Куда приводят сундуки

– Лёва, Вы? И с Шариком? Ой, ну что Вы – торт? Бирюсинка? Где Вы взяли эту прелесть? И Шарик Вас сопровождал всё время? Ну как мило с его стороны! Идите скорее в дом, идите, ветрища какой сегодня…

У Надежды Платоновны, обладательницы почти такого же ропетовского теремка, как и у Льва Георгиевича, но чуть более скромного по внешнему декору, были совершенно завалены мебельным хламом все помещения. Пригодной для житья-бытия оставалась только кухня.

Здесь стоял огромный диван, диван-дом, с двумя кожаными валиками по бокам, высоченной деревянной спинкой и узкой резной полочкой на самом верху. Диван был прислонён своей мощной спиной к большой кафельной печке. На полочке выделялась чёрно-белая фотография в скромной металлической рамке: молодая дама в светлом платье и военный в мундире, с щёгольской бородкой, сидят на этом самом диване; у мужчины в руках сигарета в мундштуке, у дамы скромный букетик каких-то мелких цветов; дама сняла светлую летнюю шляпу с широкими полями и положила её рядом; оба улыбаются. Печка на фотографии была в изразцах: нарисованные весёлые букетики цветов обрамлены в ромбы. Теперь же печка имела грязно-розовые бока, диван оставался в том же положении.

Лев Георгиевич взял в руки фотографию. Надежда Платоновна увидела в профиль его поднятые от удивления брови:

– Мои родители. Да-да, диван – тот же и печка – та же, не удивляйтесь, Вы всё правильно поняли. И изразцы прежние остались. Но пришлось их немного заштукатурить, ещё перед войной. Так все делали. Время было такое.

– Так время уже давно другое, Надежда Платоновна! Давайте срочно очистим Вашу замечательную печку от этой неподходящей розовой мазни! Я готов сам, лично…

– Нет, Лёвушка, ни в коем случае! А вдруг, знаете ли… Не надо. Я уже привыкла к моей новой печке. Я её иногда побаиваюсь, да-да… Раньше могли осудить: «барство»! И ба-бушка моя прочно масляной краской по ней прошлась… Здесь слоёв, наверное, пять будет. Мы отказывались от любой роскоши и излишеств, а печка с цветными изразцами – сами догадываетесь…

– Надежда Платоновна, миленькая, но нынче печки объявлены вне политики!

– Нет, Лев, вот когда я умру, тогда собирайтесь всем Обществом и чистите её. Чтобы блестела как на снимке! Там букетики под краской – синенькие, а каёмка – фиолетовая. А пока – нет, поймите. Вы, кстати, по какому вопросу ко мне пожаловали? Я тортик режу?

– Я насчёт старой мебели.

– Ой, как я рада! Вы решили нам предоставить лужайку около вашего дома?

– Решил, и как можно скорее.

– Как Вас понимать? – хозяйка застыла с ножом в руке.

– Надежда Платоновна, нельзя ли перенести выставку? Я пришёл с предложением: не будем ждать мая, организуем её пораньше, ну, скажем, через пару недель, а?

– Через пару недель? Но ведь принимать решения вот так, вдруг, без общего собрания – это совершенно не по Уставу. Давайте сначала созовём людей. Я внесу предложение. И ведь могут быть недовольные…

– А не надо никого созывать. Вы же председатель, Надежда Платоновна. Неужели у Вас нет никакой власти? Давайте вот сейчас, Вы и я, как два потомственных члена нашего дорогого Общества, примем это решение, и я сам, лично, оповещу всех ваших.

– Наших. – строго поправила Каренина.

– Виноват.

– Да, но у меня нет секретаря! Положено вести протокол, я не могу без секретаря.

– Кто у нас секретарь – я сейчас приглашу.

– Так ведь Афанасий Иванович! Наш почтеннейший Афанасий Иванович. И он сейчас никуда не пойдёт. Поймите, он пожилой человек, он может сейчас отдыхать. Даже точно он сейчас отдыхает, я его хорошо знаю. И потом – этот ветер, Афанасий Иванович не переносит мартовского ветра…

– Надежда Платоновна, мне очень нужна выставка. Чем скорее – тем лучше. Мне кажется, я Вас никогда ни о чём не просил.

– А отчего такая спешка? Не желаете ли раскрыть карты? – тут пожилая дама как-то боком, по-сорочьи, подскочила к окну и еле заметным касанием опущенной руки чуть-чуть приоткрыла занавеску. – Лёва, доверьтесь, что у Вас произошло?

Лев Георгиевич решил поддержать игру: он поднялся из-за стола, одёрнул свой любимый, крупной вязки, старый синий свитер, откашлялся и очень серьёзным тоном, глядя собеседнице прямо в глаза, отчеканил:

– Пять лет назад неизвестными мне лицами от дачи номер 10 нашего посёлка был похищен дорожный сундук, содержащий в себе, по предварительным данным, ценные бумаги. Хозяин этого сундука, решительно настроенный, в данный момент находится в моём доме.

– Ах! И он требует сундук? А почему именно от Вас? – глаза Надежды Платоновны походили на два миниатюрных блюдечка из кукольного сервиза.

– Потому что этот сундук был отправлен на дачу номер 10 именно моей супругой!

– Что вы говорите! И она умерла?! Какой ужас!

– Бог с Вами, Надежда Платоновна, почему умерла? Она жива и сидит сейчас дома.

– У Вас?

– Нет, надеюсь у себя.

– Ну а при чём здесь наша выставка?

– Я полагаю, – Лев Георгиевич говорил теперь почти ласково, – что этот сундук мог попасть в руки к кому-нибудь из наших. И если это так, то его могут принести. И мы его увидим. Другого пути я не знаю.

– Ну что ж, теперь мне всё ясно. Подайте моё пальто – я сама схожу к Афанасию Ивановичу. А Вы уже ждите моего сигнала на днях.

Бирюсинка сработала!

Лев Георгиевич вернулся домой к вечеру. В одной руке он нёс большой Подарочный, в другой – пачку творога. Ирина поднялась ему навстречу.

– Дочь, – весело начал он с порога, – а коты творогом питаются?

– Должны! От тортиков они во всяком случае точно отказываются.

– А торт и не ему, торт – Шарику.

– Пап, ты с ума сошёл, он же зверь, ему бы мяса.

– Ну, мясо уже закрыто было сегодня, а кафетерий допоздна. Давай-ка ему кусочек предложим, я обещал.

Шарик понюхал угощение, сковырнув носом орешки, скрывающие рыхлую бисквитную сущность торта, и отошёл в сторону.

– Понятно! Надо было брать Бирюсинку. Тогда вчерашних щей ему нальём. Не скучали тут без меня? Я с новостями пожаловал.

– С хорошими? – спросила я.

– С нормальными. Приехать Вам, Вера, к нам придётся ещё раз через пару недель, сможете? У нас тут заявлена выставка мебели. Надеюсь, всё получится и сундучок Ваш объ-явится.

– Хорошо, конечно, я буду. Я и без выставки могла бы вас навестить, если позовёте. Мне очень неудобно, что здесь из-за меня столько хлопот случилось.

– Ну, бросьте, не только из-за Вас… Вы в Москву – когда?

– Да прямо сейчас. Уже поздно. Я Ирине свой номер телефона оставила. А так ждите через две недели. Огромное спасибо за всё.

Я направилась в сторону станции. Шарик проводил меня до окончания Аптекарского переулка и повернул обратно, к вчерашним щам. Пешего народу на Разинском шоссе оказалось довольно много: электрички регулярно подвозили партии граждан, завершивших свой трудовой день. Ближайший поезд на Москву отходил через сорок минут. Я решила подождать за столиком в кафетерии. Набрала с собой домой эклеров и маленьких ржаных багетов в бумажных пакетиках; чай решила не пить – и так сегодня весь день за столом провела.

Я сложила свои покупки на высокий круглый стол у окна.