Оценить:
 Рейтинг: 4.5

Зима Джульетты

<< 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 >>
На страницу:
5 из 10
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Гоша как раз в дверях с ними и столкнулся – из института пришел. Поздоровался вежливо, но в ответ получил только злые кособокие усмешки. Поглядел, как они быстро спускаются с лестницы, пожал плечами, закрыл дверь…

– Мам, чего они? Ты их выгнала, что ли? – зашел на кухню.

– Нет. Сами ушли.

– А почему такие злые?

– Злые? Хм… Нет, это не злость. Это хамство как способ существования. Грубое упрощенное естество, ничего из ряда вон выходящего… Да куда эти таблетки запропастились, господи?

– Какие таблетки?

– Да бабушкины. Эти сволочи тут выступали так, что у нее давление резко поднялось. Они же не понимают, что творят, они уверены, что так надо. И хорошо, что оказались трусливы. Нет ничего страшнее, сынок, наивно воинствующей простоты. И впрямь хуже воровства… А когда простота труслива – это еще полбеды.

Юля говорила отрывисто, коротко, пытаясь справиться с гневом. Но руки все равно тряслись. Нашла наконец таблетки, бегом бросилась в комнату и, обернувшись, сказала сыну:

– Открой дверь, слышишь, звонят? Это Надежда Петровна пришла! Бабушке укол надо сделать.

После укола Елизавета Максимовна уснула, Юля предложила соседке выпить чаю на кухне.

– Чего она так разволновалась-то? – спросила Надежда Петровна, присаживаясь на кухонный стул и подвигая к себе вазочку с крыжовенным вареньем. – Учти, Юль, ей нельзя… Тем более после операции.

– Да родственники наши новые приезжали, она пообщалась с ними на свою голову… – грустно махнула рукой Юля. – Представляете, требуют, чтобы Елизавета Максимовна квартиру разменяла! Совсем обнаглели. Главное, по-хамски так наступают, что и впрямь в какой-то момент теряешься. Я уж Володе начала звонить, а тут Елизавете Максимовне плохо стало… Хорошо, что вы оказались дома и взяли трубку.

– Погоди… Что значит – требуют? Странные какие. А счета в банке открыть на свое имя они не требуют?

– Так и я о том же. А Елизавета Максимовна разволновалась. Она ж как лучше хотела. Гошу чуть не силой жениться заставила, а тут такое…

– А зачем силой? Что-то я не понимаю ничего.

– Так Элла же в положении! Четыре месяца уже.

– Да не говори ерунды, Юль…

– В каком смысле?! Она беременная, Надежда Петровна. Говорю же, четыре месяца.

– Ох, дорогая моя… Ты не забыла, где я сорок лет своего рабочего медицинского стажа отмотала? Если забыла, так я тебе напомню.

– Ой, точно. Вы же в нашей женской консультации…

– Вспомнила, слава богу. И сколько через мои руки беременных девиц с разными сроками прошло, тоже можешь себе представить. И ты меня будешь учить, кто в положении, а кто нет? Что я, четырехмесячную беременность не увижу? Да если она есть, я ее третьим глазом на расстоянии разгляжу, как герой моей любимой писательницы врач Кукоцкий… Меня-то не обманешь… Опыт, Юлечка, великое дело.

– То есть вы хотите сказать?..

– Да, Юлечка, именно это я и хочу сказать. Не беременна ваша Эллочка, это совершенно точно. Чего ж вы у меня сразу-то не спросили?.. Эх вы, интеллигенция мягкотелая! Обвела вас девчонка вокруг пальца, потому и с разменом квартиры торопится! Ишь какие у нее планы-то наполеоновские! Нет, милая моя, нельзя быть в наше время шибко порядочными, непозволительная роскошь! Даже и слово придумали для порядочных вон какое обидное – лохи… Каждый хам считает своим долгом ногами потоптаться да покувыркаться.

Юля сидела ни жива ни мертва, слушала соседку. Потом выдохнула, подняла на сына глаза…

Не договариваясь, они одновременно поднялись, пошли гуськом в Гошину комнату. Элка порскнула из коридора, мелькнул край ее розового халатика – подслушивала…

Потом много еще было всякого. И развод, и скандалы. Больше всего проблем было с Элкиной пропиской. По тем временам закон не позволял вот так, за здорово живешь, человека из квартиры выписать. Мало ли что – развод… Прописан человек – выдели ему положенные метры, не греши. Не можешь – твоя головная боль. Да плюс наскоки Элкиных родственников, одна тетя Зоя как боевая единица чего им стоила. Вспомнить страшно. И все бы ничего, да только бабушка этих потрясений не выдержала, инсульт ее подстерег. Через два года похоронили.

Гоша чувствовал себя виноватым в ее смерти. После похорон решил для себя – никогда больше. Какие, к черту, загсы да свадьбы, да ни за что! Но… Как говорится – никогда не говори никогда. И какое счастье, что он Варю встретил… Вон она, сидит на веранде кафе, отсюда, из аллеи, уже видно. Можно постоять еще минуту, понаблюдать, как она ждет, как на часы поглядывает. Послушать, как тихо перекатывается внутри нежность, звенит колокольчиком.

Какой он сентиментальный стал, однако! А казалось, успел за эти годы превратиться в законченного и холодного циника, когда переплываешь из одной короткой привязанности в другую, и несть им числа… Долгая вереница, бесконечная. Ухоженно-перламутровая и ни к чему не обязывающая, где слово «любовь» произносится походя, игриво, с единственным и обоим понятным подтекстом. И удобным к тому же подтекстом. Да, сейчас почти все таким удобством это слово пользуют – любовь… Почти все, за редким исключением. Кто-то совсем другой смысл в это слово вкладывает, это уж кому как повезет. Выходит, ему повезло оказаться в редком исключении?

Вообще, если со стороны посмотреть, если уж совсем-совсем объективно, Варюха далеко не красавица. Модной нынче кричащей деньгами ухоженности и вызывающего перламутра в ней нет. А есть небрежно забранные на затылке волосы природного русого цвета, очки в строгой черной оправе, немного растерянное, чуть опрокинутое в себя нежное лицо с робкими покушениями на мейкап и тоненькая, как у цыпленка, шея, выглядывающая из растянутого ворота серого джемпера. А если прибавить к этому еще и небольшую сутулость… Получается – ничего особенного. Шесть раз мимо пройдешь – не взглянешь и не запомнишь. И друзьям не похвастаешь.

Но. Но!.. Было, было в ней что-то. Может, в жестах. Может, в манере держать себя с робким достоинством. Может, в энергетике интеллекта, который, черт возьми, делает свое молчаливое и «неперламутровое» дело!

Вот и сейчас – медленно посмотрела на часы на тонком запястье, чуть оглянулась через свое сутулое плечико, поправила очки на переносице… А у него сердце зашлось. Стоит в кустах, как дурак, смотрит. Оторваться не может. Вот она, зараза-любовь. Попал ты, парень, попал…

На той вечеринке, где они познакомились, он ее вообще поначалу не заметил. Ну, сидит в уголке что-то серенькое, смотрит на всех грустными насмешливыми глазами. Не танцует. Не пьет. Не курит. Нет, а чего тогда сидеть-то? Зачем пришла? Если пришла – будь как все, расслабляйся. А если нет – в библиотеку иди, там и грусти, и насмешничай. Его, если честно, как-то задело даже. Завелся. Подсел к ней с разговорами, с выпивкой, то да се… Сейчас я тебя, мол, серенькая мышка, в два счета обаяю, хоть мне такого добра сто лет и не надо! Тут и без тебя достойные лапочки водятся!

Ага, обаял. Кончилось тем, что предложил ей вместе смотаться с вечеринки. А она вдруг неожиданно согласилась. Встала с дивана, оправила трикотажный джемперок, протянула ему руку – поехали!

А что было делать? Повез ее на дачу к другу. Дальше – тоже все как по писаному сценарию. Она не удивилась и не испугалась, что друга на даче не было. Будто знала – так надо. И отдалась без предварительного жеманства и удивила искренней страстью. Нет, правда, удивила… Может, глупо звучит, но для такой неприличной скоропалительности в отношениях все было нежно и честно, будто они сто лет уже вместе и знают друг друга до мелочей. А потом он, удивленный, учинил ей настоящий допрос:

– Варь, я не понял… Ты с виду такая серьезная, неприступная… Такой вроде чулочек синенький… Чего вдруг?

– Ты хочешь спросить, как меня угораздило после часа общения в постель прыгнуть?

– Ну да…

– Не знаю, Гош. Сама не знаю.

– У тебя секса давно не было?

– Да. Это правда, давно не было. Года три, наверное. Или четыре… Но не поэтому, нет… Просто для потребности организма я бы в такую даль неизвестно с кем не поехала, да еще ночью. Я ужасная по природе трусиха.

– А сколько тебе лет?

– Почти тридцатник. Я была замужем. Давно.

– И мне столько же… И я был женат… Но ты не ответила на мой вопрос. Почему все-таки?

– Говорю же – не знаю! Наверное, ангел притянул.

– Кто? Ангел?

– Ну да… Я читала где-то, что, мол, ангел сведет с кем надо. И когда он делает свою работу, то убирает из души страх, стыд, препятствия всякие… Надо его просто слышать и идти за ним. Вот я и пошла, наверное. Не отдавая себе отчета.

– А меня, значит, тоже ангел притянул?

– Не знаю. Ты спроси у него.

– А как?

– А вот так… – потянулась она к нему губами. – Поцелуй меня, и он тебе все расскажет…

<< 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 >>
На страницу:
5 из 10