Четыре гения

– При чем тут Женька! – перебил меня писатель. – Классный мужик… А вот с Александром Исаичем у нас случались недоразумения.

– Ну и кто кого? – во мне заговорил первобытный инстинкт.

– Всякое бывало, Вася, – донской казак отвел глаза.

У входной двери раздался звонок. Мы повернули головы.

– Может, Петропавловский баб уже привез, – я посмотрел на часы. – Вроде, рано еще.

– А ты уже звонил ему?

– Конечно, Михаил Ляксаныч. А чё тянуть?

Это действительно оказался Женя. Но без проституток. Он держал в руках две бутылки водки.

– Важнейшим из искусств является похмелье и способы выхода из него, – с порога заявил мой друг.

– Стало быть, предмет знает, – пробурчал Шолохов, однако, какой – литературу или пьянство – уточнять не стал. – Где девочки, журналюга?

– Я подумал, что сначала мы «подлечимся», – Петропавловский кивнул на бутылки, – поговорим о литературе, а потом и позвоним проституткам.

– Думать здесь буду я! – Михаила Александровича слегка качнуло.

– Ого! Да я смотрю, вы здесь уже не шибко и болеете, – Женя помог нобелевскому лауреату сесть на стул. – Когда успели?

– Долго ли… – Я кивнул на Шолохова. – Знаешь, что он придумал? Солженицына сюда позвать.

– А чё, классно! Давайте позовем, – журналист заметно оживился. Похоже, Женька был тоже осведомлён о писательском бессмертии.

– Как будто он на первом этаже живет! Как вы себе это представляете? – Не переживайте, коллеги. Я ему позвоню и скажу такое, о чем знаем только мы с ним, – классик громко икнул. – И он точно приедет.

– Звоните, конечно, Михаил Александрович, – Петропавловский понял, что запахло жареными фактами и сенсация у него практически в кармане.

Меня же эта история уже начинала всерьез беспокоить: приедет Солженицын, – в этом я уже почти не сомневался, – а вдруг они, в самом деле, подерутся? Опять шум, скандал, битые бутылки. Как всегда, соседи вызовут полицию… Доказывай потом – кто мои гости на самом деле.