Зов Сирены

Он притормозил, открыл дверь, глянул весело – куда тебе, мол? А она ничего не ответила, просто уселась на сиденье рядом. Привычно так уселась, будто на свое собственное.

– Езжайте прямо, я потом покажу, где свернуть.

– Свернуть? А может, я не туда еду, куда вам надо свернуть? Не по пути?

– А зачем тогда остановились?

– Хм… Странный вопрос… Вообще-то голосующие на дороге, прежде чем сесть в машину, спрашивают…

– А вы всегда все по правилам делаете, да? Я, например, не всегда. А если совсем быть точной – никогда и ничего по правилам не делаю, потому что это ужасно скучно. Ну, так что, мы едем или нет?

От нее вкусно пахло – духи какие-то необычные, сразу голова будто поехала. И захотелось продолжить дурацкий диалог. И вообще… Интересно стало. Как-то сразу. И ноги у нее были красивые. Гладкие, тоненькие, но не костлявые. Изумительные ноги.

– Что, нравятся? – вдруг спросила она, внимательно глядя перед собой.

– Не понял?..

– Да все ты понял. Ноги мои, спрашиваю, нравятся, да?

– Ну, в общем… Нравятся, да.

– Мне и самой ужасно нравятся. Повезло с телом, подарок природы. Это типаж такой, называется «рыбья косточка». То есть худеть можно до крайней модельной невозможности, а тело все равно гибким и гладким остается. Класс, правда?

– Ты модель, что ли?

– Нет. Модель – это всего лишь вешалка для платья. Это скучно.

– А кто ты?

– На ближайшие десять минут я твоя попутчица. Кстати, на следующем светофоре надо свернуть… Свернешь?

– Ладно, сверну. А ты забавная. Может, познакомимся? Меня Дмитрием зовут.

– Меня Викой. А Дмитрий – это Дима или Митя? Как тебя обычно называют? Хотя, погоди, не отвечай… Я сама догадаюсь…

Повернув голову, она глянула на него в упор, подняла брови, усмехнулась:

– Ну тут и догадываться нечего. Конечно же, ты Митя. Митенька. Любимый сынок, любимый муж, любимый папа. Ведь ты женат, Митенька?

– Женат. И счастливо женат. По крайней мере, не вижу в этом обстоятельстве оснований для подобной агрессивной иронии.

– Да ладно, не обижайся… Ой, тут сразу направо, под арку, во двор! Ага, спасибо… Вот здесь останови, дальше не надо… И на прощание хочешь совет, Митенька? Никогда не говори ни одной женщине, что ты счастливо женат.

– Это еще почему?

– Потому что не надо возбуждать интерес. Потому что сразу хочется проверить, так это на самом деле или нет. Вступить в игру… А игры заканчиваются по-разному, Митенька. Понял меня?

– Нет, не понял. Значит, надо при знакомстве с женщинами посыпать себе голову пеплом и жаловаться на жену? Какая, мол, она стерва? И тогда я буду защищен от… От интереса? Да, хорош я буду, представляю себе… Совсем без интереса-то…

– Ах, так все-таки хочешь интереса? Зачем? Ведь ты счастливо женат!

– Да, я счастливо женат.

– А зачем тогда остановился, когда я голосовала?

– А почему бы и нет? Просто помочь решил, по-человечески.

– Ой, да ладно! А если бы не я, а каракатица с кривыми ногами голосовала, тоже бы помочь решил, по-человечески? Ладно, можешь не отвечать… Пошла я. Спасибо за твою большую человечность, Митя. Надеюсь, денег с меня не возьмешь?

Улыбнулась и выскользнула из машины, быстро пошла во двор. Он развернулся, продолжил свой путь. Настроение почему-то испортилось, даже любимые мелодии из динамиков не спасали. Задела его своей насмешливостью случайная пассажирка. Обидела. Зацепила. Как ни старался выкинуть из головы эту «рыбью косточку» с цепким взглядом, никак не выходило.

На третий день подъехал вечером к той самой арке, где ее высадил, стал ждать. Не дождался. Поехал на четвертый день, на пятый… А когда увидел, как она идет по двору, чуть не умер от счастья.

Ну и покатилось. А тело у нее оказалось и впрямь гладкое, гибкое, словно без костей. Змеиное. И страсть бешеная, ненасытная. Со временем он потерялся во всем этом… Нет, не в страсти, конечно, а в сумасшедших качелях, когда летишь из любви в ненависть, потом обратно летишь, да так, что дух захватывает… Вот его и захватило окончательно, дух-то. Взял и вообще улетел, оставил после себя неврастению с депрессией. Ой, да чего тут анализировать, поздно уже анализировать, раньше надо было. Тем более потеряшка не умеет анализировать, на то он и потеряшка. Слабо ему.

На этой печальной мысли Митя и уснул, а проснулся от звонка в дверь… Поднял голову – за окном светло. Утро уже! И Дэн топочет по коридору, как слон, бежит открывать дверь! И голос мамы из прихожей…

– Ну, я так и знала! Пьянствовали всю ночь, да? Митя где?

– Я не знаю, Анна Константинна… Я только проснулся.

– Надеюсь, он не сбежал?

– Я здесь, мам… – подал Митя голос, торопливо убирая под стол пустые бутылки.

Правда, голос получился вполне симптоматичный, можно было не суетиться с пустыми бутылками. Да и видок наверняка был соответствующий, судя по мамину лицу. Она только и смогла повторить, зайдя на кухню:

– Ну, я так и знала… Марш в ванную, в порядок себя приводи! У нас времени мало. – И – уже Дэну: – А ты-то чего пьянствуешь? Тоже мне друг называешься! Лучше бы разбудил его вовремя. Знаешь ведь, что ему ехать.

– Так, Анна Константинна… Вы ж вчера сами у нас телефоны забрали, а будильника в доме нет… – зажурчал испуганными извинениями Дэн. – Тем более сегодня суббота, мне на работу вставать не надо.

– Да, кстати, забери телефон… Где же он у меня… – Анна стала искать в необъятных просторах сумки. – А, вот он! Кстати, там звонки были… Я не отвечала, естественно. Уж извини, Денисик, так получилось. Надеюсь, ничего страшного и срочного не случилось.

– Да нет, конечно. Не переживайте, я перезвоню кому надо.

– Спасибо, Денисик.

– Мам… А мой телефон?.. – робко вклинился Митя в их диалог.

Мать резко обернулась на его голос, удивленно распахнула глаза:

– Ты еще здесь? А ну, быстро в ванную!

– А может, я не поеду никуда, а? Ну чего я в таком виде, людей пугать?..

– Ага, щас! Помнишь, как говорила незабвенная баба Маня, у которой мы летом дачу снимали? Коли деньги плочены, живите и огурцы с огорода трескайте сколько влезет, нехай пузо лопнет! Давай, сынок, давай… У меня тоже за путевку деньги «плочены»…

Через полчаса они вышли из подъезда. Митя болезненно сощурился на солнце, содрогнулся, как от озноба.

– Что, колбасит? Глаза на мир не смотрят? – нарочито грубо спросила мать, глядя в сторону.

– Ага… – уныло подтвердил Митя, забрасывая на плечо спортивную сумку.

– А так тебе и надо. Будешь знать. Еще не хватало, чтобы ты алкоголиком заделался. Это ведь такое дело опасное… Раз-два, и готово, и сам не заметишь… Давай дворами пройдем, так быстрее.

– Может, лучше такси вызовем?

– Иди, иди! Тут близко – всего десять минут! Зато все похмелье по дороге вытрясешь.

– Сумка тяжелая…

– Может, еще и захнычешь, как в детстве?

– Нет, правда, чего ты в нее, кирпичей напихала?

– Ага. Парочку точно на дно положила, чтобы тебе жизнь медом не казалась. Там продукты в дорогу, Мить… И термос, тоже пригодится… И плед…

– А плед зачем?

– Так далеко ж ехать! И день ехать, и ночь. И потом еще ночные переезды будут! Закутаешься в плед, на ноги шерстяные носки наденешь… Я там положила папины носки… А сверху в сумке пакет с продуктами, которые сразу надо съесть. Там бутерброды с колбасой, котлеты… Развернешь, сам увидишь. А на дне сумки еще один пакет с едой, там консервы и еще всякая полезная ерунда, из которой можно на скорую руку ужин в гостинице приготовить. Ну это так, на всякий случай… Конечно, будут специальные остановки на обед, на ужин, голодным не останешься, но и запас карман не тянет. Вроде бы я все предусмотрела, мелочи всякие… Полночи с отцом тебя в дорогу собирали.

– Отец сердился?

– Нет. Наоборот. Сказал, что я хорошо придумала с этой поездкой. Мол, хоть какое-то противодействие обстоятельствам. А то прямо руки опускаются глядеть на тебя! Ты постарайся, сынок, ладно? В смысле, постарайся в себя прийти… Пересиль себя как-то…

Ее голос дрогнул, и Митя автоматически перекинул сумку с одного плеча на другое. Не смог ничего ей ответить. Да и что тут ответишь? Да, постараюсь, мол, в себя прийти и пересилить? Совсем уж глупо звучит. Он и без того дураком выглядит, еще и с похмельным синдромом. Хорошо хоть отец провожать не пошел, не увидел его, красавца.

– Вон твой автобус, видишь? Уже посадка идет… Ой, паспорт, Мить! Ты паспорт не забыл?

– Нет…

– Уф! Слава богу. Хоть на это тебя хватило… Пойдем, надо у гида отметиться!

Гидом оказалась миловидная улыбчивая женщина средних лет. Тех самых средних, которые вьются вокруг сороковника на плюс-минус пять, шарахаясь в ту или другую сторону в зависимости от хозяйкиного самочувствия или недосыпа.

– Вот. Это Дмитрий Никитин, – сунулась мама к улыбчивому гиду. – Я вчера днем тур оформляла, а паспорт у него с визой…

– Да, да, я в курсе! – весело закивала женщина. – Все в порядке, не волнуйтесь! Дмитрий, ваше место номер тринадцать с левой стороны. Сумку в багаж сдавать будете? Хотя можно и не сдавать, рядом с вами сиденье свободное. Очень удобно будет в дороге… Приятного путешествия, Дмитрий!

Когда прощались, мать не удержалась, пустила слезу. То есть пустила ее внутрь себя, тяжело сглотнув и дрогнув лицом. Но лучше бы уж наружу пустила…

– Митенька, прошу тебя… Слышишь? Пожалуйста, Митенька! Надо собраться в кулак, понимаешь? Вытащить себя за волосы, как Мюнхгаузен! Я верю в тебя, ты сможешь…

– Мам, не плачь, пожалуйста. Я… Мне…

Как он себя в этот момент ненавидел! Хотел сказать: «Мне больно смотреть, как ты в «себя» плачешь», но не смог. От стыда и жалости к матери горло перехватило. Митя обнял ее, и она неловко сунулась носом ему в плечо, снова сглотнула с трудом, задышала часто. И обмякла, будто ноги ее не держали.

– Ничего, Митенька, ничего… Все будет хорошо, мы справимся…

Он вдруг подумал, какая она маленькая. Маленькая уставшая женщина с вечной торопливостью не по возрасту, с отсутствием времени на парикмахерскую, чтобы закрасить наконец эти предательски вылезающие седые корни, с неизбывно поселившейся в сердце тревогой за него, дурака-пасынка…

– Я там тебе бутерброды положила и термос с кофе… Сверху, как откроешь… Я уже говорила, да?

– Да, мам, говорила.

– Не помню… Засуетилась, ничего не помню.

– Спасибо тебе, мам.

– Мить! – вдруг резко отстранилась она от него, глянула со слезным прищуром в глазах. – Дай слово, что не выпрыгнешь из автобуса! Что будешь держать себя за руку. Как я сейчас, посмотри, – ухватила она свое запястье так цепко, что побелели костяшки пальцев. – Обещаешь?

– Хорошо, мам. Обещаю. Не выпрыгну.

– Ой, я же совсем забыла, сынок, – вдруг подхватилась она суетливо, дергая молнию на сумке, – я же тебе новый телефон вчера купила! С новой симкой! Смотри, какой симпатичный…

Телефон был, конечно, так себе. Нарядно бабский. Тот, старый, был лучше. Но пришлось сделать удивленно-благодарное лицо, чтоб ее не обидеть.

– У тебя старый в черном корпусе был, а этот, смотри, беленький, нарядный… Пусть будет белый, как символ того, что все изменится к лучшему! На, возьми! В новой симке только два номера в памяти записаны, мой и папин. Ну, это так, на всякий случай, мало ли… Все-таки в чужие страны едешь… А остальные номера тебе пока не нужны. Когда приедешь, тогда все и восстановишь. Смотри, я кладу телефон в боковой карман сумки, видишь?

– Да. А старый телефон?..

– Я его выбросила, как и обещала, – честно глянула она ему в глаза. – Все, Митя, все, мосты сожжены, концы обрублены! По крайней мере, на десять дней… Остальное уже за тобой! Ты справишься, Митя! Все, иди в автобус, пора… Одного тебя ждут…

– Пока, мам. Я позвоню.

– Счастливо, сынок!

Автобус отъехал, оставив на пятачке стоянки небольшую кучку провожающих. Анна, как все, старательно махала вслед рукой, слушая, как в сумке надрывается Митин телефон уже знакомой мелодией «…но ведь она не твоя, хоть с тобой она даже иногда бывает…».

В первый момент Анна вздрогнула, услышав из сумки эту мелодию – вот досада! А если бы минутой раньше? Если бы Митя услышал? Как так получилось, что она забыла телефон из сумки вытащить и дома оставить? Но в то же время Анна испытала что-то вроде насмешливого злорадства – давай, мол, исполняй дальше… Дурацкая стихотворная строфа, неказистая какая-то. Что это за сочетание: «Она даже иногда?» Слух режет! Двойка за стилистику вам, сочинители!

И весь прошлый вечер, кстати, слух резало. Но и не без удовольствия опять же! Звони, мол, звони, все равно никто не ответит. Можешь злиться сколько душе угодно, Сирена прилипчивая.

А может, и в самом деле надо было телефон в урну выбросить? Хотя нет… Пусть будет. Врага надо держать в поле зрения, если уж в эту войну ввязалась. Но все равно с собой телефон тащить нельзя было! Прокол, ошибка! Нельзя было, чтобы Митя услышал эти дурацкие позывные!

Ох, настырная какая Сирена. Не прошло и пяти минут – снова звонит. Надоела.

Анна на ходу выудила телефон из сумки, с удовольствием сбросила звонок. Вот так тебе. Думай что хочешь. Абонент слышит, но не желает с тобой разговаривать! Ага, снова верещишь? Так возмущена, да? «Она не твоя?! Хоть с тобой она даже иногда бывает?!» Ну, верещи, верещи, пока батарея не разрядится.

Вскоре в сумке скромно залепетал и ее телефон. Какая интересная какофония получается… Сводный хор телефонов. Анна выудила свой, глянула на дисплей… О, Ксюша! Наконец-то объявилась! Вчера не захотела говорить, сбросила вызов, а сегодня сама звонит.

– Доброе утро, Анна Константиновна. Не подскажете, где Митя? Я вчера весь вечер звонила: он трубку не берет. И сегодня тоже.

Голос деловой, отстраненно недоступный. Еще и врет, что «весь вечер звонила», ни одного вызова в Митином телефоне от нее не было… Зачем, спрашивается?

– Вы не думайте, Анна Константиновна, будто мне что-то от вашего сына нужно. Вообще ничего не нужно. Просто я хотела уточнить, придет ли он с вами завтра в зоопарк. Мне же надо Маечку подготовить, сами понимаете.

Анна хотела было переспросить – к чему подготовить Маечку? Как с родным папой встретиться? Но не стала ничего переспрашивать: зачем лезть в бутылку?.. Тут ведь арифметика простая, как дважды два: спугнешь Ксюшу – Маечку не увидишь. И пропела в трубку ласково, на виноватой тональности:

– Нет, Ксюша, он не придет… Он сегодня утром уехал…

– Куда?

– В отпуск.

– В отпуск? Но он же летом был в отпуске! А впрочем… Какое мне дело.

– Он один уехал, Ксюшенька!

Наверное, не надо было уточнять. Как-то суетливо получилось. Эта суетливость, наверное, и вызвала ответную раздраженную Ксюшину эмоцию. Чего, впрочем, и следовало ожидать.

– А мне все равно, один он уехал или нет! Представьте, ну ни капельки не волнует! И вообще… Я чего звоню-то. Я хотела попросить, чтобы вы с Майкой посидели. Мне тоже пора свою личную жизнь устраивать, между прочим.

– Да, Ксюша, конечно. Привози Маечку в любое время, ты же знаешь, мы с Павлом Сергеевичем рады будем. Когда ты ее привезешь? Сегодня?

– Да, часов в одиннадцать. Нормально?

– Конечно!

– И… И пусть она у вас ночует! У меня… Ну, в общем…

– Да, да, у тебя личная жизнь. Я понимаю.

– Вот и замечательно, что вы все понимаете, Анна Константиновна. Значит, и в зоопарк в воскресенье с ней сходите. Без меня. А вечером в воскресенье я ее заберу.

Анна устало прикрыла глаза, пропуская через себя Ксюшины слова. Усмехнулась грустно и неловко: переигрывает немного Ксюша, переигрывает. И без того ясно – нет у нее никакой личной жизни. Может, потом и образуется, а пока… Пока обида мешает. Но ничего, всему свое время. А сейчас просто перетерпеть этот перебор надо. Ради Маечки. А может, и ради Мити, чем черт не шутит? Может, и впрямь помирятся?..

– Хорошо, Ксюша. Привози Маечку к одиннадцати, мы будем ждать.

Анна нажала «отбой» и бросила телефон в сумку. На автомате достала другой, Митин, настырно поющий свое «…но ведь она не твоя!..». И чуть было не ответила машинально…

Хорошо, вовремя очнулась, сбросила вызов. Вот так тебе. Ничего, недолго еще осталось, судя по одинокой черточке в показателе уровня заряда батареи. Скоро и сбрасывать не придется. Злись, дорогая Сирена. Может, надоест, и совсем отстанешь…

Хотя это вряд ли. Сирена свою жертву так просто не отпускает. Потому и времени не дает на «опомниться». Ишь как засуетилась звонками! Наверное, подлой своей органикой чует – что-то не так, что-то против правил пошло…

Автобус ехал по утреннему субботнему городу довольно быстро, и Митя сидел не шевелясь, глядел с удивлением на знакомые ускользающие городские картинки. Будто сознание до сих пор не воспринимало это обстоятельство – да, он уезжает… Уезжает из города на десять дней в неожиданный странный вояж, называемый в народе «галопом по Европам». Пролетела за окном набережная, стадион, университетский парк… Еще минут сорок проехать от центра, потом останется перемахнуть два спальных района, и все. Сплошняком пойдут леса и поля справа и слева. Наверное, ужасно красивые пейзажи в эту пору. И женщина-гид в микрофон что-то вдохновенно лепечет про пейзажи…

– …Поздравляю, вы очень удачно выбрали время для путешествия… Сколько всего вы увидите неповторимого, удивительного, пронзенного осенней прелестью! Прозрачное пражское небо, желтые липы Берлина, осенние виды Брюсселя, бутылочное стекло воды в каналах Амстердама… А Париж в конце сентября, друзья мои, это же отдельная песня! И все это мы прочувствуем, окунемся в атмосферу…

Да, складно говорит, почти стихами. Так чешет, будто от зубов отскакивает. Насобачилась, наверное, в таких поездках. Конечно, если заменить «желтый» на «зеленый», а «осенний» на «весенний», то можно эту мантру и в майской поездке так же складно-стихотворно проговорить… И будет вам тут и «пронзенная весенняя прелесть», и «зеленые липы Берлина», и «весенние виды Брюсселя», и, конечно же, майский Париж как весенняя песня, куда ж нам без нее, без песни-то…

А впрочем, зря он сидит и про себя насмешничает. Очень хорошо женщина работает, молодец. И голос приятный, бархатный… Ненавязчивый…

– …Я умолкаю, а вы отдыхайте пока! Всю основную информацию я позже дам. Кто не выспался – досыпайте. Или просто расслабьтесь, почувствуйте, что вы в пути, в предвкушении… Ведь само по себе предвкушение путешествия так сладостно, согласитесь? Отдайтесь этому прекрасному чувству! Отдыхайте! Получайте удовольствие!

Да, в этом женщина-гид права: предвкушение путешествия действительно штука приятная. Особенно когда ты едешь в это путешествие счастливым… Как они с Викой в июле собирались в Испанию, как весело носились по магазинам, покупали всякие штучки-тряпочки! А как Вика была озабочена новым купальником! О, это уже отдельная история, с прологом и эпилогом… Вика тогда замучила бедных продавщиц, загоняла насмерть. А он, дурак, стоял около примерочной и по ее зову чуть отодвигал портьеру, чтобы глянуть-оценить, и сердце замирало… И душа дрожала счастьем в предвкушении скорого обладания этим телом, и текла хмельным сиропом вниз… Ничего, ничего больше в нем не было, только счастье, любовь, сироп. И сладкая зависимость от сиропа.

Наверное, Дэн прав, эта зависимость хуже наркотической. Попробуй выскочи из нее… Когда закроешь глаза, а там – Вика! И слайды меняются один за другим, будто в голове кто-то кнопку нажимает. Вика на лежаке у бассейна, Вика в море, Вика за рулем арендованной в Испании машины, Вика там, Вика сям… Стоит один раз подумать, программу задать, и уже не отделаешься! Вот с чего ради он про эту поездку в Испанию вспомнил? Ах да, гид сказала о предвкушении путешествия… Лучше бы и дальше что-нибудь говорила. Отвлекала бы. Иначе не знаешь, на что и отвлечься. На пейзаж за окном? Но пока и пейзаж не очень – мимо мелькали неказистые строения загородных промышленных зон. Склады какие-то, заборы, заросшие бурьяном пустыри.

– Мам! А ты фотик забыла взять! Я не проверил, а ты забыла! – послышался с заднего сиденья испуганный мальчишеский вскрик.

И следом – не менее испуганный женский голос, похожий на шелест:

– Тихо, Кирка… Чего ты кричишь? Что за манера меня пугать? Мы ж не дома…

– А фотик? Забыла?!

– Да ничего я не забыла, успокойся!

– А где он?

– В чемодане…

– А как мы его теперь достанем? Чемодан же в багаж сдали!

– Никак. Приедем в отель и достанем.

– А вдруг будет что-то интересное по пути?

– Кирка, отстань. Хватит суетиться. Слышал, что гид сказала? Сиди, расслабляйся, получай удовольствие от предвкушения. Видишь, все сидят спокойно, и ты сиди.

– Да не умею я сидеть и предвкушать! Что я, идиот, что ли?

– А по-твоему, в автобусе одни идиоты собрались? Все, Кирка, отвяжись, прошу тебя. Дай мне отдохнуть.

– Да отдыхай на здоровье, что я тебе, мешаю? Я просто про фотик спросил… Мам, а хочешь, будем по очереди у окошка сидеть?

– Да ладно, Кирка, я не претендую… Сиди…

Ну, вот. И диалог мамаши с ребенком иссяк. Больше и отвлечься не на что. Может, поесть? Кофе выпить?

Митя развернулся к сумке, брошенной на соседнее сиденье, открыл, нащупал термос в пакете. Все-таки хорошо, что он едет один. А был бы сосед какой незнакомый… Или, того хуже, соседка… Пришлось бы неловкими извинениями расшаркиваться: «Ах, простите, вы не против, если побеспокою?..» И лицо бы пришлось вежливо-сладкое делать, то есть изображать из себя нормального чувака-путешественника, расслабляющегося предвкушением.

Кофе был горячим, бутерброды вкусными. За окном кончились пустыри с бурьянами, закружились осенние леса, как им и положено, в золоте и багрянце. Солнце весело скакало по верхушкам деревьев, слепило глаза. Эх, жизнь… Прими меня, блудного сына, обратно. Хочу тебя чувствовать, как раньше, с радостью… Или я тебе не нужен с таким нутром, в котором на данный момент ничего нет, кроме черноты перегоревшего сиропа?

Хм… Перегоревшего ли? Не льсти себе, потеряшка. Если бы перегорело, не маялся бы так…

С этой грустной мыслью Митя и задремал, чувствуя, как скачет под веками солнце оранжевыми шарами. Наверное, пока дремал, грустная мысль успела вырасти в большое беспокойство. Потому что вздрогнул страшно, услышав зов мобильника… Тот самый зов! «Но ведь она не твоя, хоть с тобой она даже иногда бывает…» Что это? Фантом? Глюки?

Митя открыл глаза, чувствуя, как онемели руки. Где, где телефон? В боковом кармашке сумки должен быть… Да, мама туда его сунула…

Выудил дрожащими пальцами, уже соображая – не то, не то… Не было никакого вызова. Новый телефон в дурацком белом корпусе пялился на него мертвым дисплеем.

Значит, фантом. Значит, глюки. Скорее всего, просто приснилось. И вдруг откуда-то сзади – опять как нож в спину! «Но ведь она не твоя, хоть с тобой она даже иногда бывает…»

Да что ж такое?!

И следом, как насмешка, голос женщины, которая давеча уговаривала сына Кирку не суетиться с фотиком и молча глядеть в окно.

– Да, теть Кать… Да я слышу, слышу, просто телефон в сумке на дне был, пока достала…

Голова Мити сама повернулась назад, будто испуганное сознание хотело удостовериться в обыденности происходящего: видишь, и впрямь сидящая сзади женщина говорит по телефону.

– …Да все нормально, теть Кать, не волнуйтесь! Да, едем… Кирка у окна сидит… Да, конечно, звоните, теть Кать! В любое время!

Ничего себе – в любое время… Это что же, ему придется всю дорогу вздрагивать от позывных-глюков? И почему эта мелодия всем бабам одинаково нравится? Что они в ней находят, если с такой радостью присобачивают к своим телефонам? Ну ладно, Вика… Но вот эта женщина, например, что в ней нашла? Если судить по внешнему виду, она вообще «ни твоей, ни моей даже иногда» не бывала, да и вообще никогда ни с кем не бывала! А туда же! Куда конь с копытом! Песни в телефоне ей подавай!

Женщина вдруг подняла голову, глянула испуганной мышью, суетливо поправила очки на переносице. Да, так и есть, серая мышка. Невнятная челка топорщится надо лбом, волосы забраны в тугую фигу на затылке. И очки уродские, где она только эти очки выкопала…

Митя отвернулся, с раздражением прислушиваясь к дальнейшему телефонному диалогу.

– Ладно, теть Кать, я не могу больше разговаривать… Тут многие спят, громко получается… Давайте потом, позже… Что? Ой, да не переживайте вы так… – перешла попутчица на шелестящий громкий шепот, – ну что с нами может случиться, сами подумайте? Все люди ездят… Ну да, мы первый раз… Но мы ж нигде не бывали. И я впервые выбралась, и тем более Кирка… Представляете, какие у него восторги будут? И у меня?

Раздражение Мити росло, шипело досадой. Надо же, восторги у них! Какие счастливые путешественники с восторгами! Да ради бога, и флаг вам руки! Вперед! А ему – не надо восторгов. Ему выйти надо… Выйти из автобуса, прямо сейчас… Пока не отъехали далеко…

Он засуетился, запихивая в сумку термос, пакет с бутербродами. Руки дрожали, получалось плохо. С трудом застегнул молнию, привстал на сиденье, собираясь выйти в проход…