Корабль-невидимка

– Возможно, но других в районе нет!

– Надо было больного отправить в краевую больницу!

– Он был нетранспортабелен!

– Это не даёт тебе права нарушать Устав!

– Говорю же, что совесть не позволяла поступить иначе!

– Вижу, тебя не переубедить!

Он заклеймил меня позором в религиозном «маразме» и даже обозвал баптистом. А на мои же слова «Но ребёнок выжил, а должен был умереть!» рывком поднялся из стола и заявил:

– Лучше бы он умер, чем сейчас наша партийная организация в твоём лице терпит такой позор!

– Как умер?! – прошептал я и замер, увидев бешено злобное выражение лица этого партийного вождя района.

Все члены райкома и секретари первичных партийных организаций замерли. В зале воцарилась гробовая тишины. Кто-то опустил голову, а кто-то с гневом уставился на меня. Третий же секретарь демонстративно отвернул голову. Это меня сильно удивило, так как совсем недавно я весьма успешно вылечил его, о чём будет написано ниже. По-видимому, для него нарушение Устава было сродни несоблюдению «Заповедей» для служителя культа.

Все понимали, что в отношении меня грядут репрессии. И они в дальнейшем начались.

Более двух часов продолжалось это иезуитское собрание. Первый секретарь добивался от меня, чтобы я признал свою вину, а я упорно сопротивлялся. Сломать меня через колено ему никак не удавалось. Все его заместители, то есть второй и третий секретари, с укоризной смотрели на меня, как бы призывая смириться и признать свою вину, но честь и совесть, а эти слова были написаны на партийном билете, не позволяли мне совершить эту трусость.

– На моём партийном билете написано: «КПСС – ум, честь и совесть нашей эпохи» – и этим я всегда руководствуюсь в жизни, а значит, поступил правильно, спасая жизнь этому ребёнку!

– Вижу, ты упёртый оппортунист! Тебя надо гнать из партии! – заявил он.

– Но не вы принимали меня в неё, а другой человек! И хотите совершить грубую ошибку, не согласовав изгнание с ним! Вы видите задачу коммуниста в угнетении человека, а я в его защите!

Он вскочил и выкрикнул:

– Дебаты прекращаем! Имеет место грубое нарушение Устава КПСС, а с этим надо бороться! Я уж сам разберусь, с кем мне советоваться! У меня главный советчик – это Устав КПСС, а для тебя – Библия! И потому ты не понимаешь моих слов! Собрание объявляю закрытым!

Члены КПСС с понурыми лицами стали расходиться. Все отворачивались от меня – то ли презирали, то ли жалели. Буквально со всеми мне приходилось сотрудничать, выполняя миссию идеолога партии и председателя Комиссии по борьбе с пьянством и алкоголизмом. А на этой общественной должности насмотрелся такого, что даже стыдно об этом писать.

Был полдень. Время было ещё рабочее. Я пешком отправился в больницу. Когда выходил из здания райкома КПСС, ярко светило солнце, а когда подходил к рабочему кабинету, то небо вдруг нахмурилось. На землю упали капли дождя. «Если не люди, то хоть небо жалеет меня!» – подумал я.

Войдя в кабинет, я проследовал к креслу и рухнул в него. На душе было противно от чудовищной несправедливости, которая обрушилась на меня. За моим поступком было же сострадание к судьбе этого больного ребёнка, а в ответ я получил жестокое унижение, граничащее с глумлением над личностью.

Вдруг дверь в кабинет распахнулась и в помещение буквально ворвалась заведующая палатами новорождённых роддома.

– Когда соизволите сделать ремонт в палатах новорождённых? – выпалила она.

– Ремонтом занимается главный врач района, а не начмед! – сказал я.

– Я обращаюсь к вам как к секретарю парторганизации! – прерывисто дыша, стала она тяжёлой поступью приближаться ко мне.

– Моя роль секретаря заключается в том, чтобы вы вели себя корректно!

– Я знаю, как с вами бороться! – заикаясь, прошептала она и выскочила из кабинета.

«И что это за сумасшедший день такой, – подумал я, – она же знает, что текущий ремонт палат запланирован на сентябрь, а сейчас июнь! Значит, дело в том, что уже прозвучал звонок из партийных органов!»

Мои рассуждения вновь прервала эта же коллега, но она появилась не одна, а с новорождённым в руках. Подбежав ко мне, она бросила его на стол и язвительным тоном пробормотала:

– Дарю его вам! Оберегайте его от сырости и плесени!

А затем, как уголовница, согнувшись, выбежала из кабинета.

Ситуация сложилась просто преступно чудовищная. Передо мною на столе в пелёнках лежал новорождённый, которого сумасбродная коллега похитила из отделения и принесла чужому дядьке в кабинет.

Ребёнок чуть попискивал. Видимо, мать его только что накормила своим молоком. Хватать и разворачивать пелёнки, а тем более бежать с ним в отделение новорождённых, я не стал.

Подумав, решил, если в течение часа его не заберут назад в отделение, то буду звонить в милицию, чтобы уже прокуратура вмешалась в этот конфликт между мною и педиатром. Я понимал, что произошло уголовное преступление и коллегу могут арестовать. В пылу аффекта она допустила действие, выходящее за рамки здравого смысла. Мне было жалко этого врача, так как в больнице она числилась хорошим специалистом.

Минут через двадцать она вновь появилась в кабинете, но уже без шизофренических действий. Взглянув на меня затравленным взглядом, она забрала ребёнка. На этот «радостный» момент я приготовил речь в виде: «Что, совесть заела?», «Что, в тюрьму не хочется?», но передумал, а только отвернулся от неё, дав спокойно уйти из кабинета.

На этом суточные мои приключения закончились. Дома я рассказал жене обо всём. Наконец-то нашёлся человек, который меня пожалел.

– Да не переживай ты! Не впервой же нам менять место жительства. Квартиру у нас не отберут. Дети завершают учёбу в институте. Я уже пенсионерка. А ты всегда находил достойный выход! Найдёшь и сейчас! – заключила она и стала готовить уху из рыбы, которую вчера сам же наловил.

Вообще, жизнь продолжалась. Мне был объявлен строгий выговор с занесением в личное дело. И сразу же освободили от общественной должности секретаря первичной партийной организации. Вскоре уволили и с должности начмеда района, а затем и заведующего травматологическим отделением. Моим начальником стал бывший мой ординатор. Он сопротивлялся новой для себя должности, но ему сказали в райисполкоме: «Не сопротивляйся! Шапошникова мы так и так уволим! А, кроме тебя, другой кандидатуры на районного травматолога нет!»

Так пришлось мне с полгода проработать в подчинении у врача, который не имел никакой категории, а у меня была «высшая», и, мало того, я имел учёное звание доктора мед. наук. Спустя десяток лет мне предлагали вновь возглавить отделение, но я отказался.

Когда меня снимали со всех должностей, я сказал:

– Учтите, я назад в район не вернусь!

– А ты нам ни черта не нужен! Таких специалистов, как ты, у нас в районе полно!

Время показало, что не полно, но это уже другая сказка.

Расправа была жестокой и бессмысленной. Как известно, члены партии творили и более мерзкие дела. Я их умышленно назвал членами КПСС, а не коммунистами, так как между ними лежит огромная моральная пропасть.

Такого унижения я не потерпел и обратился с жалобой в крайком КПСС. Был направлен ревизор с чётко обозначенным заданием – наказать крамольника по всем строгостям Устава. Тот развернул бурную деятельность. Состоялось собрание медработников района. Все пришли к выводу, что я не способен к административной деятельности – хотя создал три отделения, а показатели работы ЦРБ были лучшими в крае. По их мнению, администратор должен наказывать сотрудников, а не защищать, то есть выполнять работу надзирателя, с кнутом в руке. С такой ролью я не согласился и без сожаления оставил все должности в этом районе.

Больше всех неистовствовала заведующая инфекционным отделением, в котором лечился этот ребёнок. Я понимал её рвение – она боялась репрессий в отношении себя, то есть уподобилась библейскому Иуде. В процессе расправы надо мною она была ярким продуктом эпохи под названием – СССР.

Когда я защищал себя, то напомнил всем «судьям» о том, что первым коммунистом на земле был Иисус Христос, что все догмы Устава КПСС – это лишь перефразированные Его «Заповеди», по которым должны жить люди.

Моя смелость их злила и возмущала, ибо они не изжили в себе рабов. Чем я больше говорил, тем злее становились их лица, а ведь у них были свои дети, за здоровье которых боялись, но этот больной ребёнок был чужой ребёнок, а значит, его было не жалко. Вот такая дикая двойная мораль.

Как я уже написал выше, в результате меня низвели до рядового врача. Почему-то все коллеги посчитали это наказание обоснованным и даже справедливым.

Таким образом, с нарушителем партийной этики, расправились по всем направлениям – и по партийной, и по административной линии. Хорошо, что не убили! Раньше за это или убивали, или отправляли в Сибирь.

Работать в этом районе стало невозможно. Через год, получив диплом доктора медицинских наук, я переехал в краевой центр и стал работать профессором в университете. Вскоре наступил развал СССР, а этот процесс я считаю трагедией для всех его республик. Одновременно запретили и КПСС. Человек, который донёс на меня, публично сжёг свой партийный билет – знать, было стыдно за свою подлость. Я же билет храню, как сувенир из прошлой жизни, ибо как коммунист, я никакого зла никому не учинил, а делал лишь добро в силу своих возможностей.