Свой длинный меч мучитель махнул в горизонт.
Блеснула молния, разверзлись небеса,
Разлился марганец волос – андалузит – циркон.
Мерцающий софит луны,
В пурпурные всполохи глитерный сыпал мел,
Глядя на казнь,
Месяц быстро старел… побелел… побледнел…
И, словно лампочка рампы, перегорев, едва
Трясла с парика мерлан светлая голова,
Видя заплечный мешок палача, слепла луна,
Не хотела она смотреть эту смерть…
Качаясь в тремор, едва переступала порог,
Сильно бросало в дрожь, её на убыль шёл срок.
Фаза прожитых дней коротка…
Коротал…
Коротнул – замкнул – перегорел…
Сединой опалённый, пепельный блонд туманной морошью летел,
Как сахарной пудры тальк летит на горелый пирог,
Присыпая от йода коньячный ожог…
Падал мел.
Болотная тина волною ходила густого желе,
Заливного филе в желатиновом красном вине.
Вишнёвый вар плескал в воде хмельной угар,
Похмельный удел,
В ролях из театральных дней,
Оставшись не у дел,
Истощался омут, луною худел, скудел…
Тихо-тихо…
Серпяное гибло Лихо,
Коса по небу шла на рогах,
Серьгой цеплялась в облаках.
Полыхая, бил окно красный луч,
Падал, как тень на плетень,
По стенам скользил,
Кнутобойца – краснопузый ремень,
О преграду цвет свой лупил, не жалея сил,
Дробью ягод смородины бил…
Гроздья спелые рассыпал, вдребезги их рассекал,
Старый дробовик подводил, осечки давал,
Хоть и искал в костюмерной мишень,
Как мёд ищет Бурый Мишель.
В бортях мёд тягуч, горчит…
Зерна гречихи с веника сыплет в дневник,
Треугольных букв заострилась коса,
Слезотоком на нос вышла роса,
Собирает шипы оса,
Борты роем туч окружают леса аспида…
Откатной волною дрожит рука…
Зингер строчит… пуля летает,
Нет! Не дрогнула Шилка,