Яд минувшего

– Сюда, все сюда!

– Леворукий!

Какой же он Леворукий, он просто переложил шпагу… Проклятое плечо, но до твоей смерти еще дюжина чужих. На меньшее он не согласен.

– Осторожней, Ксавье! Во имя Создателя… – Этого покойника звали Ксавье…

Шпага тяжелеет, глаза заливает пот, голубые стены розовеют и крутятся, крутятся, крутятся вместе с безликими крысами. Откуда здесь крысы?

– Скорее, ну скорее же!

– Берегись!

Поздно беречься. Тебе поздно… Кошки с ней, с этой любовью! Была бы жизнь, остальное приложится. Его ждут, он должен вернуться в Торку! Или хотя бы избавить мир от десятка мерзавцев, жаль, мелких…

Уходить все труднее, под ногами трупы, сколько же их? В бою с мертвыми проще, в настоящем бою… Обожгло спину… Уклон, шаг вбок, горло открыто, коротышка? Он попался, но он не один!

– Я еще могу убивать, слышите, вы?! И я буду!..

Робер перепрыгнул через скребущее золотой ковер тело, увернулся от брошенного кувшина и вышиб, наконец, дверь. Четверо отлетели вглубь комнаты. Снова четверо!.. Маленький, большой и двое так себе. Тоже в масках. Переглядываются, но вперед идут. Что им нужно? Вряд ли деньги. Может, заговорить? Лэйе Астрапэ, а вдруг…

Старое, новое, забытое, знакомое. Тени мечутся, но звука нет, звук куда-то делся. Кто жив, а кто уже в Закате? И где он сам? Лечь бы сейчас. Или прислониться к стене. На минуту, на миг, закрыть глаза и прислониться… Нельзя – остановишься, и конец. Ты убит, дружок, убит, с такими ранами не живут, но пока не упал, пока дышишь, дерешься, ненавидишь, ты есть!

А вот этот без маски, потерял… Так и есть… Брат… Несостоявшийся… Ладно, какая теперь разница…

Чужой клинок глухо стукнул о гарду. Звук вернулся – глухой, ватный, но и на том спасибо. Выпад с четвертой… Рука сама парирует. Круговое движение, атакующий клинок уходит вверх. Перехватить чужую рапиру, задержать на мгновенье, теперь – в горло. Опять кровь… Опять в глаза… Плечо горит, правая рука вовсе онемела, зря он схватил клинок. Некогда жалеть, некогда!

Отводя предплечьем чужую шпагу, крутануться и с разворота – рукоятью в висок. Продолжая вращение – принять на гарду удар следующего. Ногой по чужому колену, и дальше, дальше – так танцуют со звездами. Не останавливаясь, уходя от тех, что сзади, – только не мешкать, иначе достанут, – пройти плечистому за спину… Проклятье, не успел ударить, но некогда… Ритм, держать ритм… полоснуть по мелькнувшей сбоку маске и дальше, дальше, не глядя, попал или нет… Если б не рана…

Промахнулись сразу двое… Ложный удар, поворот, одним движением запястья шпагу вниз, вбок! Клинок вязнет в чем-то… в ком-то, вязнет и вырывается из рук, все плывет, ничего не видно… Нужна шпага, хоть какая-нибудь! Или нож. У Ксавье в спине медвежий кинжал, но где он, этот Ксавье?

Живчик с длинным ножом мешком рухнул на порог, двое уцелевших разбойников переглянулись и с топотом ринулись вон, навстречу выстрелам и грохоту. Кто-то пришел? Надо же… И где Марианна?

Туман все краснее и краснее, прямо закат какой-то. Жаль, рассвета не увидеть, нога скользит, что-то, звеня, отлетает в сторону. Рапира! Не важно чья, только бы поднять. Голубое и алое мчится к глазам, рука влетает в теплую лужу…

– Упал!

– Слава Создателю!

– Быстрее!

Кто упал? Пальцы сжимаются на липкой рукояти, перед глазами серые сапоги, над ними – штаны, камзол, руки и клинок, выше не разобрать. Стальное острие выползает из тошнотворной мути, зависает, плывет вниз… Перекатиться по испятнанному ковру, не выпуская эфеса, и ударить. Снизу вверх. Враг без плеч и головы отшатывается, зажимает живот, шпага падает, надо подобрать… Взять и подняться.

Красная струя, красные брызги, роса на красных лепестках, гранатовые рощи на склонах, алые рощи Алвасете. Ветер путает волосы, зеленые прозрачные волны обнимают скалы… Утром его найдут. Если хозяева не позаботятся спрятать трупы. Им придется много таскать…

Робер, не выпуская шпаги, прислонился плечом к изящному трюмо, «украшенному» несколькими большими зарубками. Болела рука, ныли спина и колено, во рту было солоно от крови, рубаха насквозь промокла, но серьезных ран вроде не было, разве что в очередной раз принялось кровить запястье.

Десяток уже в Закате, на остальных не хватит сил. На всех, но эскорт у него будет внушительный!

– Кто хочет… прогуляться… к Леворукому… приглашаю… Ты?

Знакомая манера – сделать вид, что локоть не закрыт. Карл, и этот здесь! Думает, я туда и ударю?

– В глаза! Смотри в глаза, тварь!

Смотрит, а куда он денется? Смотрел… Метнули кинжал, и удачно, но сердце все еще бьется, а клинок звенит. Эве рэ гуэрдэ сона эдэрьенте… Он еще утянет за собой одного, а лучше двоих. Нет, троих! И ни мерзавцем меньше.

Шороха за спиной Иноходец не услышал, просто тело само собой развернулось, и Повелитель Молний оказался лицом к лицу с двумя громилами и пистолетным дулом. Времени на раздумья не оставалось, и Робер нырнул в ноги разбойнику с пистолетом. Словно в омут.

Красно-серые волны, качающаяся палуба. «Каммориста»? Откуда… «Каммористы» больше не будет. У тебя не будет, а у других будет все, и пусть! Пусть живут! Твоя смерть – она ведь только твоя!

Сколько можно топтаться… Смешно, но они хотят жить, потому и медлят. Знают, что троим не вернуться. Или четверым? Нет, четверых не взять, рука совсем плоха, и ноги не держат. Закатные твари, что там еще?

– Леворукий!

Опять… Сколько можно?

Как жарко. Что-то горит или пришло лето? А пол все-таки качается. Качка, жара, красное марево, кастаньеты, как же они трещат! И еще барабан. Зачем привели музыкантов? Глупо…

Убийца без лица спиной вперед влетает в комнату, валится у порога, что-то круглое подскакивает вверх, катится по полу. Голова… Голова в маске… Хлещет кровь, сколько же ее тут пролилось. В красно-черной дыре ночным факелом вспыхивает фигура. Высокая, яростная, словно сорвавшаяся с обезумевшей картины. Бешеное лицо, в руке – меч. Не шпага, не сабля – меч, и на нем кровь… Клирики не врали, Он все-таки есть. И Он пришел.

3

– Монсеньор! Монсеньор, вы целы?

Офицер-пехотинец. Незнакомый, и откуда только взялся? Упрямый подбородок, хмурый взгляд, сзади – солдаты.

– Господин Первый маршал, это вы… Вы сражались один?

Кровь, вода, смятые истоптанные цветы, тряпки, осколки и трупы. Кровь, уже не алая, загустевшая… Парусами надуваются занавески, роятся, жужжат дорвавшиеся до смерти мухи, а в голове даже не жужжит, воет. Ничего не понять, не вспомнить, но стольких он убить не мог. И выжить не мог, с такими ранами не живут, но дыра в животе исчезла, правый бок тоже цел. А спина?

Рука не желает подчиняться, с плечом, по крайней мере, он не ошибся. Так, сведем лопатки. Вздохнем… Ничего! Неужели примерещилось, но мертвецы – вот же они! Он не мог перебить всех. Половину, да, половину он положил, но остальные его почти добили.

– Один… – Эпинэ, словно вынырнув из омута, ошеломленно оглядел дело рук своих. Полдюжины тел валялось вперемешку с раздавленными фруктами и битыми вазами, а он ничего не помнил, то есть помнил какую-то муть с ландышами и Леворуким.

– Монсеньор! Вы целы? Ответьте! – Это не мухи, это скулит собачонка. Разве у нее была левретка?

Пальцы в крови, отвратительно липкие, вокруг ногтей черно-красная кайма, у самого лица тело без головы. Из расстегнутого воротника выглядывает шея. Кровь вытекла, осталось мясо, кости да какие-то слизистые дырки. Как у курицы, только больше…

Сквозь тающее кровавое марево проступают женские глаза. Испуганные, огромные, черные – Марианна! Забилась в угол, бессильно опустив руки. Платье залито то ли кровью, то ли вином, волосы растрепаны. Чей она враг, его или Альдо? Чей друг?

– Грабители. – Робер поймал встревоженный взгляд офицера. – Сюда ворвались грабители. Помогите мне.

Дойти до кресел он может и сам, но этого мало. Нужно собраться с мыслями, перевязать запястье и дурацкую царапину на плече, добраться до дома и лечь, иначе он околеет.

– Вам нужен врач, – подает голос баронесса, – и вам нужно лечь!

– Потом! – В этом доме он не уснет даже под охраной, и дело не в убийцах. – Теньент… Назовите ваше имя.