Мужья и жены Одиночества

Вместе с ней тусовался и ее бывший однокурсник по психологическому факультету Ромео Грегорин, который приехал в Москву  для изучения проблем одиночества в крупных городах. Живет на гранты от Сорбонны.

До этого он работал в Токио. Но поскольку среди его предков тоже затесался русский, его перевели в Москву. Что он воспринял с радостью, поскольку красота русских девушек привлекала его с детства – генетическая потребность, наверное. И они не были такими суровыми, как европейки и американки. Словом, с однокурсницей закрутить роман ему вовсе не хотелось, просто интересы их частично пересекались. Ведь молодые мамаши, с которыми общалась Таня тоже были одинокими – в смысле, незамужними.

Он навестил однокурсницу в больнице, принес ей  курицу, приготовленную на гриле. И сам же отъел немалую часть истекающей жиром «загорелой» птицы, пока общался  с Таней, естественно, на тему ее болезни. И все засовывал ей в рот кусочки посочнее. Он просто был уверен, что «желудок ссохся от голода и его надо растянуть». И по большому счету он был прав.

Таня была ему так благодарна. Мужчины ее не замечали никогда. А тут такой симпатичный парень! Да еще и заботливый. Что ему надо от серой мышки, когда вон даже модель Зоя кидает на него взгляды быстрые и нервные. Ей, видно, не нравится, что встретились они в больничной палате, где она без макияжа – вся белая на фоне белых же простыней.

Но врачи возражали против усиленного питания. То есть, конечно, одна женщина врач. Ее звали Селестина Иоановна Шопенгауер.И ей виделась опасность в еде даже при дистрофии, а не только при булимии. Если логика в этом и была, то до  нее никто не допер. И Зоя подозревала хитрость – лежать тут было дорого, так что лечить быстро смысла не было. Натурально озвучивала врач другие причины – во всем нужна постепенность. Витамины сперва должны пробудить утраченный аппетит. Естественно, сюда Зою привезли не по «скорой». Но в городской больнице ей не понравилось. А тут обстановка была более приличной, хоть и из Икеи. И вот теперь Таня невольно стала бонусом у клинике. Появился еще и этот милый парень.

И к концу их беседы Зоя попросила засунуть и в рот и ей пару кусочков курицы. И с радостью их проглотила. Не то лечение подействовало, не то уж очень аппетитно уплетал куриную ножку (уже вторую) Ромео. Да и хорош был парень –  глаза веселые и наглые, волосы густые пегие и лохматые. Среднего роста, но «обаяшка».

Словом, терапия курицей возродила не только аппетит, но и чувства у обеих залежавшихся в постели девушек. И чтобы поддержать беседу и продолжить знакомство Зоя сказала, что у них в подъезде очень многие живут в одиночестве. А дом престижный. И под этим «соусом» продиктовала Грегорину свой телефон. Мол, приходи, с целевой аудиторией познакомлю. Все же он Ромео!

Но появление этого любителя ножек куриных и женских в палате своей коллеги-социолога обусловлена была корыстным интересом. Ему нужны были телефоны и адреса тех россиянок, на которых не женились. Чтобы выяснить кто этого не сделал и почему.

Некоторое время назад российский председатель общественного комитета по вопросам семьи и брака услышал на телеканале РенТВ слова ведущего какой-то программы о том, что все меньше стало появляться на свет людей европейских национальностей, потому что слишком многие из голубоглазых блондинок и зеленоглазых русых просто решили  жить для себя.

И деятель выступил перед сенатом с этой темой – надо поддерживать национальную структуру в том числе и скрепляя ее людьми с общей внешностью, чтобы сохранять в мире равновесие рас. И его поддержали большинством голосов.

И жил до того, как построил себе особняк на рублевке год назад председатель этого комитета в том же доме, где Зоя и все остальные обозначенные холостяки и холостячки. И поэтому обратился к Майклу, чтобы тот подобрал человека для организации нового дела из числа мировых ученых.  Ведь число европеоидов стремительно уменьшается во всем  мире, а не только в России.

И тут появляется третий персонаж с комическим именем, но потрясающей внешностью  – Ромео Грегорин!  И вот теперь Зоя назвала Майкла в числе холостяков, живущих в том доме, откуда она сама. Ну не судьба ли?!

Ромео всегда думал, что родители ему горько «подсиропили» жизнь из-за своей любви к древнему Риму. Ведь оба они были не просто преподавателями истории, а докторами наук.

И сразу с начала перестройки укатили жить в Европу, а потом попали и в США, в русский отдел. И вот, когда ему уже почти 37 лет , он  уже пожил в трех странах Евросоюза и в Канаде, его резюме пригодилось на исторической родине.

Кстати, Россию он не покидал, поскольку везде ему было скучно по сравнению с Москвой. Это был его город. Его третий Рим. Хотя выглядел он при этом, как типичный итальянец – крупные спутанные кудри, тонкий , но довольно большой нос и очень вытянутая фигура с широкими плечами.

Да, кстати, женился он уже два раза и оба… удачно. Но вот уже нашел третью даму сердца – еще лучше прежних. Не может же он не понимать, что на его пути в конечном итоге может встретиться Соверршенство? И Синтия – она как раз такая. Но в Россию с ним ехать отказалась – не декабристка.

И со второй супругой Ромео подал на развод, а с Синтией обручился. Оставлял он своих бывших женщин неизменно  в шелках и слезах. Считал их жертвами своего эстетического поиска. Но в душе он боялся, что «довыбирается» и останется один из-за того, что не может остановиться на ком-то раз и навсегда. Вон отец – одна жена и одна любовница всю жизнь. Но параллельно.

Ромео и самому захотелось исследовать проблемы одиночества бывших соотечественников. Это странно: не жениться, имея вокруг самых официально признанных красавиц! Ведь очень многим из  молодых людей при разводе и терять-то нечего в смысле раздела имущества? Так в чем дело – сходи в ЗАГС. Но нет, избаловали их.

Ромео попросил Майкла найти ему и квартиру в Москве, раз он нашел ему работу тут. И тот, не долго думая, посоветовал попроситься жить к Михаилу – у того «двушка», и он девок домой не водит, хоть и не педик. В отличие от самого Майка, который «отрывался» по выходным с кем-нибудь, кого удавалось «уболтать» в  клубешнике. Но Михаил переправил его к Наталье Борисовне – она готовит вкусно, да и плата за комнату пенсионерке не помешает.

Так что адрес, по которому жила Зоя был и его адресом тоже. Правда, с позавчерашнего дня. Раньше он платил за гостиницу.

Таня же Беккер, которая приехала в Москву три недели назад сразу  устроилась жить  подальше от центра. И напрасно. В спальных районах большая потребность образовывать семьи, чем у самодовольных и самодостаточных жителей старого центра или динамичных обитателей небоскребов на Юго-Западе. И она почувствовали весь ужас московских «пробок» и кинулась в тесные объятия пассажиров метро. Но потом все же, познакомившись с мраморной дистрофичной Зоей   стала искать жилье в ее высотном доме. А пока Таню Зоя взяла на время к себе домой.  Ведь Грегорин буквально сразу после той роковой жирной курицы, которую все трое съели на брудершафт  стал откровенно проситься к ней в «койку».

Зоя не любила все эти «трахи» – они ее утомляли чрезвычайно, оставляли красное раздражение на коже от модной небритости фотографов и спонсоров, и никакого особого удовольствия не доставляли. И, кроме того, чтобы иметь работу, она должна  была с ними спать. Так что  постоянный раздражитель в качестве мужа или бойфренда  ей ни к чему.

Жилось Ромео у  толстой соседки Натальи Борисовны Катаржаниной – в одной из ее трех комнат в квартире  закрывающейся дверью довольно  грязно, но очень сытно. И это его устраивало. Так что в душе он был даже рад, что изнеженная дистрофичка отказалась от его предложения поселиться у нее.

Нравиться Зоя ему нравилась, но почему-то не возбуждала. Возникало опасение при мысли о сексе удариться о кости ее таза. Глядя на нее он, кстати, и понял почему так называется часть фигуры ниже пояса – тазом -максимальный  провал кожи до позвоночника в этом месте и вправду напоминал бытовой тазик. Правда, в Зоином случае такой маленький, что разве что носки можно постирать в нем.

А с Натальей Борисовной ни в чем не надо было напрягаться. Она не строила никаких планов в отношении красавчика.   У него был устный  контракт на проживание с завтраком. А обед или ужин давали часто  «на халяву». Нравилось ему это русское слово. К тому же Наталья любила выговориться, повисеть на ушах рассказами о своей жизни. Но Ромео  ведь как раз и интересовала жизнь одиноких. А Борисовна (так мысленно ее называл постоялец) именно такой и была, причем, из принципа.

Глава вторая

Конечно, есть в социальной психологии методики – анкетирование, опросы. Но от них  в этом городе-бедламе  все отмахивались. И к психоаналитикам мало кто ходит тут – к тем тоже не присоседишься. Тут все расскажут о себе подружке или собутыльнику, соседу по купе в поезде. Или временному постояльцу.

–Ко мне мужик сегодня утром пристал в магазине. Говорит, дайте, красавица, сумки вам до дома  донесу.– В голосе Натальи Борисовны звучала издевка с долей возмущения.– Так я ему и дала!

–Так что он «дать» просил – осенило Грегорина, – то есть переспать  хотел?! – Подыграл Ромео своей домохозяйке.

–Ну, в перспективе, наверное, – Теперь женщина сомневалась и пожевывала губами, давно утонувшими в складках многократного подбородка, – Я- то подумала, что он спереть еду хочет. Видел, сколько вкуснятины я в пакеты на кассе складывала. А сам такой …на голую пенсию живет. – А может и правда в сожители набивался, – мысли на эту тему Наталью тоже не обрадовали. – Сдался мне этот «голожопый»!

–Так он еще и нудист?! – раззадоривал женщину Ромео, «кося» под истинного иностранца.

–Все ты понимаешь, засранец, просто репей, а не человек.

Грегорин засмеялся. Ему очень нравилось разговаривать с Натальей Борисовной.

–Ну а если б он был в отличном костюме и при машине, вы бы согласились мужика взять к себе?

–Да ни за что! Этих в костюме мне и на работе хватало. Насмотрелась на их «охоты юбки».

–Теперь, скорее, это охота на джинсы? – Пытал Наталью Барисовну дальше.

–Теперь не знаю, я от дел отошла. Но моего возраста мужичье такое было. Джинсы в нашем учреждении не водились .

–Эх, были времена, – мечтательно посмотрел в потолок Ромео, прихлебывая прекрасный кофе из увесистого пузатого бокала, а не из какой-нибудь чашечки, которую с микроскопом по столу искать надо. – В юбках девки по улицам ходили.

– Ну, по улицам по – разному ходили, а в обкоме- райкоме, парткоме, там полагалась юбка до колена или чуть выше. Как и в униформе.

–А ты как думаешь? Не дашь – не поднимут. -Не поднимут.Ну, по служебной лестнице, в смысле.А тот, в кого влюбилась, только раз и удостоил. Шеф наш ненаглядный. Блюл себя, поэтому на повышение и поехал в Питер.

-Ну а к вам-то тогда приставали?

Наталья встала, заколыхав жирами внутри объемных штанов. Трудно было представить ее молодой и соблазнительной. Разве что красивый разрез глаз – такой изгибистый, ну и носик вздернутый слегка и очень маленький.

Женщина подлила себе чаю в еще больший, чем у Ромео бока, и поймав его взгляд, поняла его правильно. Ведь не даром столько лет провела в аппаратных играх.

–Я и вес-то набрала, чтобы перестали на меня мужики зариться. Да и приятное это занятие – есть. А то аборт за абортом. Я их одиннадцать сделала. Потом, вроде, бесплодие настало.

–То есть, у вас появилась профессиональная болезнь, поэтому вы не завели детей?

–Вот ты издеваешься, а ведь и вправду, профессиональная болезнь-то…

–Выговор у Натальи Борисовны был интеллигентный, а лексика при этом разнообразилась народными словечками. Видно, Лев Толстов был ее идеалом.

–Вы, Наташа (польстил Ромео возрасту собеседницы) выросли в городе или в деревне? Слова у вас, как из разных миров. – Он улыбнулся своей неотразимой улыбкой, якобы смущенной – его лучший прием, вызывающий на откровенность именно немолодых женщин. С молодыми девками его улыбка была красивой, но с издевкой (с той же целью), а с мужчинами он никогда не улыбался в начале разговора: сам боялся нарваться на голубого и одновременно не хотел, что б его приняли за гея люди с традиционной ориентацией.

Улыбка сработала.

–Просто я выросла в коммунальной квартире, где кроме нас жила семья из деревни и семья из числа «бывших»  князей. Родители мои тоже в вузе отучились. Вот эти три составляющие и сформировали мою лексику, – Наталья Борисовна была явно рада повороту разговора)– Наверное, потому я и не захотела заводить семью, что гвалт от деревенской пацанвы – шесть штук их было у родителей, их драки, воровство, кражи меня и оттолкнули от самой идеи заводить детей. Да и папа с мамой на наших девяти квадратных метрах не имели возможности скрывать от меня свои ссоры, ревности и недовольство друг другом. Но их ненависть была тихой. Мать отца упрекала, что денег мало. А он ее в том, что так и не был уверен, что я его дочка, а не соседа графа. Видно, что-то было до моего рождения, что он предполагал такое.