Этот Человек

– Ты зачем меня щипаешь, мама?

– А чего ты кричишь?

– Не трогай меня, ясно, а то сейчас снова закричу, я пойду в другой зал

– Паралоид отдай

– Нет, – божественный образ идеального человека уж было пал в моих глазах, «импульсивная душа», – подумал я, но потом я решил, что человек прав, действительно, как можно задумываться о таких мелких вещах как фото «для родственников», когда перед тобой такое…

Человек отвернулся и быстрыми шагами, чуть ли не бегом скрылся от матери. Так он оказался в зале № 345. Сначала душа присела, чтобы прийти в себя и осознать, что произошло несколько минут назад. Она пребывала в шоке.

«Я действительно закричала/л!? Неужели? Они просто вывели меня из себя, она ещё и щипнула меня, омерзительно… Я слишком многого от них требую, они не видят в Диане Версальской то, что вижу я или любой другой настоящий человек. Разве настоящие люди могут не преклоняться перед творениями таких настоящих людей, очевидно, что они создавали их не для того, чтобы все дивились их красотой, так как красота–понятие изменчивое, но для того, чтобы общаться на протяжении столетий. Разве можно игнорировать их сказы, просто фотографируясь с предметом искусства и хвастаясь тем самым, что ты попал в Париж, а значит снял гостиницу, купил билет в оба конца, да ещё и оказался в Лувре. Так нельзя. Совершенно нельзя»

Человек поднялся со скамьи и направился в сторону Венеры Милосской. Простояв там около 24 минут, он подумал:

«Мне кажется, её руки не стали реставрировать вовсе не из-за эстетики, а по причине того, что эти увечья сохранили её историю. Так можно было долго рассуждать, что с ней происходило, строить всякие теории, догадки. По-моему, Венера Милосская говорит нам о чистоте. Чистоте духовной. Видно, что её платье вот-вот спадёт, что говорит о любви ко всему естественному, будто смысла нет поддержать ткань и она показывает обычное тело человека со всеми его достоинствами и недостатками. К примеру, фигура её выглядит довольно атлетично, тонких изгибов почти нет, на шее видны кольца, что говорит о немолодом возрасте, тем не менее, этой простой естественностью она и совершенна. Голова богини смотрит уверенно прямо, что ещё больше раскрепощает рассудок современного человека и освобождает его от современных стереотипах о красоте, а её расслабленный корпус и спокойное лицо изображают умиротворение во плоти…», – человек продолжал разглядывать статую и с каждой минутой ему становилось всё спокойнее на душе, он будто заново родился.

«Мне теперь кажется, что волноваться невозможно, что я уже близко к нирване, мне так спокойно, так хорошо, отчего весь мир кажется одним маленьким недоразумением по сравнению с этой вселенной, которая заключена в ней, наполненной гармонией и тишиной…»

– Ты до сих пор здесь, – облила человека будто холодной водой мать, подкравшись к нему. Да и если бы она стояла тут целый час он бы её точно не заметил, – мы уже в кафе сходили неподалёку, в магазине купили сувениры, Луи звал тебя с нами, но ты не пошёл/ла, надо ехать обратно в гостиницу, завтра утром уезжаем

«Луи меня звал?»

– Как? Уже в гостиницу?

– Конечно, тебе мало? На часах уже без четверти семь.

Человек бросил последний взгляд на статую и пошёл за капитаншей.

– Мам, а сколько вы часов провели в Лувре?

– Часов? Мы около часа тут ходили, потом нам стало как-то скучновато. Нас не было примерно 3 часа, выходит ты тут провел/ла где-то 4 часа, как так можно?

– Я бы провел/ла тут вечность

Женщина посмотрела на своё дитя с удивлением, а потом легонько рассмеялась, она не поняла его, конечно, решив, что это шутка. Между тем чувства человека тогда его так переполняли, что он сказал это абсолютно искренне, не осознавая до конца, что сказал. Пока душа шла к автобусной остановке, где её с матерью поджидали француз и Луи с мороженным в руке, она чувствовала тепло, несмотря на то что осенний парижский вечер был по обыкновению прохладный.

Многие ошибочно полагают, что мы рождаемся и умираем лишь однажды,однако мы рождаемся и умираем в течение всей своей жизни, много раз… Это то же самое, что взлёты и падения. Единственной вещью, имеющей смысл являются возрождения после каждой неудачи, всё остальное не обладает действительной значимостью. Важно не терять умение возрождаться и забыть, что значит умирать.

Глава VI. Толпа

Перед тем как отбыть на поезде в Версаль в 13:00, наблюдаемая мной семья решила отправится за покупками в «Au Bon Marchе» .

– Бернард, как тебе этот сервант, отличный, да?

– Да, очень красивый, его будем брать?

– Ну время у нас ещё есть, можем везде пройтись и выбрать лучшее, я смотрю тут таких много, так что он от нас не убежит

«Какая бесполезная вещь. Пить из такого хрупкого материала, как фарфор, крайне неудобно и разорительно, да ещё и кружки такие…ничтожно маленькие. Для чего они покупают это?»

– Мама, а зачем вам эти серванты?

– Мы один себе возьмём, поставим красиво, а другой Анжели подарим на свадьбу

– То есть вы не собираетесь им пользоваться, он просто будет пылиться?

– Можно же, хоть иногда радовать себя такими красивыми вещами

– Это безусловно изысканно, но это же стоит очень дорого! А у нас как раз посуды мало дома.

– Так, не умничай! – человек замолчал

Выйдя из одного бутика, семья оказалась в толпе. Сотни людей бегали, как муравьи, из одного бутика в другой в поиске услады, как обычно. У них у всех в данную секунду была одна ничтожная цель – как бы ухватить себе что-нибудь да подешевле, а что именно особо неважно.

«Жалкие люди, выбегают ото всюду, мне жутко, они оглядываются, крутя головой почти на 360 градусов, по крайней мере, у меня такое ощущение. Они ищут, ищут, и ищут всякую вещицу. Все, абсолютно все до одного. Этот универмаг будто клетка для людей, всюду их зазывают витрины, и они как сороки жадно бросаются на них, будто это единственное удовольствие – тратить деньги, они зарабатывают, чтобы тратить, а не чтобы жить. Мне противно это осознавать, все они такие обычные, такие…одинаковые, какая-то серая масса, и все на одно лицо. Это выражение лица, сугубо потребительское и ненасытное. Я их читаю: «Это платье мне бы подошло, надо примерить», «Я хочу купить такие же часы как у него для себя, нет, даже лучше них», «В какой бутик зайти бы ещё, я вроде уже все обошёл», «Что же мне прикупить себе? Может, солнцезащитные очки, но ведь лето закончилось, ну ничего на следующее куплю», «Ой, какая красивая девушка на рекламе, надо взяться за себя, купить крем какой-нибудь, сейчас доем pain au chocolat и пойду обязательно». А вот идёт, заглядываясь так, что не замечая под собой штырь, у меня такое чувство, будто они все под гипнозом, этот гипноз называется массовая бессознательность, стресс и навязчивые мысли… А может, это я не в порядке? Почему мне так плохо посреди этой толпы? Только ли из-за их бессмысленных и одинаковых действий и мыслей. Может, я являюсь мизантропом, но если бы это было так, я бы не общалась/cя ни с кем, даже с Ли, да и мне так плохо только в толпе же, вроде. А так, я нахожу общий язык с людьми и не боюсь их, но эта толпа, эта кучка, она на меня так давит. Мне не нравится, что они все…да, да у них разное прошлое, разные семьи, разный опыт, но они все, абсолютно все…мыслят одинаково, подавляющие их большинство, если бы хоть раз мне бы встретился хоть одни глаза, в которых есть осознанность нашего мира, существования, мне бы не было в этой толпе так плохо, я бы верил/а в эти глаза, и не чувствовала/л себя так одиноко среди этой толпы. Вот я стою, давай ты сможешь, улыбнись им в лицо, полюби их всех…

……………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………….не могу, не выходит, я совсем не люблю, но я даже равнодушия к ним не испытываю……они мне кажутся инопланетянами, потому что я их не понимаю совсем, я так жить не умею………………………………но я их явно не лучше, вот я стою посреди аллеи и вижу, как они движутся возле меня, если заглядывают мне в лицо, то тут же уводят затуманенные глаза от блеска прилавок прочь, воспринимая меня за преграду на пути к очередному бутику…Идёт тяжёлая женщина с мороженным в руках, её вес замедляет её движения, но она уверенно идёт, заглядываясь на шоколадные лавки, мармелад и прочие вкусности, прошла мимо них, обернулась, отвернулась, в конец подошла к лавке и накупила себе шоколада, мармелада, – Не хотите ли лакрицу попробовать?– спрашивает её продавец, она ему отказывает, уходит, идёт с румянцем на круглых щеках, утомлённая покупками, но идёт довольная. А вот мужчина, лет 28, в роскошной одежде с запахом Eau Sauvage Christian Dior с кучей пакетов в руках, переливающихся золотом. Зв ним следом движется группа студентов, кажется, они его фотографируют, сами же одеты очень пёстро с таким же пёстрыми пакетами от всевозможных магазинов. Они идут и говорят: «Может нам ещё сюда зайти? Я хочу СЕБЕ прикупить новые джинсы, мои почти стёрлись!» Идёт семья с маленьким ребёнком, который чем-то недоволен, он капризничает, кричит, родители его бьют и тащат за собой куда-то, сами не понимая, куда, я вижу, как у них глаза разбегаются и выступает пот, они его вытирают грязной от ручек дверей рукой, но идут, всё идут куда-то»

– Мама, мне нужно на улицу, я вас там подожду, – закончив свои размышления, пришл к выводу человек

– Хорошо, где ты будешь, чтобы мы тебя не потеряли?

– Возле входа, – сказал человек, задыхаясь

Он вышел, у него тут же потекла горькая слеза, человек увидел, что плачет, удивился и тут же вытер слезу. Он стоял и старался не думать, у него в голове всё ещё мелькали обрывки фраз случайных прохожих из универмага, которые он сам себе выдумал.

Человек теперь показался мне сверхчувствительным и вовсе не оттого, что он пустил слезу, а из-за его чувств, которые заполнили всё пространство там, в толпе. Мне вдруг сильно захотелось с ним поговорить, сказать человеку, что зря он расстраивается, что не одинок в этом мире. Я пытался, но все попытки тщетны, он меня не слышал совершенно.

Глава VII. Есть такой стереотип, что любовь живёт три года…

Человек со своей семьёй оказался на свадьбе. При их входе в зал зазвучал Марш Мендельсона, несмотря на оглушительную громкость, он слился в белый шум, и у человека тут же закружилась голова, вокруг быстро запестрели цвета: красный, белый, оранжевый… пол поминутно уходил из под его ног, эти жаркие удушливые цвета, служащие якобы декором для зала и стола виновников торжества, были нагло вставлены повсюду и невпопад. Искусственно сделанные цветы раздражали глаза, представлялось жуткое прикосновение к их сухой, шероховатой поверхности, мурашки бегали по спине от одного лишь взгляда на эти цветы. Но не только они казались искусственными, все присутствовавшие были не людьми, а куклами. Человека было совсем незаметно среди этих нарядных круглых силуэтов и натянутых улыбок. Все они о чём-то шептались, все они неестественно смеялись, ели, чётко понимали, зачем они здесь, им всем было весело и спокойно, потому что они ощущали себя как дома, это их природная стихия. А человек смотрел на всё это будто со стороны, совершенно вырванным из их пищевой цепи. Он уселся за длинный, но почти пустой стол, еды практически не было, зато народа тут столько, что некуда втиснуться.

«Эти дети сидят словно роботы, они наблюдают за происходящим в недоумении, изучают манеру поведения здешних людей, их натянутые лица, искусственную доброжелательность, а ведь именно здесь, быть может, и закладываются основы мировоззрения. Быть может, будучи совсем ребёнком, я получил/ла крайне неистовые впечатления от свадеб, и теперь я чувствую себя здесь как не в своей тарелке».

– А ты чего не танцуешь? Давай, идём, идём, – подошёл к человеку лысый мужчина низкого роста

– Я ем, – сказал человек, быстро засунув себе в рот какую-то тарталетку с икрой

Прошло 7 минут.

– Пойдём с нами танцевать, – подошла к человеку молодая девушка с большой родинкой на правой щеке, от этого её лицо выглядело особенно красиво

– Нет, я не хочу

– Пойдём давай! – человеку стало очень неловко, будто над ним прямо издеваются

«На мне что свет сошёлся, почему им нужно, чтобы непременно все танцевали!?»