– И когда ты спишь.
– А тебе слышно?
– Да. Слышно. А ты можешь рукой почувствовать.
Она взяла его руку и приложила к ребрам:
– Чувствуешь?
– Чувствую. Здорово стучит. Оно большое?
– Сожми кулачок. Вот, оно такое приблизительно.
– Пусти, – озабоченно сказал он, выбираясь из ее объятий.
– Куда ты? – спросила она.
– Я сейчас, – сказал он и побежал на улицу, прижимая руку к левому боку. На улице были Васька и Женька.
Он подбежал к ним и сказал:
– Вот попробуйте, хотите? Тут у меня сердце. Я его рукой чувствую. Попробуйте, хотите?
– Подумаешь! – сказал Васька. – У всех сердце.
Но Женька сказал:
– А ну.
И приложил руку к Сережиному боку.
– Чувствуешь? – спросил Сережа.
– Ага, – сказал Женька.
– Оно приблизительно такое, как мой кулак, – сказал Сережа.
– А ты почем знаешь? – спросил Васька.
– Мне мама сказала, – ответил Сережа. И, вспомнив, добавил: – А у меня будет папа!
Но Васька и Женька не слушали, занятые своими делами: они несли на заготпункт лекарственные растения. На заборах вывесили списки – какие растения принимаются; и ребятам захотелось заработать. Два дня они собирали травы. Васька отдал свой сбор матери и велел перебрать, рассортировать и увязать в чистую тряпку – и теперь шел на заготпункт с большим опрятным узлом. А у Женьки матери нет, тетка и сестра на работе, не самому же возиться; Женька нес сдавать лекарственные растения в дырявом мешке от картошки, с корнями и даже с землей. Зато очень много было; больше, чем у Васьки; взвалил на спину – так и согнулся пополам.
– И я с вами, – сказал Сережа, поспешая за ними.
– Не, – сказал Васька. – Поворачивай домой. Мы по делу идем.
– Да я просто так, – сказал Сережа. – Просто провожу.
– Поворачивай, сказано! – приказал Васька. – Это тебе не игра! Маленьким нечего там делать!
Сережа отстал. У него дрогнула губа, но он скрепился: подходила Лида, при ней плакать не стоит, а то задразнит: «Плакса! Плакса!»
– Не взяли тебя? – спросила она. – Эх, ты!
– Если я захочу, – сказал Сережа, – я вот столько наберу всякой разной травы! Выше неба!
– Выше неба – врешь, – сказала Лида. – Выше неба никто не наберет.
– А вот у меня будет папа, он наберет, – сказал Сережа.
– Врешь ты все, – сказала Лида. – Никакого папы у тебя не будет. И он все равно не наберет. Никто не наберет.
Сережа, запрокинув голову, посмотрел на небо и задумался: можно набрать травы выше неба или нельзя? Пока он думал, Лида сбегала к себе домой и принесла пестрый шарф, – мать ее носила этот шарф, когда на шее, а когда на голове. С шарфом Лида принялась плясать, размахивая им, вскидывая руки и ноги и распевая что-то себе в помощь. Сережа стоял и смотрел. Лида на минутку перестала плясать и сказала:
– Надька врет, что ее в балет отдают.
Поплясала еще и сказала:
– На балерин учат в Москве и в Ленинграде.
И, заметив в Сережиных глазах восхищение, великодушно предложила:
– Чего ж ты? Учись давай, ну? Смотри на меня и делай, что я делаю.
Он стал делать, но без шарфа не получалось. Она велела ему петь, но и это не помогло. Он попросил:
– Дай мне шарфик.
Но она сказала:
– Ишь какой!
И не дала. В это время подъехала машина «газик» и остановилась у Сережиных ворот. Из машины вышла женщина-шофер, а из калитки тетя Паша. Женщина-шофер сказала:
– Принимайте, Дмитрий Корнеевич прислал.
В машине был чемодан и стопки книг, перевязанные веревками. И еще что-то толстое серое, скатанное в трубку, – оно развернулось, это оказалась шинель. Тетя Паша и шофер стали носить все это в дом. Мама выглянула из окошка и скрылась. Шофер сказала:
– Извините – вот и все приданое.
Тетя Паша ответила грустным голосом:
– Уж пальтишко мог бы купить.
– Купит, – пообещала шофер. – Все впереди. И вот передайте письмецо.
Она отдала письмо и уехала. Сережа побежал домой, крича: