
Зов Сирены
– Мам, да куда ехать?.. У меня и денег нет. Были, но я Ксюхе отдал… Я пустой, как барабан, мам.
– Но у тебя же зарплатные деньги должны на карточку поступить, если я не ошибаюсь?
– Ну да, дня через два-три… Но я все равно никуда не поеду!
– Ладно, понятно… Значит, мы так сделаем, сынок. За тур я сама заплачу, а зарплатные деньги пусть остаются на карточке, их ты с собой возьмешь. Да, так и решим…
– Не надо, мам. Угомонись, прошу тебя.
– А куда бы тебе уехать, а? Надо подумать… Дорогую путевку не обещаю, но на какую хватит… Мы ведь не за удовольствием гонимся, нам результат важен, правда? Сегодня же озадачу нашу директрису, у нее дочь в турагентстве работает. Все, Митя, жди звонка!
– Мам, не надо…
Гудки. Нет, что она придумала, неугомонная? Митя хотел перезвонить, чтоб не сходила с ума, да передумал. Еще неизвестно, кто в большей степени находится на грани сумасшествия. Хотя почему неизвестно? Очень даже известно. То есть нечего на зеркало пенять…
В дверном проеме показалась лохматая башка Дэна. Друг молча смотрел на него и чистил зубы. Наконец, изучив обстановку, он повернулся и снова ушел в ванную. Через две минуты вернулся уже без зубной щетки.
– Ты на работу вообще ходить собираешься или как?
– Или как. Меня в отпуск отправили.
– Ты ж говорил, у тебя проект горит.
– Проект Максу отдали.
– А, понятно… Значит, в отпуск отправили. А потом, после отпуска, куда отправят? Пинком под зад?
– Не знаю. Наверное.
– Понятно.
– Да. Здорово, когда друг тебя понимает. Зашибись.
– Я и правда твой друг, не ерничай.
– Ага. Что мне снег, что мне зной, что мне дождик проливной, когда мои друзья со мной… Помнишь такую песенку, Дэн?
– Помню. Хорошая песенка. Вставай, в хате хотя бы приберись… Живем, как два бомжа. Супчик-то мамка вчера сварила? Вкусный…
– Иди, Дэн, а то опоздаешь.
– Да я-то пойду…
– Вот и иди. Не стой над душой. И без тебя тошно.
Дэн ушел. По звукам, доносящимся из кухни, потом из прихожей, было понятно – обиделся. Ну и ладно, подумал Митя. Нынче все на него в обиде. Всех кругом подвел, разочаровал, разозлил… Вся бывшая жизнь – псу под хвост.
Надо было вставать, жить как-то. Умыться, кофе сварить. А может, и впрямь в хате порядок навести? В конечном итоге Дэн прав… Он вовсе не обязан терпеть в доме такое унылое чучело. То есть у чучела совесть должна быть. Как там, если перефразировать? Хоть Дэн и друг, но истина дороже? Интересно, а где он пылесос держит? И швабру…
Звонок мамы застал Митю за уборкой. Кстати, работалось очень хорошо. Когда руки заняты, всегда хорошо. Душа на время перестает скулить. Как раз тот случай, когда работа и уныние слились в дружеском объятии, когда одно другому не мешает. Может, ему в уборщика помещений временно переквалифицироваться? Митя хмыкнул и откликнулся на звонок мамы.
– Мить, ты в Испанию с Викой когда летал? Говори, только быстро.
– В июле…
– А визу тебе на полгода дали, ты говорил?
– Ну да…
– Вот и отлично. Значит, успеваешь.
– Мам, куда я успеваю? Я не хочу никуда, мам! Чего ты развела такую бурную деятельность? Слышишь? Эй, ты где?..
Мать его уже не слышала, похоже. Голос звучал вдалеке, вплетался в другой голос, деловой, девчачий и весело-вежливый:
– Значит, виза у вашего сына есть?.. Это очень хорошо… Так, сейчас посмотрим, что еще мне от вас нужно…
И – снова торопливый мамин голос в трубке:
– Митя, ты здесь? Продиктуй мне срочно паспортные данные! Быстрее, Митя! Человек ждет. Я не отключаюсь, жду.
Ему вдруг стало все равно. Чертыхнулся, пошел в прихожую, вытряхнул из портфеля на тумбочку все бумаги. Ага, вот и паспорт заграничный нашелся. Ладно… Что делать, если человек ждет.
– Диктую, мам…
– Ага, давай! Так… Отлично… Все, записала! Я через часок к тебе забегу, у меня на сегодня уроков уже нет! Расскажу все по порядку… Все, до встречи!
– Пока, мам…
К ее приходу он успел покончить с уборкой. Но Анна этого даже не заметила, прошла быстро на кухню, тяжело опустилась на стул, подняла на Митю блестящие от возбуждения глаза:
– Ой, набегалась. Сделай мне чаю, а? Сил нет… Сейчас все расскажу. Завтра утром ты уезжаешь, Мить!
– Как завтра утром? Куда?
– На автобусе в Европу. Мне по блату все оформили, даже без твоего присутствия! Главное, у тебя виза есть… Сейчас, погоди…
Она поднесла чашку с чаем к губам, сделала осторожный глоток. Потом еще глоток, нетерпеливо шевеля пальцами поднятой к виску ладони, будто сама себя поторапливала. Поставив чашку на стол, выдохнула, заговорила быстро:
– Да, в Европу! На автобусе! Прямо из города! Я и не знала, что такие туры есть! Правда, ехать долго… Но это ничего, дорога всегда отвлекает от ненужных мыслей. Тем более тебе от усталости вообще не до них будет! Там сплошные ночные переезды, города будут мелькать, страны… Конечно, все галопом, все на бегу, но нам ведь с тобой именно это и надо – чтоб на бегу? Мы ведь сбегаем, правда? Целых десять дней бегства и впечатлений на фоне физической усталости… Нет, представляешь, каково это, когда единственная здравая мысль начинает превалировать – поскорее бы до постели добраться? А за окном Европа калейдоскопом крутится… Ох, сынок, веселое я тебе придумала бегство, правда? Чего так на меня смотришь? Улыбнись лучше. Скажи: спасибо, мамочка дорогая!
– Хм… Спасибо, мамочка дорогая. Что тут еще скажешь. Перед фактом, значит, поставила, да?
– Ага, перед фактом. Да, еще забыла предупредить… Гостиницы на пути, в которых ночевки предусмотрены, тоже, конечно, препаршивенькие. Это тур экономкласса, дешевый. Извини, на сколько денег хватило… Там два свободных места в автобусе оставалось, представляешь? Кто-то в последний момент отказался, а я тут как раз и подсуетилась… Это судьба, Мить! Зато один будешь ехать, сразу на двух сиденьях, с комфортом! Выезд завтра утром, в половине девятого!
– Как завтра утром?
– А чего ждать? Все по плану, Мить! Бегущий ждать не должен, бегущий должен бежать! Девочка-менеджер сказала, что успеет сегодня утрясти все вопросы. Ну, что ты опять на меня смотришь, как на статую Командора?
– Да я еще сообразить ничего толком не могу…
– А не надо ничего соображать! Я уже проявила материнский волюнтаризм и все за тебя сообразила! Иногда, знаешь, волюнтаризм близких людей бывает очень полезен… Необходим даже… Один-то раз в жизни позволь мне это сделать, сынок! Пожалуйста!
– Ну, чего уж теперь… Ты ведь не отстанешь. Тем более за тур заплатила. Выходит, у меня выбора нет?
– Да, у тебя нет выбора. Надо собираться. Быстро, Джакоб, очень быстро! Ну же, давай неси, чего тебе постирать… Синий свитер неси, спортивный костюм, джинсы… Домой приеду, в стиралку засуну, у нее отжим хороший. Сразу поглажу, к утру окончательно высохнет! А утром все тебе привезу и провожать обязательно пойду. Хочу своими глазами увидеть, как ты в автобус сел и уехал. Давай, давай, поворачивайся, времени мало… Да, чуть не забыла! Самое главное-то! Телефон свой мне отдай?
– Мам…
– И не спорь! Доверься мне, сынок. Отдай телефон, иначе вся затея с поездкой не имеет смысла. Все, ты исчезаешь для всех, проваливаешься в небытие! Нет никого на эти несколько дней, только ты и пейзаж за окном автобуса. Сменяющаяся картинка, отвлечение. И прекрасные города Европы – Берлин, Брюссель, Прага, Париж… По-моему, еще и Амстердам есть… Ну, неважно. По ходу дела разберешься. Гид все расскажет по пути… Ну, что смотришь? Гони телефон! Где он у тебя?
Анна поднялась со стула, быстро прошлась по квартире, заглядывая во все углы. Такой решительной, такой целеустремленной Митя ее никогда не видел. Фурия! Медуза горгона! Цапнула телефон с тумбочки, тут же бросила в свою сумку, и тот провалился в ее необъятное кожаное нутро. Взвизгнула молния замка…
– Мам, отдай.
– Фигушки. Нет, нет и нет, и хватит об этом. Понимаешь, ты должен вырваться, Митька… Это твой шанс. Отныне ты не живешь в ожидании звонка, не ходишь по веревочке вокруг телефона, как собачка. Ты должен вырваться, Митька! Должен, должен…
Анна вдруг заплакала, без сил опустившись на диван, будто разом иссякли силы для решительности и целеустремленности. Митя стоял над ней истуканом, чувствуя, как жалость и досада вперемешку с чувством вины пробегают по телу изморозью. Потом сел на корточки, отвел от ее лица влажные от слез ладони.
– Мам, не плачь… Не плачь, пожалуйста! Я поеду куда скажешь, да хоть на Северный полюс, хоть в Республику Зимбабве, мне все равно! Только отдай телефон… Ну, хотя бы на вечер!
– Нет. Не отдам. И не думай даже. А плакать сейчас и впрямь нельзя… Времени нет… Все, мне пора идти, сынок! Давай одежку, где она у тебя? В чемодане? Значит, договорились, да? Завтра в семь утра я у тебя. Отсюда до места сбора группы идти всего ничего, минут десять, от силы пятнадцать. Это у парка Победы.
– А с телефоном… Ты что с ним сделаешь?
– Как – что? Выйду от тебя, шарахну об асфальт и выброшу останки в урну. Вместе с симкой.
– Но у меня там нужные номера…
– Восстановишь потом, если нужные! Начнешь жить сначала и восстановишь!
– Мам, ну что за бессмысленный вандализм, а? Отдай телефон…
– Все, эта проблема больше не обсуждается!
В пылу разговора они не услышали, как хлопнула входная дверь. Появившийся в проеме гостиной Дэн глядел озадаченно, моргая белесыми ресницами.
– Что тут у вас? Поссорились, что ли? Здрасьте, Анна Константинна. Рад видеть.
– Здравствуй, Дениска. Нет, мы не поссорились, мы совсем даже наоборот… Слушай, неужели этот раздолбай тебе не надоел, а? – показала она ладонью на Митю, чуть улыбнувшись. – Гнал бы ты его в три шеи… У него, между прочим, свой дом есть, родительский… Живете тут, как два бобыля!
– Да ладно, Анна Константинна… Что делать, судьба у нас такая, бобыльская… – притворно вздохнул Дэн.
– Понятно. А твоя Алена когда вернется? Скоро?
– Да не… У нее еще долго контракт не кончится. Еще целых полгода. А может, и совсем не вернется… Ей и там хорошо. Я особо и не настаиваю. Каждый сам своей жизни хозяин.
– Ой, не нравится мне все это, Дениска… А зачем тогда женились, если так рассуждать?
– Да дураки были. Жениться, Анна Константинна, надо после сорока, и желательно на сорокалетней. Чтобы у нее к этому времени претензии к жизни поубавились. И амбиции тоже. И карьера чтобы состоялась. Чтобы понятно было, какими приоритетами дальше жить.
– Хорошо хоть на сорокалетней, а не на сироте, как Андрей Миронов сказал в «Берегись автомобиля». А как же дети, Дениска? Тоже после сорока?
– Так сейчас и под пятьдесят детей рожают… Медицина вперед идет. Я даже где-то читал, что больший процент вундеркиндов рождается именно у возрастных пар. Так что у меня все еще впереди!
– Да ну тебя с твоей философией… – махнула рукой Анна, засовывая в пакет Митины вещи. – Я бы, конечно, поспорила, но времени нет… А где синий пуловер, Мить?
– На мне, мам.
– Снимай.
– Да он чистый…
– Снимай, говорю! Все, я пошла. Завтра чтоб к семи был готов и ждал меня. И не вздумай сбежать, понял? И не звони никуда… То есть ей не звони, Вике…
– Да как я позвоню, если телефон у тебя?
– Ну да… – задумчиво похлопала Анна по кожаному боку сумки. Потом подняла глаза на Дэна, проговорила тихо, вкрадчиво: – Послушай, Денисочка… У меня к тебя довольно странная просьба имеется… Дай мне свой телефончик до утра, а? А утром я, как штык, в семь часов на пороге… И верну тебе твой телефончик…
– Не понял… – хлопнул ресницами Дэн, удивленно пожав плечами. – А зачем вам, Анна Константинна, мой телефон? Нет, я могу, конечно… Ради бога…
– Ну, вот и умница! Давай сюда! Считай, что у меня такие странности с возрастом появились – чужими телефонами баловаться! Ну, или представь, что ты его на работе забыл… Такое же случается, правда? Забываешь? Ты и в детстве, я помню, всегда был рассеянным…
– Ага, бывает, – послушно согласился Дэн, доставая из кармана джинсов и протягивая ей свой телефон.
– Спасибо, Денисочка. Хороший мальчик. Завтра верну. Ну все, мои дорогие, я пошла?
Не провожайте меня…
Она быстро вышла из комнаты, вскоре в прихожей хлопнула дверь. Дэн оглянулся на звук, спросил почему-то шепотом:
– Что это было, а, Ник? Зачем ей мой телефон?
– Ну… Для страховки, наверное.
– Для страховки?
– Мой телефон она тоже забрала. Не хочет, чтобы я ждал звонка от Вики.
– А… Понимаю. Ну да. А мой телефон?..
– А твой телефон есть у Вики. Она может тебе позвонить. А ты меня к телефону можешь позвать. Тоже опосредованное ожидание получается, что непонятно? Какой ты тупой, Дэн…
– Да, теперь понятно, логика есть. Хоть и женская.
– Ну так…
– И все равно я не понял. Вика и завтра может позвонить…
– А завтра меня здесь уже не будет. Я уезжаю, Дэн.
– Куда?
– В Европу, на автобусе. Покидаю нашу прекрасную родину аж на десять дней. Мать так решила. Вернее, такой метод спасения нашла. Причем без телефона я родину покидаю, один на один сам с собою. Помнишь, песня такая раньше была? Тихо сам с собою я веду беседу…
– А что, правильно… Хорошая мысль, кстати. Молодец Анна Константинна. Я всегда ей восхищался. И в школе она самой классной училкой была! Такая умная женщина… И ведь любит тебя, поганца! Особенно если учесть, что она тебе не родная…
– Она мне самая родная, Дэн. Роднее некуда.
– Ну да, ну да… Счастливый ты, Митька. Причем счастья своего недооцениваешь, вот что я тебе скажу. Зажрался, позволяешь себе хрень всякую, вроде нынешнего своего состояния. Да, счастливый… Обо мне и родная матушка такой сердечной заботы не проявляет…
– Да ладно! Ты ж ей все время звонишь!
– Вот именно. Все время звоню – с отчетом. Мол, все у меня нормуль, жив-здоров, привет отчиму. Схема уже отработанная, даже слова одни и те же произношу каждый раз. И она мне – одни и те же. Про «все нормально» и про «все живы-здоровы». Даже про Алену никогда не спросит…
– А оно тебе надо, чтоб спрашивала?
– Ну, не то чтобы… Но все равно как-то… Любви хочется, что ли. Внимания. Живого интереса. На крайний случай просто сочувствия. Может, я виду не подаю, а сердце разбито вдребезги? Может, я скучаю без любимой жены, в подушку ночами плачу?
– Да ладно, вдребезги ты мой разбитый, хватит ныть… Дуй лучше в магазин, обмоем мое негаданное путешествие. Как снег на голову, блин… Выпить надо, к мысли привыкнуть.
– А, ну это я быстро… Одна нога здесь, другая там! Чем будем привыкание обмывать?
– Да все равно. Кстати, ты заметил, что я в хате прибрал? Пропылесосил, полы помыл…
– Молоток. Возьми с полки пряник. Ну, я побежал… Тем более сегодня пятница, святой для обмывки день!
– Давай.
Дэн ушел. В окно гостиной видно было, как он широко шагает по двору – и впрямь торопится. Вот притормозил возле урны, бросил какую-то бумажонку, заторопился дальше. Бумажонка покружила над урной и улетела, подхваченная ветром. А телефон не улетит, конечно, если его вот так бросить. Телефон тяжелый… Хоть и разбитый вдребезги…
Хороший был телефон. Корпус крепкий, его просто так не разобьешь. Может, сейчас лежит в урне… И звонит… Знакомой до боли мелодией – «ведь она – не твоя, хоть с тобой она даже иногда бывает…»
И заныло, заскрежетало внутри привычной болью. Расплелась точка солнечного сплетения, свилась железной спиралью. Митя зашагал по гостиной от стены к стене, сжав зубы и тихо поскуливая. Да, можно поскулить, пока Дэна нет… Пусть как последний слабак, ничтожество инфантильное. Мама, что ж ты наделала?! Там же Вика звонит… Она обязательно должна позвонить. Да хоть голос ее услышать, хотя бы в последний раз! И все, и все… И никогда больше…
Через полчаса Митя бросился в прихожую, когда услышал шуршание ключа в замочной скважине. Сам распахнул дверь…
– Дэн, дай телефон, мне позвонить срочно надо!
– Ага, щас… Ты чего, забыл, что Анна Константиновна и мой телефон умыкнула?
– Фу-ты, черт… Не сообразил как-то…
– Да у тебя с соображалкой вообще в последнее время полный абзац, чего уж. Вот смотри, я водки купил, на вискарь денег не хватило, зарплату на карточку только в понедельник переведут. Зато две бутылки… Не сопьемся, нет?
– Наливай…
После первой бутылки его отпустило. По крайней мере, можно было бить кулаком себя в грудь, имея на то веские основания – напился же! А пьяному все можно. И дурацкие вопросы задавать можно.
– Дэн, ты мне скажи, только честно… Ты меня больше не уважаешь, да?
– Ой, да заткнись ты! – неуверенным жестом отмахнулся от его вопроса Дэн. – Допились, называется, классика в ход пошла! Уважаешь, не уважаешь…
– Да я серьезно спрашиваю. Скажи мне честно, как я со стороны смотрюсь? Мудаком влюбленным? Дебилом?
– А ты что, баба озабоченная, такие вопросы задаешь? Как смотрюсь, как не смотрюсь?.. Сходи в ванную, глянь в зеркало, сам увидишь!
– И все-таки? Если честно?
– Да хреново ты смотришься, если честно. Был нормальный мужик, а теперь фигня какая-то. Полная психическая деградация. Потеряшка, одним словом.
– Кто?! – переспросил болезненно.
– Потеряшка. И ладно бы причина уважительная была, болезнь там серьезная или неприятности на работе… А то – из‑за бабы!
– А если это любовь, Дэн? Если я без нее жить не могу? Если она у меня в голове сидит и не уходит? Если душу и сердце в кулаке держит? Да что там! Она у меня в каждой клеточке организма сидит…
– И в почках?
– Что?
– Ну… В голове, говоришь, в сердце…
И в почках тоже Вика сидит? И в печени? И в селезенке?
– Да заткнись ты… Не слышишь, не понимаешь ничего…
– А в прямой кишке – тоже Вика сидит? Может, надо просто сесть на толчок и посильнее напрячься, а, дружище?
– Заткнись, говорю!
– Да мне-то что, я могу и заткнуться. Только ты сам себе не ври, понял? Какая это, к чертовой матери, любовь?
– А что это, по-твоему?
– Да что угодно, только не любовь. Не оскорбляй приличного чувства, от него, между прочим, дети рождаются. Дурь у тебя в башке, а не любовь, так-то вот! Настоящая дурь. Инфекция! Отклонение от нормы!
– От какой нормы? Кто ее придумал, эту норму? Те, кто от любви детей родил?
– Ну, хотя бы и так!
– А говорят, любовь сама по себе и есть отклонение от нормы. И неважно, в какую сторону, в дурь и во благо.
– Не придумывай себе оправданий, братан. То, чем ты болеешь, и близко к любви не присобачишь. Любовь – это когда красиво, даже если страдать приходится. А ты, Ник, не влюбленный, а наркоман, которого баба-барыга подзывает в подворотню очередной дозой… Нет, как тебя угораздило в эту задрыгу Вику вляпаться со всеми потрохами, а?
– Значит, угораздило.
– И что, прям любишь-любишь? И никак иначе?
– Да отстань ты… Тебе не понять. Сытый голодного не разумеет. Если бы оказался в моей шкуре…
– Нет уж, спасибо, не хочется мне в твою шкуру. Мне и своей хватает.
– Вот и радуйся.
– Я и радуюсь… Чего ж мне не радоваться, конечно…
Дэн замолчал, насупился, поболтал в стакане остатки водки, выпил одним глотком. Бросил в рот колбасный кружок, прожевал задумчиво. И снова заговорил:
– Вот ты спросил – уважаю ли я тебя?.. Да, уважаю, Ник. Только не этого вялого шизоида, которого сейчас перед собой вижу, а того, другого Ника уважаю. Которого знал с первого класса, которому доверял, как самому себе. И честное слово, мне ужасно противно наблюдать, что на моих глазах происходит… Нет, это не ты, Ник. Это кто-то другой. Не знаю даже, как этого другого чела назвать…
– Ты уже назвал. Потеряшка.
– А ты уже и с «потеряшкой» согласился, да?
– Мне все равно. Называй как хочешь.
– Ну да, ну да. А только настоящий Ник, тот, который мой друг, обязательно дал бы мне за «потеряшку» по щам.
– А ты хочешь по щам?
– Ну, дай… Дай! Ну же!
– Нет, не хочу…
– Понятно.
– Вот и отвяжись, если понятно. Без толку меня сейчас на эмоции провоцировать, Дэн. Нет их у меня, кончились.
– Да больно надо, провоцировать тебя. Хочешь пропадать – пропадай. В конце концов, это твой выбор. Только запомни, братан, долго это продолжаться не будет. В конце концов все привыкнут к тебе… к такому. И перестанут суетиться, чтобы вытащить тебя из этого болота. Так жизнь устроена, братан. Пока ты в порядке, ты всем нужен и интересен, а когда случается с тобой какая-то фигня, то рядом остаются только самые близкие. Да и те постепенно разбегаются по своим делам. Не бросают, нет, просто смиряются. И жизнь идет дальше, только без тебя. Но ведь обидно, обидно, черт! Обидно, что ты сам не хочешь ни ногой, ни рукой двинуть! Вот скажи, ты хоть раз пытался как-то анализировать то, что с тобой произошло? Найти объяснение? Ну, кроме твоего попугайского «люблю – не могу»? Ведь не пытался?
– Для анализа голова нужна свободная и холодная, Дэн. Это чужую фигню анализировать легко, а свою не получается. Хотя мама, например, нашла объяснение… Говорит, это Вика целенаправленно на меня порчу навела. Якобы в ее психику особенные природные данные вложены, направленные на уничтожение объекта, как у мифологической Сирены. Одного уничтожит – за следующего принимается. И так всю жизнь, пока определенную программу не выполнит.
– Да дура она, а не Сирена. А ты еще больший дурак. И правильно за тебя Анна Константиновна взялась, и телефон отобрала правильно. Молодец, так и надо! Хотя… Я бы на ее месте тебя куда-нибудь в деревню без телефона сослал, а не в Европу. Чтобы ты не отдыхал, а картошку в поле копал. Или навоз в конюшне убирал. Вот с лопатой в руках и отвлекался бы от своей напасти… А то – Европа! Не по чину берешь, батенька!
– Я и не брал. Я, наоборот, отказывался. Но разве ее переспоришь?
– Да, ее не переспоришь… Помню, какая она в школе авторитетная была, не вредничала и не сюсюкала, и даже школьные погонялки к ней не приклеивались. А это, знаешь, о многом говорит…
Помолчали одобрительно и в унисон покивали. Дэн вдруг ухмыльнулся весело:
– Нет, а прикинь, нормально без телефонов-то! Сидим, пьем, ни на что не отвлекаемся… Раньше как-то обходились без мобильников, и хорошо было! Вживую общались, рожа к роже, глаза в глаза! А сейчас и не знаешь, какая рожа в данный момент у того, который тебе звонит… Может, в трубку прилично бормочет, а рожу от ненависти перекосило? Да и все мы сейчас подсели на эти мобильники, носимся с ними, как пацаки из фильма «Кин-дза-дза»… Помнишь, придурки такие, с колокольчиками в носу? И мы отзываемся на зов мобильника так же. Приседаем перед ним – «ку-у-у…»
Дэн даже с места подскочил, пытаясь неказисто присесть в этом «ку-у-у», но не устоял, чуть не свалившись на пол. Плюхнулся обратно на стул, тряхнул белобрысой башкой:
– Я пас, Митька… Мне уже хватило, все, спать пойду. А ты давай, суетись, в Европу собирайся. Кстати, мы за твою поездку еще не выпили!
– Ну, так и в чем дело? Давай выпьем!
– Давай по последней… Только не за Европу, а за твою мамку. Хорошая она у тебя. Везет же некоторым собакам, а нам, Шарикам, хоть бы в чем свезло.
Выпив последнюю, Дэн икнул нехорошо, ойкнул, прикрыл рот ладонью.
– Все, я пошел спать…
– Иди, иди.
– А ты собирайся, не обижай мамку.
– Да соберусь я, соберусь, отвяжись…
Дэн ушел, а Митя так и остался сидеть за кухонным столом. Выпил еще, и голова стала такой тяжелой, что сама опустилась на скрещенные на столе руки. Закрыл глаза…
А ведь и впрямь без телефона легче. Не ждешь каждую секунду звонка. Неоткуда ждать. Неоткуда… Да, так легче, легче…
Нет. Не помогает самовнушение. Ни черта не легче. Какое самовнушение, если тревога в барабаны бьет, стучит в голове истерикой – а вдруг Вика уже звонила? А вдруг и сейчас звонит и слышит вежливый ответ про недоступного абонента? Да, слышит… И что? И ничего. А нормальное, между прочим, словосочетание – недоступный абонент… Вот бы и в самом деле им быть, а не жалкой потеряшкой, как его Дэн обозвал. Тепло так, по-дружески – потеряшка…
Если по правде, обидно, конечно. Но что делать, Дэн прав. И в том прав, что «потеряшка» даже не пытался анализировать, почему с ним такое произошло. Как и когда это началось. Хотя чего там анализировать… Сам в эти страсти нырнул, можно сказать, с разбегу. Думал, отведает свежей клубнички и обратно вынырнет, в спокойную семейную жизнь. А клубничка-то коварная оказалась, заколдованная. А лучше сказать – отравленная. Чем больше съешь, тем быстрее сдохнешь. Да, как это было, если вспомнить…
Она голосовала на дороге, когда он впервые ее увидел. Стояла у кромки тротуара, лениво выставив руку вперед, будто прекрасная дама в капризном удивлении – ну же, восхищенные джентльмены, прикладывайтесь губами, где вы там замешкались…
Да, она показалась ему ужасно забавной. И поза, и жест были смешными и трогательными – нате, целуйте мою руку, кто первый? Кого осчастливить? И милое тонкое лицо, и вздернутый вверх подбородок…

