– Позвольте, – кардинал с достоинством убрал настойку и стопки в бюро, но чашки оставил. – В Агарисе был этот Темплтон или другой? Отец агарисского, помнится, участвовал в восстании Борна.
– Участвовал. – Вдовица хлебнула остывшей горечи. Шадди, как всегда, напомнил о шаде, пистолетах, издохшей молодости. – А сам Дуглас – в восстании Эгмонта. Славный щеночек, не то что всякие обтрепки…
– Его святейшество полностью разделял ваше мнение об окружении его высочества Анэсти, – кротчайшим голосом уведомил Левий. Разделял? Как вежливо сказано!
– Адриан называл их тараканником, – объявила Матильда, – а они оказались клопами. Чего доброго, до пиявок разрастутся.
– Не успеют. – В глазах кардинала вновь мелькнуло нечто, заставившее остывший шадди стать горячим. Муженек так никогда не смотрел, а вот Адриан… Любопытно, пускают в Рассвет не согрешивших по дурости?
– Ваше высокопреосвященство, – вот только обменять доезжачего на кардинала не хватало! – как бы я хотела, чтоб вы оказались правы…
– А я хотел бы пройти путем его святейшества, – шепнул Левий, – и в сиянии свечей, и в тени кипарисов.
– Здесь нет кипарисов. – Все одно, как Лаци с Левием ни тасуй, Адриана не получишь.
– Сударыня! – Влетевший в приемную Темплтон походил то ли на утопленника, то ли на удавленника. – Сударыня…
– Твою кавалерию, – растерялась Матильда, позабыв, где она и с кем, – что с тобой? Ну?!
– Мевен сказал, – выпалил Дуглас, – другому б не поверил! Робер без сознания… Я заезжал к нему, куда там…
– Молодой человек, – прикрикнул кардинал, – потрудитесь сесть, выпить и рассказать по порядку.
Темплтон послушно свалился на стул. Левий извлек убранный было графин, плеснул в чашку настойки и сунул нежданному гостю чуть ли не под нос.
– В чем дело, сын мой?
Дуглас покосился на мявшегося на пороге Пьетро и замотал головой.
– Выйди, – велел кардинал секретарю. Монашек убрался, кошка Альбина на всякий случай запрыгнула на бюро.
– Ваше высочество, – собрался с силами виконт, – Удо Борн… то есть граф Гонт, взят под стражу по обвинению в государственной измене и нападении на Робера… то есть маршала Эпинэ.
– Удо? – не поняла Матильда. – Почему?
– Мевен не знает. Удо взяли люди Окделла, на него показал Салиган…
Этот неряха?! Кто сегодня с утра пьет, она или Мевен?!
– Я помню маркиза Салигана, – пальцы кардинала ласкали белого эмалевого голубка, – неприятный человек. И, боюсь, ненадежный. Что бы он ни показал, слово и репутация графа Гонта стоят много дороже.
– Я спрашивал Ричарда, – Дуглас отодвинул чашку, – он ничего не говорит. Нокс тоже молчит, а Удо… Как вспомню Айнсмеллера… А Робер, как назло, меня от своей тетки не отличит.
Тетки у Робера не имелось. Матильда одернула смявшуюся оборку и встала.
– Глупости! Нашел с кем сравнивать… Я поговорю с Альдо, все утрясется.
– Мы поговорим, – поправил Левий. – Святой Адриан учит, что верящий наветам нечист помыслами, а заподозривший друга сам готов к предательству.
– Ваше высокопреосвященство…
– Следует поторопиться. – В голосе клирика не было и следа недавнего жара, но оно и к лучшему. Матильда подобрала многочисленные юбки.
– Едем! Дуглас, выше голову, Удо мы не отдадим.
2
Офицер в лиловых полуденных тряпках торопливо преклонил колено. Гальтарские туники, дриксенские клинки и золото, золото, золото…
– Полуденные гимнеты припадают к стопам ее высочества, гимнет-теньент Кавиот…
– Доложите его величеству, кто пришел. – Левий предпочел не дожидаться, когда припадут и к его стопам.
– Его величество на Высоком Совете, – кукарекнул расшитый пальметтами и меандрами петух.
– Я, – маленький клирик смерил взглядом высокого офицера, – Левий, кардинал Талигойский и Бергмарский, желаю говорить с Альдо Раканом. И буду говорить. Если король не выйдет, мы войдем и скажем всем то, что предназначалось лишь для ушей его величества.
– Повиновение… его высокопреосвященству. – Драться с кардиналом и королевской бабкой Кавиот явно не собирался. Левий усмехнулся и в сотый раз поправил своего голубка.
– Виконт Темплтон, будет разумным, если вы уйдете.
– Ступай ко мне, пусть Лаци тебя накормит.
– Хорошо. – У Дугласа хватило смекалки по всем правилам чмокнуть кардинальскую руку. Твою кавалерию, когда все они успели изовраться? Когда из родичей и друзей превратились в… подданных?!
– Ваше высочество, – мягко произнес Левий, – могу я попросить вернуться в свои покои и вас?
– Не можете. – Не хватало спрятаться под агарисскую мантию! – Дуглас пришел ко мне, и, в конце концов…
– Любопытная фреска, – все так же мягко заметил клирик, – вернее, не сама фреска, а сюжет.
Матильда с готовностью перевела взгляд на стену, где легковооруженный всадник мчался навстречу закованному в броню рыцарю.
– Насколько я понимаю, это первая встреча Франциска Оллара и Рамиро Алвы. – Кардинал едва не ткнулся носом в стену. – Святой Адриан записал зависть в грехи. Я, грешник, всегда завидовал высокому росту и хорошему зрению.
– Вы плохо видите? – За сближающимися всадниками высились городские стены, небо над ними было синим и веселым.
– В детстве мне запрещали читать, – лицо Левия стало мечтательным, – но я читал. По ночам, с коптилкой, которую сделал сам. Я узнал много нового, но глаза испортил, поэтому так и не выучился стрелять. Вы помните, каким стрелком был его святейшество?
– Помню. – Адриан как-то признался в любви к оружию. Почему он стал церковником? Кем он вообще был?
– Умный художник, – Левий никак не мог оторваться от фрески, – не унизил своего короля ни поражением, ни ложью. Замечательная вещь, жаль будет, если сотрут.
– До сих пор не стерли, и дальше не тронут. – А Удо тронули! Салиганова вранья оказалось достаточно, чтоб взять под стражу друга.
– Слава королю! – Стоявшие у двери олухи раздвинули алебарды, пропуская его величество.
– Нам доложили о вашем визите. – Королевская физиономия не сулила ничего хорошего, кардинальская была не лучше. – Мы удивлены.