Психопат внутри меня

Психопат внутри меня
Вера Анучина

Психопаты – это совсем не обязательно кровожадные маньяки с выпученными глазами или люди с антисоциальным поведением. Они прекрасно адаптированы к моральным и правовым нормам общества, могут искусно отыграть любую эмоцию. Отыграть, но не испытать. Им не ведом страх, боль, ревность, обида, чувство вины, они не ощущают эмоциональную привязанность. Казалось бы, им можно позавидовать: ведь ты живёшь спокойно и совершенно без страданий и лишних переживаний. Но как ли это хорошо? Ведь жизнь в то же время лишена положительных чувств и эмоций: радости, веселья, сострадания и даже любви.

Всю жизнь Нина ищет то, что принесёт хоть какой-то смысл её существованию, заполнит холодную пустоту внутри. Сможет ли убийство человека утолить эту жажду эмоций? Почему бы и не попробовать, когда терять уже совершенно нечего.

Вера Анучина

Психопат внутри меня

Что-то из этих событий вымысел, что-то правда. Кто-то из действующих лиц существует на самом деле, а кто-то просто персонаж. И, да, все совпадения имён и географических названий, конечно же, случайны.

Глава 1.

Меня всегда считали хорошей и послушной девочкой. Но на самом деле я просто быстро схватывала примеры обычного человеческого поведения, которое мне было совершенно чуждо. До трех лет я молчала, потом подслушала мамины переживания о том, что со мной что-то не так.

– Все дети в этом возрасте уже разговаривают, а эта молчит, только смотрит своими огромными глазами. Может, она больная?

Значит, надо заговорить. И я это сделала. Мама радовалась, какая я разумная, а я просто прощупывала смыслы и подтоны слов. Чтобы грамотно собирать из бусин слов длинные нити предложений, превращая их в настоящие украшения с замысловатыми орнаментами. Затем настал черёд эмоций. Обида, предательство, доброта, дружба – я внимательно смотрела на то, что скрывалось за этими определениями. Два раза мне не нужно было повторять, я всё схватывала на лету. Люди странные. Они говорят, что врать – плохо, а на самом деле совершенно не хотят слышать правду. Ты преподносишь факты о каком-то событии, а на самом деле выступаешь в роли предательницы. Странно, но возьмём на вооружение. Ты не испытываешь радости от встречи с многочисленными малознакомыми родственниками, но должна улыбаться и отвечать на бесконечные глупые вопросы, и честные ответы тут тоже не нужны. Ну, допустим, принимаем и эти правила игры. Когда я научилась читать, стало немного легче ориентироваться в этом мире. Родители удивлялись, что я стремилась к литературе явно не по возрасту и опасались, что я ничего не пойму. Как они ошибались! Я очень хорошо анализировала прочитанное, рано обратилась к критическим работам – мне нужны были костыли, на которые можно пока опираться в сложном мире человеческих чувств. Я делала допущение, что критики транслируют общепринятые нравственные и моральные нормы, поэтому доверяла этим разборам чьих-то языковых конструкций. Мотала на ус, и училась оценивать поступки для начала вымышленных персонажей. Естественно, больше логики я видела в поступках антагонистов, они всегда казались мне более объемными и интересными. Но и тут я следовала общепринятым нормам и писала в сочинениях именно то, что хотела в них видеть система образования.

Говорят, люди не меняются. Но я примеряла на себя разные личины, основываясь на описаниях и поступках персонажей книг. Со стороны казалось, что я очень чувствительная и близко к сердцу принимаю прочитанное. Ага, сейчас. Я просто играла очередную роль. Какие-то ходы, которые находили особый отклик у окружающих, я перенимала для себя, превращая это в очередную черту уже своего характера. Я умело изображала интерес к человеку, внимательно слушала. Больше для того, чтобы не проколоться самой, но и в том числе для понимания мотивов и установок моего визави. Со мной дружили, и я дружила в ответ. Я не делала различий между середнячками и элитой класса, мне был интересен каждый индивид. Да, каждый в определенный момент времени или в конкретной ситуации, но я давала отклик каждому, а люди воспринимали это как искренность и тепло. Ну, пусть так. Мне говорили слова "Я люблю тебя", но что именно они значат, я не понимала. Мне хотелось сказать в ответ "И что мне теперь делать с этой информацией?" Но, боюсь, не это люди хотят услышать в момент признания. "Я тебя тоже" – был мой максимум проявления чувств.

Потом появились сериалы. Они позволили ещё больше раскрасить мои эмоции, но всё равно это было больше похоже на нестройную и пугающую речь глухого, который пытается воссоздать обычные человеческие интонации, которые никогда не слышал. Я вроде бы уместно улыбалась и даже шутила – принцип создания острот было освоить легко. Когда требовалось, даже грустила. Только трудно было понять, сколько именно следовало находиться в этой эмоции. Но тут легко было проверить: если я ловила недоумение или непонимание, значит, недостаточно выдержала траур переживания. Я делала вид, что ненадолго забылась, и опять надевала скорбное выражение лица. Обиды, переживания – это было не про меня, это проходило мимо, ничего не затрагивая. Мне было легко извиняться или признавать свои ошибки – лично мне это ровным счётом ничего не стоило. В тоже время люди, считавшие меня своими друзьями, воспринимали это как лёгкость характера. А я лишь тщательно скрывала пустоту своей души, и, наверное, долгое время только моя мать видела истинный холод в моих глазах. Поэтому она меня не любила. А я отвечала ей взаимностью. С первого класса все каникулы я проводила у родственников папы на Урале: у его брата было трое детей, поэтому одним больше, одним меньше – было не так заметно. И нам веселее. Мы с кузиной постоянно весели на хвосте у братьев и переняли их интересы и повадки. По пути прихватив множество травм и шрамов. Правда, потом очень сложно было превратиться обратно в девочку и перестроить устоявшиеся шаблоны поведения.

Думаю, родителям со мной было и сложно, и легко. Сложно от моих действий, продавливающих их границы. И легко от того, что я быстро понимала, как именно делать не нужно. Но свою мать я доводила до истерик, нервных срывов и рукоприкладства. Я никого не виню в этом, просто принимаю как факт. Может, эти факторы повлияли на формирование моей социопатической девиации, может, сыграла роль генетическая предрасположенность. Но я стала такой, какая есть.

Глава 2.

Свою жизнь я выстраивала, как шахматную партию. Выбирала себе наилучшее окружение, перспективное образование, обрастала нужными связями и строила карьеру.

Мне очень хотелось эмоций. Но мой спектр был ограничен раздражением на глупость, откровенную тупость, хамство или нарциссизм. Или же выбросом адреналина. Я любила быструю езду. Научилась водить я лет в 14 – мой старший двоюродный брат с удовольствием занимался со мной на бескрайних просторах уральских трасс, где можно было гонять без боязни столкнуться со стражами правопорядка. С ним же В 18 лет я с первого раза сдала на права и получила от кузенов первую машину – сильно потрёпанную, но хорошо восстановленную Субару. В свою очередь я её чипировала, то есть изменила заводские настройки двигателя. И теперь в ней было 280 лошадиных сил (на стенде она показала аж 306) вместо базовых 249. Я апгрейдила свои умения на курсах экстремального вождения и с каждым днём чувствовала себя за рулём всё уверенней.

Другие водители меня ненавидели: я подрезала, резко перестраивалась, совершала весьма опасные манёвры. У меня полностью отсутствовало чувство самосохранения и при этом была твёрдая уверенность в своей удаче. Даже когда я улетела с трассы, я отделалась лишь лёгким испугом. Ну, и круглой суммой на восстановление машины.

Я была открыта любым переменам, легко меняла работу или место жительства, экспериментировала с внешностью и стилем одежды. Три года я прожила в Америке, даже думала там укорениться. Но меня нашёл одногрупник и предложил интересную должность в крупной международной компании. Почему бы и не попробовать, решила я, и вернулась обратно. В результате сложных процедур с суммами уплаченных налогов и различных страховых взносов, мне вернулась очень существенная сумма. Которую я обратила в автомобиль, в очень послушный, ухоженный и идеально обслуживающийся всю свою предыдущую недолгую жизнь Мини Кантримэн стального цвета. С этими прекрасными исходными данными из машины я сделала просто конфетку: внутри аккуратного и эффектного кузова был спрятан мощный спортивный двигатель. Чем мы с "котелком", как я ласково окрестила купера, очень любили пользоваться на трассах.

Потом я решила выйти замуж. Ну, как решила – меня позвали, и я решила попробовать. Какое-то время наш брак спасали многочисленные командировки – мои и мужа. Мне всегда было настолько комфортно с самой собой, что делить это состояние с кем-то другим было невыносимо. И самое счастливое время моего замужества – его полугодовое обучение в Англии. Я даже пару раз к нему наведывалась ради бесплатного проживания, и прекрасно там путешествовала в одиночестве. Деланно сокрушаясь, что ему никак не выбраться – график занятий был действительно плотный. Я старательно отыгрывала роль примерной жены, и в какой-то момент это начало меня тяготить и надо было что-то менять. Муж начал заговаривать о детях. Это был совсем не тот опыт, которым мне очень хотелось пережить, но почему бы и не попробовать. Полгода я взяла на подготовку, мы исключили из жизни алкоголь и сигареты, перешли на органические продукты и разные витамины и добавки, затем начались попытки зачать ребёнка, чему мой организм стоически сопротивлялся. И, признаться, каждый месяц я испытывала облегчение. Ну, совсем не хотелось менять свой образ жизни.

Беременность настигла меня в отпуске, и поездка в Португалию омрачилась непереносимым токсикозом. Я могла лишь лежать на берегу океана и смотреть на волны, иногда выблёвывая свои внутренности в ведёрко из-подо льда, ибо никакой еды в желудке не было. Ни о каких деликатесах и блюдах местной кухни, а тем более о портвейне, речи быть не могло: меня выворачивало даже не от запаха, от одной только мысли о еде. Единственное, что был способен принять и даже переварить мой организм, это паштел-де-ната – слоёные корзиночки с заварным кремом. Вернее, ела я только начинку и запивала кокосовым молоком, которое до этого на дух не переносила. Муж был счастлив неимоверно, он был готов собственноручно доить пальмы, чтобы добыть мне еду. И держал мои волосы, когда я извергала из себя то, что не могла удержать. Он даже поменял мне обратные билеты на бизнес-класс, чтобы я могла лежать. А я радовалась, что у меня было несколько часов свободы от его назойливой заботы. В таком состоянии я не могла работать, а это меня всегда отвлекало и помогало переносить тяготы семейной жизни. Сейчас же каждый вечер я проводила с супругом, который строил дальнейшие планы, полные радужных единорогов, порхающих в безоблачном небе нашего всеобъемлющего счастья. А мне хотелось умереть. Как ни удивительно, вопрос решился гораздо раньше положенных физиологией девяти месяцев: беременность оказалась внематочной. Меня срочно госпитализировали, потом начались осложнения. После пяти бесконечных недель в больнице домой я не вернулась – больше таких приключений мне не надо. Муж переживал, уговаривал попробовать ещё раз, плакал, заваливал мой офис букетами. А через полгода обрюхатил молоденькую девочку из какой-то башкирской глуши. Чтобы получить развод, Костя, мой муж, был готов на всё. В итоге все остались довольны и каждый получил именно то, что так жаждал. Он – долгожданного наследника, она – квартиру в Питере и мужа с машиной, я – свободу. Ну, да, очень активный мальчик, который не даёт ни секунды покоя ни днём, ни ночью. Жильё у них было в ипотеку, которую при самом оптимистичном раскладе выплачивать они будут до пенсии. Эффектный мини-купер, на котором она его встретила, остался у меня, а они теперь ездили на Toyota Marino, которая была хороша для молодого человека, но не вызывала таких восторгов у женщины. Чётче формулируйте свои желания, они имеют свойство сбываться.

Что же до меня, я весьма удачно объединила половину имущества после развода и приобретённую до брака однушку в двухэтажную квартиру в элитном жилом комплексе рядом с зелёным парком. И завела себе французского бульдога, о котором мечтала с детства.

У меня была прекрасная обёртка жизни, из неё получился бы прекрасный профиль в соц.сетях. Однако я по-прежнему была лишь хорошей копией человека. Искусной в реакциях, но всё же мёртвой внутри.

Глава 3.

В Америке я попала на приём к психиатру и именно тогда узнала свой диагноз: диссоциальное расстройство личности. То есть я психопатка. Там много нюансов, но суть в пренебрежении общественными законами и ограничениями, отсутствие эмпатии и сочувствия, неспособность сопереживать другим людям. Мне прописали таблетки, которые худо-бедно поддерживали меня на плаву. Антидепрессанты помогали проявлять живые человеческие эмоции и не скатиться в полную апатию, нейролептики для нормализации эмоционального фона и сглаживания острых фаз поведенческого диапазона. Так же я принимала литий, который купировал редкие, но меткие приступы гнева. Наверное, благодаря им, я не придавила ни одного самокатчика или не столкнула их с тротуара под колёса проезжающего автомобиля. Но в глубине души ничего не менялось – никаких моральных терзаний и боли. Было страшно и интересно, как далеко я могу зайти в своей патологии, оставаясь в рамках общепризнанных моральных и правовых норм.

Продолжая изучать свой диагноз, я столкнулась с описанием поведенческих характеристик, типичных для психопатов. Так называемой триадой Макдональда – зоосадизм, пиромания и энурез. И убеждала себя, что мне это не свойственно. Зверюшек я любила больше, чем людей, у меня были и кошки, и собаки, причём некоторые даже подобраны с улицы. С моей расчетливостью к их содержанию я могла подходить с холодной головой и соблюдать все правила и требования дрессировщиков, зоопсихологов и ветеринаров. Но и легко отпускала или пристраивала, когда приходило время. Огня я панически боялась, процесс горения меня не интересовал совсем – я оценивала риски и масштабы разрушений, и это повергало меня дополнительно в некую грусть. Случаи сжигания людей, что ведьм во времена инквизиции, что аутодафе, меня шокировали. Страшная и мучительная смерть, от этого не по себе было даже мне. Ну, и энурез. На моей памяти со мной такой случилось всего один раз, потом я испытала весьма неприятное чувство стыда и с тех пор остро боялась повторения.

Кем же я была? Что меня ждёт дальше? На что я способна? Я всерьёз увлеклась жанром тру-крайм, стала восторженной поклонницей скандинавского нуара и с упоением смотрела все доступные видео с допросов реальных маньяков и психопатов. Просто чтобы понимать, на чём и как они прокололись. И где та самая точка невозврата, когда ты принимаешь решение преступить черту? Или же я всю жизнь проживу, так ни разу и не испытав ничего?

В силу своей девиации я была свободна от зависимостей: легко начинала или прекращала курить, когда мне это было нужно или интересно. Могла употреблять алкоголь, экспериментировать со вкусами или же углубиться в изучение нюансов искусства сомелье. А потом спокойно не притрагиваться к нему. Нравился ритуал употребления кофе, но пить абы что я бы никогда не стала. Азартные игры мне были не интересны, тут отсутствовал самый главный компонент – сильные эмоции: рулетка для меня была просто примером теории вероятности или же попыток казино не совсем этичными способами увеличить прибыль. А вот покер я бы попробовала – при отсутствии переживаний можно было бы блефовать без зазрения совести. Однако этот талант я проявила в другом: игре в Мафию. В Питере, где я жила, было очень много клубов, которые предлагали место, ведущих и даже компании для подобного досуга.

Тут можно было не сдерживать себя: подставлять, обманывать, врать. Наконец-то можно было быть самой собой, а потом мило улыбаться и объяснять это правилами. Я так привыкла притворяться, что даже в какой-то мере получала удовольствие. То, что у остальных игроков нарабатывалось опытом, у меня было частью натуры.

А через полгода я начала новую игру: я встретила человека, который помог выпустить наружу моих демонов.

В молодости Глеб, как звали этого героя повествования, работал в правоохранительной системе и был на стороне добра. Но эта машина выплюнула его, как ржавый винтик. Его обширные юридические знания, практический опыт работы внутри системы, высокий интеллект и озлобленность создавали чудесную взрывоопасную смесь. Которой не хватало только одной лишь искры.

Когда заходит речь о преступной паре, совершившей бесчеловечные злодейства, возникает вполне резонный вопрос: а стали бы они убивать, если бы не встретились? Не знаю, может быть, рано или поздно. Но всё сложилось так, как сложилось.

Месяц с Глебом мы притирались друг к другу. Он пытался меня ломать и играть по обычной схеме, свойственной нарциссическому расстройству личности. Начал с восхищения и идеализации, потом окружил душным контролем и доминированием, преподнося это как заботу. И классика жанра: эмоциональные качели со скандалами на ровном месте и дальнейшими откатами, будто бы ничего не произошло. Он был напыщен и эгоцентричен, с радостью принимал комплименты в свой адрес, которыми я его подкармливала. Если бы он мне не был нужен, я бы распрощалась с ним после первого же свидания.

– Я вывел идеально определение любви. Всего четыре слова, но они способны объяснить любые чувство: и любовь к партнеру, и к ребёнку, и даже к животному!

Серьёзно, дядя? Над этим определением бились величайшие умы человечества на протяжении всей истории. И до сих пор бьются. А ты взял и вывел! Корона не жмёт?

Его чувство собственной значимости и уникальности было чрезмерным, даже гипертрофированным. Он всё всегда знал лучше всех. И маньяка, которого ловил, он бы лучше расколол, но у него отняли дело и передали неопытному следователю, ещё и женщине! Если бы он продолжил этим заниматься, то эпизодов в деле было бы больше. Сейчас я ни в чём уже не уверена. Если внимательно слушать Глеба и следить за нитью повествования, то можно было найти небольшие несостыковки. А у меня очень хорошая память. Вот он рассказывает, как открывал рестораны, какие они были новаторские и стильные. В следующем витке повествования появилась женщина-партнёр. И модный, необоснованно дорогой дизайн был её рук делом. Но всё закончилось крахом и огромными долгами. Сейчас он работает юристом в банке, и если бы не он, там бы уже всё давно развалилось. Ну, допустим.

Я послушно изображала жертву, выдавала нужные ему эмоции. Но тут Глеб был молодец, сам вёл в этом танце. Мне оставалось лишь ухватить конец ниточки, и раскрутить ситуацию до абсурда, за которым следовали феерические скандалы, сцены ревности, показательные выступления проявлений страсти. Самое счастливое время наших отношений – когда он на два дня пропал со словами: "Мне надо побыть одному, извини, объясню потом". Видимо, это был какой-то этап дрессировки, и я должна была провести время в разлуке с мучительными думами: что я сделала не так, в чём провинилась, что же случилось. А я не думала, а просто отдыхала и наслаждалась тишиной. Уж очень много стало этого мужчины в моей жизни.

Чтобы укрепиться в своих позициям, он очень скоро предложил мне руку и сердце. Очень типично для нарцисса. И ожидаемо для меня.

Моя маска упала после того, как мы вышли из дверей ЗАГСа. Он, как обычно протянул свою руку к моей. В этот раз я её одёрнула.

– Девочка моя любимая, что-то не так?

– Не смей ко мне больше прикасаться!

На лице Глеба было недоумение. Он перебирал в мыслях, где прокололся и почему сменился паттерн моего поведения. В его картине мира сейчас я должна была купаться в любви и неге, а к вечеру уже получиться встряску от случайной неверно произнесенной фразы и умолять о прощении.

– Я поехала домой. И ты поехал домой, к себе. Когда ты будешь мне нужен, я позвоню. Всё, счастливо!

Я села в машину, которую мне запрещали водить по причине моей мнимой неопытности. Когда я научусь и буду достойна доверия, Глеб не уточнял. Но когда в редких случаях я была за рулём, в мой адрес всегда неслись оскорбления и крики. Да, я изображала неуверенность вначале, чтобы он с высоты своего ЧСВ давал мне советы и уроки. Но теперь мне это было не нужно. Я захлопнула дверь, заблокировала замки и резко газанула прочь с парковки, изобразив полицейский разворот. Выражение лица Глеба в тот момент было бесценно.

Почему он не мог со мной просто развестись? Ну, он очень многим сообщил об этом радостном изменении своего социального статуса, и не мог признать, что потерпел неудачу. В его картине мира каждый человек должен был ему непременно завидовать, ведь мы такая прекрасная пара, я так его люблю и уважаю. И для него эта неудача и срывание маски перед окружающими была бы полным крахом.

Когда Глеб немного остыл и с горечью осознал, что передо мной не нужно было разыгрывать психологические драмы, я посвятила его в свои дальнейшие планы. Мы смогли подобрать устраивающий нас обоих стиль общения и создавать правила новой захватывающей игры.

Глава 4.

Первой жертвой я выбрала своего бывшего мужа. Не ради мести или из чувства ревности, что вы! Жизнь ему уже отомстила: он оказался на коротком поводке у своей шустрой жёнушки, которая плавно из первого декрета отправилась во второй, а ему приходилось вкалывать на нескольких работах, а потом вечером заступать на следующую смену с детьми и домашними делами. Самое удивительное, он умудрялся при таком графике пытаться подкатывать ко мне с предложениями секса. Видимо, интимные услуги в их брачный договор не входили. Несколько раз от скуки я даже уступала – мне было интересно, как он будет выкручиваться перед женой.

Глебу я преподнесла свою историю предыдущего замужества, как серию невероятных предательств и последующей за этим болью разочарования в жизни. Немного изменённая последовательность фактов, и вот я, беременная, узнаю об измене, и попадаю в больницу с выкидышем на поздних сроках. И теперь я не могу иметь детей (на самом деле у меня поставлена спираль) и не способна полностью отдаться нашей любви. Глеб это с радостью принял за чистую монету: он не мог признать, что где-то просчитался сам, поэтому перенёс злость от разочарования на моего первого мужа.

Со времён нашего супружества привычки Кости ничуть не поменялись, а у меня к тому же была очень подробная информация по всем малейшим аспектам его жизни. Этот наивный товарищ очень любил трепаться обо всём на свете. Я знала, где он живёт, где во дворе и парадной его модного дома-человейника расположены камеры видеонаблюдения, сколько и на каких этажах находятся собаки и каких пород, на какой стоянке он бросает машину перед тем, как пересесть в метро. Я до минут помнила его расписание и что именно он ест на завтрак дома. У меня была хорошая память, а он не менял привычки. И очень этим гордился.

Подготовка заняла две недели. Каждый шаг Глеб тщательно проверял и указывал возможные зацепки, которые могут остаться для расследования. Это было идеально разработанное преступление, существовали даже альтернативные мероприятия в случае изменения обстоятельств. Учитывались все возможные и невозможные нюансы и переменные.