Зимняя рябина

– Да, засиделся я у вас… Спасибо за чай, было очень вкусно. Домой пойду. Скоро по первому каналу программу «Время» будут транслировать, не опоздать бы. Я каждый вечер перед сном программу «Время» смотрю.

– Ну да, ну да… Как же можно уснуть, про все новости в родном государстве не узнавши? – покивала головой мама, не пытаясь скрыть иронии в голосе. – Без наших новостей и сон человеку не сон… Вдруг чего важное случилось, а он знать не будет? Вдруг без него свершится чего?

Николай Николаевич ничего не ответил, молча развернулся, пошел к двери. Одевался медленно и основательно, даже, можно сказать, задумчиво. И вдруг проговорил, тихо вздохнув:

– Не любит меня ваша мама, Анечка Павловна, ох, не любит… И сам не понимаю, за что. Хотя и понимаю, кажется… Она просто ревнует, наверное. Чувствует с моей стороны опасность, вот и не жалует… Скажите, я немножечко прав, да?

– Ну что вы, Николай Николаевич… Не обижайтесь на маму, пожалуйста. Просто у нее характер такой…

– Да я и не обижаюсь, что вы. Просто… Я хотел вам сказать… И даже не сказать, а… Как бы это выразиться, слов не подберу…

– Ну, когда подберете слова, тогда и выразитесь, – улыбнулась она, открывая дверь. – А сейчас… Всего вам доброго, Николай Николаевич.

– Нет, погодите… Я хотел не сказать, я пригласить хотел… На ужин завтра вас пригласить. Ведь вы даже ни разу в гостях у меня не были, не видели, как я живу. Вот я и хотел… Завтра… Завтра ведь суббота, все люди отдыхают и в гости друг к другу ходят…

– А вот как раз завтра я и не могу, Николай Николаевич. У нас с мамой по субботам банный день. Сами ж знаете, какая это морока – баню топить. Мы с соседкой по очереди свои бани топим, у нее тоже мама привыкла по субботам к банному дню, вот мы и кооперируемся. Так что извините, никак не могу…

Николай Николаевич поморщился слегка досадливо – то ли от ее отказа, то ли от подробностей банного дня. Выходит, испортила она ему заготовленную заранее романтику. Как нынче говорят – обломала.

– Может, тогда в воскресенье, Анна Павловна? В воскресенье у вас нет банного дня?

– А в воскресенье ко мне сын приезжает… Мне с ним побыть надо… Нет, в воскресенье тоже не могу, простите.

– Ну ладно, что ж… Тогда в другой раз… До свидания, Анна Павловна. Пойду я.

– До свидания, Николай Николаевич. Всего вам доброго. Может, вас проводить? Собаки не испугаетесь?

– Да нет, ваша собака даже из будки не выскочила, когда я по двору шел.

– Плохо дело, значит… – тихо себе под нос пробурчала она, закрывая за ним дверь.

Все-таки сдал Милорд, все-таки помирать собрался. Старый уже. Но лучше не думать об этом сейчас, не время сейчас, не время… Потом она к нему выйдет, когда мама спать уляжется. Потом…

Мама сидела за столом надутая, по-прежнему смотрела в окно. Увидев ее в дверях, проговорила сердито:

– Ишь, чего предложил твой поганец – рябины срубить! Гляди-ка, командует в чужом дому! И ходит сюда, и ходит… Чего ходит-то, чего потерял? Иль тебе нравится, что он ходит? Ты, Анюта, скажи, я ведь все пойму, я возражать не стану, если… Если ты и впрямь надумала с ним свою жизнь связать…

– Да ничего я такого не надумала, мам! С чего ты взяла?

Мама будто и не услышала ее вопроса, продолжала упорно гнуть свою линию:

– Может, и впрямь так надо… Может, есть в этом своя недолга. Какой-никакой, а мужик под боком на старость. Годы ведь назад не повернешь, а одинокая старость, она тоже, наверное, не сахар… Не всякой бабе она по плечу… Правильно я тебя угадала, Анюта? Есть такие мыслишки в голове, признавайся?

– Да ну тебя, мам… Скажешь тоже! Да я ж с тоски помру, ты что! Издеваешься?

– И то верно… Не пара он тебе, точно с тоски помрешь. Нет уж, другого тебе мужика надо, совсем другого. Чтоб душа у него живой да гибкой была, а не как у этого, сухой деревяшкой. Чтоб мир вокруг себя видел… Вот я помру, предстану перед Господом, да и попрошу у Него, чтоб тебе такого мужа послал. Да, да, так Ему скажу – не надо мне для себя ничего, а доченьке моей дайте, не обойдите милостью! Чтобы любила мужа посланного, чтобы он ее любил…

– Да какого мужа, мам… – отмахнулась она досадливо. – Была я уже замужем, любила, хватит с меня… Тоже ведь думала, что если я люблю, то и меня любят…

– А ты не вспоминай больше своего Ромку, ну его к лешему! Вишь, какой оказался приспособленец! Вот погоди, захочет еще покусать локоток, да не получится… Вот будет у тебя другой, тогда и пожалеет!

– Да не будет никакого другого, мам… Ну откуда он возьмется, сама подумай? Наши поселковые возрастные женихи все известны наперечет… Николай Николаич из всех и есть самый достойный, пожалуй.

– Его, что ль, хочешь?

– Да нет же, говорю тебе! Это я к тому, что я никакого чуда и не жду, знаю, что никого у меня не будет.

– А я говорю – будет! Уж я попрошу от души, от сердца! Когда там буду… Вот как предстану, так и попрошу. Мне есть что от себя предъявить… Давний должок стребую. Есть должок, есть, уж я так понимаю. Скоро уже и стребую…

– Мам, ну перестань, правда! Что у тебя сегодня за разговоры такие?

– Да нормальные разговоры… А чего ты сердишься, не пойму? Чего противишься? Почему бы тебе за хорошего человека замуж не пойти? Ты у меня какая… Загляденье, а не баба. Как та рябина за окном – чем злее морозы, тем она ярче да вкуснее становится. Так и ты…

– Хм! Надо же, какой ты мне красивый комплимент отвесила, мам! Сравнение-то какое поэтичное… Спасибо…

– Да на здоровье! Если это правда, так что ж теперь?

– Мам… Ты вроде рассказать мне что-то хотела…

– Я хотела?

– Ну да… Сказала – про отца моего рассказать пора…

– Ой, да ну… Что-то настроение пропало, Анют. Этот твой… Который в футляре… Ушел и все настроение с собой унес. Потом поговорим, ладно? Я ж сегодня еще помирать не собираюсь. Включи-ка лучше телевизор, я сериал досмотрю, чем там все дело кончилось.

– Хорошо, мам… А я тогда к Еве схожу, насчет бани договорюсь. Завтра ее очередь баню топить, в прошлую субботу в нашей бане мылись.

– Иди, что ж… Матери ее, Любке полоумной, от меня привет передавай. Хотя чего толку ей приветы передавать, все равно Любка давно никого не помнит и не узнает… Это тебе еще повезло, что я у тебя в здравом уме пребываю. А то бы тоже, как Евка, судьбу свою каждый день кляла. Кстати, чего ты Евой ее зовешь, если она никакая не Ева, а как есть Дунька?

– Она ж Евдокия, мам. Значит, Ева. Она обижается на Дуньку. И ты ее так не называй, пожалуйста.

– О как… Обидчивые обе какие. Одну Нюрой не смей назвать, другую Дуней… Кстати, не забудь Дуньке сказать, чтобы баню шибко не топила! А то нашпарит опять, не продохнуть…

– Скажу, мам. Только не Дуньке, а Еве скажу. Я ж тебя попросила ее так больше не называть.

– Ладно, не буду. Жалко мне, что ли. Если она сама себя Евой зовет, пусть Евой и будет. Она ж не виновата, что мать ей такое имя придумала – Евдокия… Я еще тогда Любке говорила, когда она на сносях ходила: радуйся, глупая, что доченька у тебя будет… Хоть и нечаянная, нежданная, без отца будет расти… А она вон что учудила, Любка-то! Евдокией дочку из вредности назвала! Чтобы и по жизни той Дунькой шла… Так все и сложилось у девки, что ж. Дунька… она и есть Дунька. И судьба у нее Дунькина.

– Мам, ну перестань…

– Ладно, ладно, больше не буду. Иди к своей подружке, иди, коль собралась… Обе вы горемычные, по рукам и ногам связанные… Я-то скоро помру, а Любка еще до-о-олго из Дуньки будет все соки тянуть. То бишь из Евы, прощенья просим…

* * *

Идти было недалеко, дом школьной подруги находился по соседству, только через лазейку в заборе нырнуть. Пока шла по двору, задумалась вдруг: а все же подруга Евка или просто соседка? И не поймешь… Да и нет, наверное, никакой разницы. Иногда люди живут с соседями многие годы бок о бок, не задумываются о степени близости. Оно ж все рядом, в шаговой доступности! Все признаки дружбы налицо – и денег в долг попросить, и в жилетку всплакнуть, и своим сочувствием щедро поделиться, если надо. Вот и Евка, получается, ей не чужая. И соседка, и подруга в одном флаконе. Родились в один год, выросли вместе, в школу ходили вместе, даже за одной партой сидели. Хотя, если так посмотреть… Они такие с Евкой разные! И по характеру, и по привычкам… Если бы не жили по соседству, то вряд ли их дружба сложилась бы. Вот и рассуждай после этого – подруги они или нет…

Да и зачем о таких пустяках рассуждать? Все равно что воду переливать из пустого в порожнее. Как бы там ни было, а Евка на сегодняшний день для нее близкий человек, ближе некуда. Может, потому, что оказались со своей проблемой обе один на один. То есть перед отдачей дочернего долга – лицом к лицу. Правда, надо признать, что Евкин долг с ее долгом и не сравнить. Она-то с радостью его несет, а Евка из сил выбивается. Может и сломаться. Да и она бы сломалась на ее месте, давно бы сломалась…

Евкина мать, тетя Люба, свою дочь никогда особо не жаловала, об этом все знали. Она и рожать ее не хотела, как мама рассказывала. Да, она такая была, эта самая Люба… Странная с молодости. А к старости эта странность облеклась в более тяжкие формы, так что Евке доставалось по полной программе.