Четыре Евы. Связь поколений

Она говорила мне:

– Когда мальчишки будут возвращаться из бани до- мой, надо не забыть убрать куклу, чтобы они не догадались, что это не я.

Однажды мальчики решили поиграть в очень опасную игру, за домом устроив, так сказать, показательные выступления. В стеклянные бутылки с закручивающимися крышками они насыпали что-то взрывоопасное, потом эту бутылку поджигали и, закрутив быстро крышку, бросали бутылку как можно дальше. Бутылка взрывалась с громким хлопком, и они веселились. Но настал такой день, когда старший брат Геннадий не успел бросить бутылку, и она взорвалась у него в руках. Я помню, как много было у него крови, когда он прибежал домой, как испугалась мама, и как он поехал в больницу. Ему тогда наложили много швов на руку. Я не понимала, зачем им такие опасные игры, ведь можно остаться не только без рук с такими играми. Мама постоянно переживала за детей с их недетскими шалостями. Она радовалась, когда два старших сына подросли и стали вместе с христианской молодёжью ездить и прославлять Господа. За этих двоих она была спокойна, но третий сын Николай (1962 года рождения) доставлял массу хлопот и переживаний. Сначала он перестал учиться, стал обманывать родителей и прогуливать школьные занятия, у него появилась плохая компания, в которой некоторые ребята были намного старше его. Однажды родителям сообщили, что их сын Николай и его приятели залезли в дачный домик, устроили там разгром и что-то украли, а что-то просто разбили. В таких дачных домиках обычно люди хранили заготовки на зиму, вот такие заготовки и пострадали, когда мальчикам было весело их разбивать.

Папа, когда узнал об этом, очень разозлился, он не находил себе места, кричал:

– Где он? Он стал вором?! Как я буду людям в глаза смотреть?!

Мама плакала, видела, что сын пошёл по дороге, которая может привести в тюрьму. Но понимала, что если отец увидит его сейчас, то точно изобьёт сына в горячке так, что сделает его инвалидом. Она стала успокаивать папу, говорить ему, что сам бы Коля туда не пошёл, сам бы такое не сделал, это компания у него сейчас плохая, и надо придумать, как его из этой компании вытащить. Николая тогда поставили на учёт в детской комнате милиции, а папа сказал, что надо его за это судить и отправить в исправительную колонию для несовершеннолетних. Мама была против такого жёсткого решения и, стараясь сына защитить, говорила, что Николай хороший, только дружков себе плохих выбрал.

Брат Николай рос шустрым и непослушным ребёнком, он побывал и в интернате, потому что прогуливал уроки, не хотел делать домашние задания и научился воровать. Другого выхода у родителей не было, пришлось принудительно отправить его учиться в интернат на какое-то время. Однажды он сделал что-то плохое соседу Леониду, который был намного выше и сильнее брата. Тот пришёл разбираться с ним, а я была тогда на улице и поняла, что брат, увидев приближающегося соседа, очень испугался. А я испугалась за брата и, понимая, что Леонид сейчас будет брата бить, пошла в их сторону, к сараю, чтобы хоть как-то помочь Николаю. Я понимала, что брат виноват и сосед пришёл его наказать, но также понимала, что брат может просто покаяться и попросить прощения за всё плохое, что сделал, и тогда, возможно, парень передумает его наказывать и простит.

Возле сарая я увидела этого соседа и своего брата Николая. Леонид говорил, что сейчас он будет его учить с помощью своих кулаков. Что сделал этому Леониду мой брат, я не знала, но видела, что тот был очень зол на Николая. Я не знала, что придумать, понимала, что брат должен попросить прощения и пообещать, что больше не будет делать того, что сделал, и тогда, возможно, сосед его простит. Но брат стоял, смотрел со страхом в глазах на Леонида, и молчал. Я поняла, что прощения он просить не будет, так как или сильно испугался, или не понимает, что это для него единственный шанс выйти из этой ситуации не побитым. Я прикинула, что если сейчас побегу за родителями, то они не успеют прийти, и сосед его изобьёт. А Леонид в это время подошёл к моему брату совсем близко, и стало понятно, что Николай не сможет избежать наказания.

Тогда я закричала так громко, как могла:

– Если ты тронешь моего брата сейчас, то я расскажу об этом Иисусу, и он тебя убьёт! Ты умрёшь!

Я кричала так громко, что обалдевший сосед сначала замер на месте, потом повернулся в мою сторону, я увидела изумлённые глаза и соседа, и брата, мне показалось, что они даже испугались, когда услышали мой крик, а ещё они почувствовали убеждённость и уверенность в моих словах. А я и не шутила, я верила всей душой, что так и будет – я расскажу всё Иисусу, и он накажет соседа. Леонид сначала оторопел, потом постоял, как бы раздумывая над тем, что я ему прокричала, внимательно и строго посмотрел на меня, а потом крикнул:

– Дура ты!

Повернулся и ушёл домой, не тронув моего брата, а я стояла и радовалась, что смогла заступиться за него.

Брат стоял и ничего не понимал, а потом сказал:

– Надо же! Испугался меня и ушёл, ха-ха-ха!

А я-то знала, что не брата он испугался, а Иисуса, про которого я ему сказала, и именно поэтому решил, что лучше не связываться, чтобы потом не пожалеть самому. К сожалению, брат так ничего и не понял.

Весной я увидела, как брат Николай с друзьями поджигали сухую траву, а потом, когда она загоралась, и огонь охватывал большую территорию, они бегали и пытались потушить огонь и ногами, и своей одеждой. Я смотрела и не понимала, зачем надо жечь траву, ведь от этого страдает и молоденькая зелёная травка, которую очень жалко. Брат и его приятели залезали в соседние огороды, а хозяева участков устраивали засаду, чтобы поймать тех, кто ворует у них клубнику, овощи и фрукты.

Однажды в гости к нам пришла соседка со своим сыном Борисом (про него я уже упоминала раньше). Пока они с мамой разговаривала на кухне, я пошла в соседнюю комнату, где были моя сестра и брат, туда пришёл и Борис. Я увидела, что у моего брата в руках маленькая стрела, это была обычная швейная игла с прикреплённым к ней куриным пером.

Брат предложил Борису:

– Давай поиграем! Сначала ты встанешь около дивана, а я бросаю в тебя стрелу, а потом ты в меня. Кто ближе попадёт и кто не струсит, тот выиграл.

Борис посмотрел на моего брата и сказал:

– Только ты в меня не целься! Бросай рядом.

Когда очередь бросать дошла до брата, Борис стоял около дивана, прищурив глаза от страха. Николай размахнулся и со всей силы бросил эту стрелу, она воткнулась Борису в переносицу. Борис замер, скосил глаза и смотрел на эту воткнувшуюся иголку.

Я очень испугалась, подумала, что сейчас брату точно опять влетит, видела, что брат тоже испугался, а Борис вытащил из себя эту стрелу, потом заплакал, выбежал на улицу и закричал:

– Дурак! Больше не хочу с тобой общаться и играть в твои дурацкие игры!

Потом они, конечно, помирились через некоторое время, но игры, придуманные братом, никогда до добра не доводили.

Моя младшая сестра Люба в детстве всегда везде лазила или куда-то уходила одна. Ей вынуждены были сказать, что её могут украсть цыгане, увидят её одну и примут за свою девочку, она ведь такая же черноглазая и черноволосая, как и они.

– Да они вообще всех непослушных детей с собой забирают! – сказали ей.

Я услышала, что ей говорят, и, конечно, поверила всему сказанному, поэтому, когда однажды увидела в окно цыган, которые шли к нашему дому (они иногда приходили, и мама давала им что-нибудь из продуктов или из вещей), очень испугалась за свою сестру и крикнула ей:

– Цыгане идут! Прячься скорей!

Она стала искать, куда бы спрятаться, а я, желая ей помочь, показала дыру, которая была в полуподвальном помещении дома в стене, и помогла ей туда залезть. Потом я ушла, чтобы посмотреть, где цыгане сейчас, я почему-то их тоже боялась. Мама сначала разговаривала с ними, а потом что-то им дала, и они пошли дальше. Я совсем забыла про сестру и про то, что ей надо помочь выбраться. Прошло какое-то время после ухода цыган, и тут все услышали, что где-то далеко тихо плачет сестра, пошли её искать. Оказалось, она застряла там и сама не могла оттуда выбраться. Она и испугалась страшно, и чуть не задохнулась, потому что там было тяжело дышать. Её спасли, но цыганами больше не пугали. Не сказала я тогда родителям, что это старшая сестра посоветовала ей туда залезть, а Люба от страха ничего не помнила.

После собрания у нас часто оставалась с ночёвкой одна мамина сестра во Христе по имени Алла, женщина средних лет с очень красивыми длинными светлыми вьющимися волосами. Когда она снимала свой платок и расплетала косу, я всегда любовалась её волосами. Алла была привлекательной женщиной, но у неё не было одной ноги, вместо ноги был протез. Я понимала, как ей трудно ходить с этим протезом, мне её было очень жалко. Протез этот меня пугал, но нравилось слушать её интересные детские рассказы. И ещё мне очень хотелось узнать, где и как она потеряла ногу. Мамин рассказ о том, как это произошло, потряс меня до глубины души.

Однажды она стояла на автобусной остановке и не предполагала, что в этот роковой день с ней случится и страшное несчастье, и внезапное прозрение, то самое духовное прозрение, которое порождает желание изменить собственную картину мира или, по крайней мере, привнести в неё новые краски и образы.

В тот злополучный день один мужчина сел за руль своей машины в состоянии алкогольного опьянения, очевидно, не справившись со своей глупостью, гордыней, своим горем, а может быть, тоской. Он сел за руль, не контролируя ни себя, ни своих действий, в итоге не справился с управлением и наехал на неё.

Алла, молодая, красивая, жизнерадостная девушка, стояла на остановке и даже не заметила, откуда на неё вылетела машина, которая подмяла её под себя и проехала по её ногам. Бог спас ей жизнь!

Одну ногу спасти не удалось и её ампутировали. Она была благодарна Богу за то, что выжила, и за то, что смогла даже простить того несчастного грешника, который чуть не убил её.

Алла говорила мне, что нога – это мелочи жизни, ей этот протез не мешает, она надевает его, когда встаёт, и снимает, когда ложится спать. Правда, он немного натирает, но она научилась с этим справляться.

Мама тогда предположила, что Алла поняла, что с двумя ногами она могла бы далеко уйти от Бога, а с одной она Бога обрела.

Мне эта тётя Алла очень нравилась, в ней совсем не было гордыни, обиды и зла. Она любила нас, детей, и часто рассказывала нам поучительные истории о том, как надо любить, помогать и прощать ближнего. Я чувствовала между нами некоторое родство, может быть, такое ощущение возникло из-за наших потерь – она лишилась ноги по вине пьяного водителя, а моя рука была изуродована, и случилось это не по чьей-то вине, а из-за моего непослушания. Если она оставалась у нас ночевать, я всегда дожидалась, когда она закончит общаться с мамой, потом подходила к ней и просила что-нибудь рассказать, и она рассказывала истории из жизни христианских детей, которые любили Господа и могли служить примером для подражания. А я каждый раз удивлялась и радовалась, слушая эти занимательные и поучительные рассказы.

По воскресеньям, когда в нашем доме на первом этаже шло богослужение, на втором полуэтаже для всех детей, которые приходили с родителями, и для нас, кто жил в этом доме, молодёжь устраивала воскресную школу. Нам рассказывали истории про детей из христианских семей, читали детскую библию с красивыми картинками, объясняли, что надо быть добрыми и любить ближнего своего, потом на полотно из ткани мы наклеивали изображения библейских персонажей, про которых нам только что прочитали.

Обычно до того как начиналось богослужение на первом этаже и воскресная школа на втором, девушки из христианской молодёжи поднимались на второй этаж и там приводили себя в порядок, чтобы потом спуститься на первый этаж, когда начнётся богослужение. Девушки причёсывали перед зеркалом волосы, потом надевали на голову красивые тонкие газовые платки и закалывали их на голове невидимками. Я смотрела на них, наблюдала, что и как они делают, слушала, о чём они разговаривают между собой. Одним было достаточно просто надеть на голову платок и посмотреть в зеркало, они делали это быстро, считали, что выглядят достаточно красиво и опрятно, и уходили вниз на первый этаж. Другим этого было недостаточно, они тайком начёсывали волосы, распыляли на волосы лак, делая причёску выше, и только потом завязывали красивую косынку. Я считала, что раз они делают что-то тайком от других, значит, считают это грехом. Кстати, красить ногти бесцветным лаком в их понимании тоже был грех.

Я догадывалась, что для тех, кто этого не делает, совсем неважно, будут на них смотреть братья-христиане (из молодёжи) там, на первом этаже, или не будут, а для тех, кто долго наводил красоту, важно, как эти братья будут на них смотреть, и будут ли смотреть вообще. Так как христианские братья выбирали себе жену, как правило, из молодых сестёр-христианок, то маленькой девочкой я понимала тех сестёр, которые долго прихорашивались перед зеркалом. Я видела, что они хотят выйти замуж, и для себя, возможно, уже выбрали брата, который им нравится, но я догадывалась, что неважно, кого выбрали они, важно, кто выберет их.

Мы всегда в детстве радовались, когда намечалась чья-то свадьба, ведь все свадьбы проходили в нашем доме. Сначала на собрании объявляли о том, что этот брат и эта сестра решили заключить брачный союз перед Богом, и по- этому, если кто-то их увидит вдвоём, пусть не удивляется, они теперь жених и невеста и готовятся к свадьбе. Но сама близость между ними может быть только после бракосочетания, которое состоится (такого-то) числа.

В такие дни заранее приезжала и христианская молодёжь, и все желающие помочь с приготовлениями. На воскресное богослужение обычно приходило около ста человек, ну а на свадьбах прихожан было около двухсот. Свадебными мероприятиями почти всегда руководила мамина подруга во Христе Азарова Анна, она была шеф-поваром, поэтому обычно контролировала и приготовление угощений, и украшение всего приготовленного. На свадьбах было весело, все вкусно ели, потом слушали молодёжные песни, стихи и пожелания. Свадьбы евангельских христиан-баптистов, как и другие торжества, проводятся без спиртных напитков и без танцев, но обычно на таких торжествах весело бывает и без этого.

Так же весело проходил в нашем доме и каждый Новый год. Молодёжь украшала дом, готовила вкусную праздничную еду для всех гостей, за неделю до этого детям раздавали рождественские подарки, в которых были и мандарины, и яблоки, и конфеты разных сортов. В новогоднюю ночь мама разрешала нам сидеть за столом вместе с молодёжью, но обычно сидеть до утра у нас не хватало сил, поэтому, когда мы начинали зевать, она уводила нас спать, а все остальные веселились до утра. В новой школе учителя были категорически против того, чтобы наши одноклассники приходили к нам в дом. Когда я училась в четвёртом классе, моя школьная подруга Марина (та, что из благополучной семьи) пришла ко мне в гости в воскресенье и попала на воскресное богослужение. Обычно дети во время богослужения сидели и слушали. В этот день в наш дом пришла (как дружинник) учительница по биологии. Когда она увидела на службе мою подругу, то была ошеломлена. Она, конечно же, не оставила это без внимания и сообщила об этом маме Марины, сказав, что, по её мнению, Марина не должна дружить со мной и тем более не должна приходить в наш дом. Только совсем недавно я узнала от Марины, что её мама тогда сказала учительнице, что она не может и не хочет запрещать дочери дружить со мной, и если её дочь захотела пойти в гости туда, где её ждала подруга, то она вправе это сделать. Это её принципиальное заявление определило наши отношения с Мариной на долгие годы. Мы стали неразлучными подругами и дружим по сей день.

В начальных классах я видела несправедливость учителей по отношению к моим родителям, видела, что и к нам, к детям, из-за наших родителей они относятся предвзято. Я уже без всякого старания делала уроки и ходила в школу, чувствовала себя там неуютно и стеснённо, как будто у меня клеймо на лбу: это дети баптистов, фанатиков, сектантов. Когда начинался учебный год, я ждала только одного: быстрее бы он закончился. Но и жаркое лето мне было не по душе, так как из-за повреждения правой руки я не могла позволить себе надевать что-то лёгкое. Я сама для себя определила, что мою руку никто не должен видеть, я буду её ото всех прятать, чтобы они не смеялись надо мной. Ощущение, что все непременно будут смеяться над моей рукой, переросло в болезненное убеждение, что только так и будет.

Мне не хотелось никуда идти, чтобы кто-нибудь не заметил, что у меня рука с изъяном, поэтому я старалась больше сидеть дома рядом с мамой. Моя сестра ходила к соседям, где ей давали сладости, а я злилась на себя за то, что я стесняюсь быть такой же смелой, как она.

Однажды я спросила маму:

– Почему сестра может ходить по соседям, а я всегда сижу дома?

Мама мне ответила вопросом: