толкнул створчатые двери. Добрел по коридору до каюты с номером два и вошел внутрь. Отсек ничем не отличался от отсека толстого китайца: все то же самое, только стол был самый обыкновенный, без всяких экранов. И на нем лежали тюбики с едой, пачка галет и бутыль с ярко-синим напитком. Иллюминатора в отсеке тоже не было: вероятно, на орбитальных станциях он являлся редкостью, достойной находиться лишь в кают-компании. Еще здесь была дверь, ведущая в крошечный санузел. Посетив его не только с ознакомительной целью, я вернулся в каюту и принялся изучать космическую еду. Отведав грибного супа, я был сильно разочарован. Однако выбирать было не из чего, пришлось насильно выдавить в себя это произведение неизвестных кулинаров, заесть галетами и выпить бутыль синего киселя со вкусом черничной жевательной резинки.
Под стать еде настроение было прескверным. Мне даже не хотелось увидеть Анну. Однако и киснуть в одиночестве, переваривая жуткий обед, тоже было перспективой отвратительной. Я решил
навестить толстяка.
Выйдя в коридор, я двинулся наискосок к двери номер восемь, но остановился. Рядом была дверь, где, по словам Анны обитал таинственный инопланетянин. На ней была цифра один. Я потоптался на месте, раздумывая, не познакомиться ли с ним. Памятуя о том, что он нелюдим и замкнут, я решил сначала расспросить о нем китайца и продолжил путь.
По Тунь по-прежнему нависал над своим столом-экраном и продолжал ловко вертеть кубик. Увидев меня, он как-то чересчур сильно обрадовался:
– А-а, Виктол! Оцень холосо, заходи-заходи!
– Не помешаю? – я присел в кресло рядом с рабочим местом По Туня.
– Дазе не говоли! – замахал кубиком тот, но я снова уловил на его лице небольшое замешательство.
– То есть говорить нельзя? – решил пошутить я, но китаец, кажется, обиделся:
– Фигула лечи! – наставительно произнес он, вознеся руку с кубиком вверх и оттопырив указательный палец в потолок. – Лабота много, собеседник мало-мало! Говоли-говоли!
– Что вы делаете, По Тунь? – я принялся рассматривать мешанину показаний на его огромном мониторе, но он снова замахал руками:
– Говоли мне «ты», позалуста! Не надо «вы».
– Хорошо. Так что это у тебя за работа?
– О! – похоже, взмахивать руками у китайцев было принято по любому поводу в разговоре. – Это метеологицеская калта планета Алиадна! – теперь стало хорошо заметно, что По Тунь волнуется.
– И как там с погодой? – кивнул я на цветные завихрения. По Тунь неискренно засмеялся:
– Везде оцень лазный, Виктол! – он провернул на своем кубике несколько комбинаций, заставив его на секунду обрести свои естественные цвета, и ткнул толстый палец куда-то в фиолетовую загогулину на экране: – Тут циклон, оцень ветлено и сколо будет доздь. – Палец ползал по карте и карта двигалась вместе с ним. – Тут ясно и солнце, тут метель и молоз.
– Всё как на Земле? – старался я вникнуть в цветные спагетти на экране. И снова среди жира на лице китайца проступил страх, но тут же исчез.
– Совсем как у нас! – закивал По Тунь, передвинул карту далеко влево и гордо показал на появившиеся там суровые косматые кляксы: – Тут вообсе как Амелика – толнадо и смелци! Узас!
– А как называется здешнее солнце? – спросил я. Наблюдать за китайцем было занятно, он реагировал простодушно и эмоционально как ребенок. Но что же его пугало? Тем временем он попытался выпучить свои узкие глаза, отчего щёлки превратились в щели и тоном профессора сказал:
– Нет названия, Виктол! – кубик вкусно захрустел в его руках, разлетаясь цветным хаосом. – Есть номел: HD 14413.
– Получается, мы сами можем дать ему имя? – предположил я и немедленно был вознагражден целой бурей эмоций.
– О, Виктол, это моя мецта! – По Тунь даже забыл о своем кубике. – Я узе плидумал имя, дазе много! Вот, наплимел: Золотой Длакон! – он поднял руки на уровне плеч, растопырил пальцы и постарался придать своему лицу одновременно пугающее и величественное выражение. Я не стал его разочаровывать и вдохновенно всплеснул руками. – А вот есё: Золотой Лотос! – талантливый китаец немного поменял положение кистей рук, развернув их ладонями в сторону потолка, что, вероятно, должно было символизировать лепестки водоплавающего цветка. – Или так: Золотой…
– Я понял! – вскинул я руки тоже, сдаваясь. – Пусть это будет твоей небольшой тайной, По Тунь! А то вдруг я невольно присвою твои идеи?
Китаец удивленно опустил руки и непроизвольно снова захрустел кубиком. Чтобы он не дай бог не обиделся, я немедленно его спросил:
– А как ты попал в космос, По Тунь?
Испуг, казалось бы, основательно забытый, снова отразился на лице китайца, но был смят лоснящейся улыбкой:
– Это была мецта, Виктол! Пости такая зе, как я сейцяс, но есё больсе. Я долго сол к этой мецте! И меня плиняли! Я лаботал на Малсе. Там главитасия мало-мало, вот я и стал больсой и толстый. Хотели списать на Землю, но я сказал: нет космос – нет меня! И меня оставили. Так я попал сюда, на Длим ту!
По Тунь, как мне показалось, произнес эту речь специально для меня, демонстрируя свои убеждения и желание и дальше трудиться в космосе. Но тут же его лицо как-то болезненно скривилось и он уставился на свой кубик. И немедленно заорал во всю глотку:
– Айлон! Отвёлтку!!!
Я подскочил в кресле от неожиданности: