Притяжение добра

– Как скажете. Для вас, дорогая, ничего не жалко. Знаете, как дети вас зовут?

– Да, знаю. Пусть. И прозвище это мне нравится. Хочется всем детям помочь родной язык узнать. Весь мир бы обучила. Вот узаконим факультативные занятия, чтобы помещение нормальное выделили, всех по возрастам разделим, вообще будет замечательно. Сейчас этот вопрос решается.

– А вдруг где-то под окном стоит царь Салтан и слушает? И быть вам как в сказке? Министром образования? Хотите?

– Воображение у вас… конечно, министром – нет, а в чудеса верить хочется. Зиночка моя выросла. И принца своего встретит. Я точно знаю.

Зине сделали операцию. С врачом тем она рассталась без претензий. Он много раз пытался возобновить отношения, однако девушка была неумолима и решительно его отвергла, после чего ловелас, который так жестоко поступил с доверчивой девушкой, даже замуж звал. Но ей было настолько противно его видеть, что предложение его она проигнорировала и больше с ним не общалась, вычеркнув навсегда его из списка людей, которых замечала. После чего Зина сменила работу и стала готовиться к поступлению в медицинский институт.

С Зиной Ира познакомилась в детском саду. Потом они за одной партой сидели. Зоя Анисимовна отдала племянницу не в ту школу, где сама преподавала, чтобы не было соблазнов ни у нее самой Зину выделять, ни у девочки филонить. Но на факультативы к Зое Анисимовне подруги ходили, хоть та и возражала. Но в конце концов Зина взмолилась:

– Я же не виновата, что ты моя мама. Мы с Ирой тоже хотим быть образованными, как ты. Можно? Разреши, пожалуйста. Мы не будем твоими любимчиками, честное слово, обещаем. Ир, скажи? – Подруга кивала и жалобно смотрела.

Зоя Анисимовна сжалилась над ними и разрешила.

Девочки вместе поступили в медицинское училище, поскорее хотели специальность получить, потом работали в одной больнице, Ира – в хирургии, Зина – в терапии.

Ирина семья учебу не жаловала, папе было все равно, а мама считала, что надо на заводе работать, причем без училища и тем более без института. Лучше всего инструменты выдавать, затем постепенно по хозяйственной линии расти. Папа, как всегда, молчал.

После Зининого неудачного романа Ирина мама, подслушав разговор девочек, поставила ультиматум:

– Или я, или подруга твоя гулящая, выбирай. Проституткой хочешь стать? Чему ты у нее сможешь научиться? Как к мужикам в постель прыгать? Она смазливая, а ты – непонятно что. Ребенком вроде ничего была, а выросла… Откуда такой нос взялся? Хотя знаю, вся в отца своего непутевого, кабы сдох совсем. У Зинки волосы такие шикарные, а у тебя – ни волос, отец лысый, как коленка, ни характера. Не в меня ты, не в меня.

Мать с детства Ире указывала на непривлекательную внешность, с ее точки зрения. А тогда разошлась не на шутку:

– Если хочешь дома жить, соблюдай: всё – по-моему, всегда и во всем! Проедаешь больше, чем в дом приносишь.

Ничего Ира не ответила, выслушав ту тираду. На следующий день, пока родители были на работе, собрала самые необходимые вещи, взяла свои документы, любимые фотографии и ушла, оставив письмо:

«Я выбираю Зину.

Прощайте, не поминайте лихом.

    Ирина».

Зоя Анисимовна прописала Иру у себя. Процесс переоформления регистрации сопровождался сценами материнского гнева Ириной мамы:

– Имей в виду: уйдёшь, обратно не пущу, прокляну, наследства лишу. Неблагодарная дочь! Говорили мне, что один ребенок – всегда эгоист, надо второго заводить; идиотка я, не послушала умных людей. Вот ты – сплошной риск. Никакого прока от тебя. Другие вырастают, выгодно замуж выходят, ты только читаешь. Да что там в книжках? Враньё одно, тьфу… Лишнее – женщине учиться. Зачем, спрашивается, растила тебя, дармоедку, в муках рожала, фигуру себе испортила, ночей не спала, себе во всем отказывала? Тварь ты после этого. Отца твоего, кретина, терплю всю жизнь. Подумай хорошенько, мать одна. Чему тебя в этой семье научат? Дура ты, дура и есть.

Ира в ответ или молчала, или не выходила даже, когда мать к Зое Анисимовне приходила требовать, чтобы дочь домой вернулась. Приходила неоднократно и кричала:

– Ирку украла, зараза, где видано такое? Ведьма проклятая, околдовала ты ее. Своих детей нет, ублюдка пригрела. А Зинка вся – в мать свою. Знавала я ее, та ещё шалава. Детей учишь? Сколько их родители тебе платят? Весь город обираешь. Милицию приведу, в суд подам. Кто меня в старости содержать будет?

В самом начале семейной жизни Ирин папа подавал документы в сельскохозяйственную академию, он с детства любил в земле копаться, домашний скот выращивать. Но новоиспеченная жена-хозяйка настояла посредством обыкновенного шантажа, чтобы документы из академии он забрал:

– Руки на себя наложу, так и знай! В деревню не поеду в грязи жить. Ну кем ты, неудачник-простофиля, после этого заведения будешь, агрономом каким-нибудь, животноводом? Пошлют тебя в самую захолустную глухомань. Я городская женщина! Имей в виду, с тобой в деревню не поеду. Забирай документы, или я, или академия твоя.

Тогда она уже Иру под сердцем носила. Так и сделал горемычный муж, как велела жена-повелительница. С тех пор Ирин папа и стал молчаливым, создавалось впечатление, что он находится в состоянии медитации, когда супруга что-то говорит.

После десяти лет работы на заводе получили Ирины родители участок земли в шесть соток под садовый домик, стали выращивать овощи, ягоды, яблоки. Много консервировали, солили, варенье варили, сушили и т. д.

Позже увлекся Ирин папа пчеловодством, поставил ульи в саду, там и пропадал, в отличие от матери, на дочь не ругался, частенько ее с собой брал в сад. С пчелами и разговаривал, и любил их. Мать Ирина пчел терпеть не могла и мед не ела. Выходит, отец для дочки и себя мед собирал, еще ближним соседям отдавал, чтобы не сильно ворчали, что пчелы через их участки летают.

Между тем отец Ирин был мужчиной жилистым, поджарым и энергичным. Женщины на него внимание обращали, конечно. С женой они спали в разных комнатах уже давно. Между собой Ирины родители практически не общались, но не расходились.

Еще Ирина мать постоянно копила деньги, отрезы дорогих тканей, посуду, книги, при этом сама книг не читала, просматривала, но не вникала, драгоценности прятала, не носила, чтобы никто не догадался, что деньги водятся. Возможно, не уходил от нее муж, понимая, что если уйдет, то жена Иру вообще со света сживет своим ужасным характером и гипертрофированной жадностью. А она еще и прибеднялась и на здоровье жаловалась:

– Ой, не проживу я долго.

А чуть где заколет – сразу к врачу. Всем рассказывала, как ее любят и уважают на работе и в поликлинике, во дворе и везде:

– Все говорят, что я такая хорошая женщина, улыбаются мне, про свою жизнь рассказывают. А вот вы меня дома не цените, только расстраиваете.

Была Ирина мама миловидной женщиной, но это было только внешне. Знакомые ее потихонечку обходили, старались пройти по другой стороне улицы, чтобы не встретиться с таким «любимым» всеми человеком. Известно же было про ситуацию дома, где росла постоянно обижаемая матерью дочка и обитал забитый муж. И как обожаемые ее родственники говорили ей:

– Так выпьем за домострой, который удалось создать в этой семье.

В итоге жили не бедно, но плохо. Да и родственники мамы не особо часто жаловали, только на дни рождения ее и приезжали. Все больше она к ним, чтобы отдохнуть от дома, где, как она жаловалась, заездили ее, как ломовую лошадь.

Как-то во время очередного похода Ириной мамы к Зое Анисимовне Ирина отправилась к папе, хотела с ним повидаться без мамы. Отец очень обрадовался, поцеловал дочь и вдруг заговорил:

– Учись, доченька, кровиночка моя. Ты не держи зла на нас. Мать – она просто кем-то заколдована. Не могу я ее бросить, видно, так на роду мне написано. Ведь хорошая девушка была. Не мог я так жестоко обмануться. Видимо, где-то внутри она хорошая, только сама об этом забыла.

– Папа, я первый раз слышу, что ты больше двух слов сказал.

– Знаешь, моя дорогая и любимая Ирочка, не могу я в присутствии твоей матери ничего говорить. Рот открываю, а слова не идут, внутри остаются.

Представляешь, книжки тайком от нее читаю, ноутбук купил, у товарища держу, интернет осваиваю. Собираюсь посерьезней пчелами заняться.

Мама твоя неспособной к обучению оказалась из-за жадности своей патологической. В голове одни денежные купюры.

В молодости глаза прям светились. Полюбил я ее тогда. Только с брачком она оказалась. Не в магазине брал, назад не сдашь. Да и в магазине не всё обратно принимают. Не придумали еще, как из плохих людей хороших делать.

Не расставайся со своей мечтой. Хочешь быть врачом – стань, хочешь быть счастливой – будь.

Мобильный я купил, вот номер мой, будем общаться. Прости нас. Сейчас трудно тебе, понимаю. Но обида тяжела, а душа должна быть свободна, ей груз не нужен. Прости.

Они обнялись, поцеловались, оба плакали. Это был один из самых счастливых моментов в жизни Иры. Внутри все то сжималось, то разжималось, слезы лились, было ей и хорошо, и плохо одновременно.

Ирина жила у Зины и Зои Анисимовны. Хозяйство вели вместе и по очереди дружно и весело. Все трое работали, и бюджет был общий.

Спустя несколько месяцев разместила Ира резюме на всех возможных сайтах, разослала во все московские больницы; начала готовиться к поступлению в медицинский институт. Она и раньше готовилась, но разговор с отцом так благотворно повлиял на нее, что в памяти все знания упорядочились, и стало ясно, что еще надо подучить, вспомнить, закрепить.

Вскоре позвонили из московского медицинского центра и пригласили на собеседование на должность хирургической медицинской сестры в отделение травматологии. Центр организовался на базе городской больницы, и в срочном порядке подбирали персонал. Грамотных и опытных медсестер, умеющих ассистировать на операции, с хорошими рекомендациями, найти даже труднее, чем врачей.

– Ура, пригласили, Зинка, завтра поеду.

– Такие медики, как ты, на дороге не валяются.