Воспоминания

Муж мой взял меня под руку, и мы ушли с вокзала. Только когда сели в экипаж, он сказал, что получил депешу о назначении его командующим войсками в Вильно. Сердце мое не обрадовалось, а с болью и предчувствием сжалось. Я поняла, что раз убрали болезненного Мартсона и назначили генерала Ренненкампфа, то скоро быть войне. Виленский округ находился близко к границе Германии. Впоследствии все сбылось, что сердце мне сказало в ту минуту. Муж добавил еще, что обязан был сообщить Мартсону о своем назначении. Он считал это своим долгом, а тот настолько невоспитан, что даже не поздравил его, как это было принято. По моему же мнению, это говорило о том, что Мартсон ушел не по своей воле. Очевидно, из-за его болезненности ему велели подать в отставку, а он хотел служить еще.

Назначению моего мужа радовались все молодые офицеры и те старые генералы, которые были еще сильны и хотели служить и работать, как следует. Все то, что устарело и хотело покоя, конечно, не особенно радовалось, т. к. неутомимость, энергия и любовь к своему делу генерала Ренненкампфа были известны. «Ну, теперь, – говорили они, – пойдут стрельбы, пробеги, маневры. Ни днем, ни ночью не будет покоя. Ему хорошо – здоров, крепок, сутками может не слезать с лошади. Ни жара, ни мороз ему нипочем, а нам-то каково!»

Получив назначение, генерал стал ежедневно ходить во дворец командующего войсками, где принимал доклады и работал в кабинете. Мы же – его семья – паковали вещи для переезда из своей квартиры в казенный дом и дня через четыре уже жили все вместе во дворце.

Дом был очень большой и красивый в прекрасном, обособленном месте. Он находился у подножия высокой Замковой горы (там стоял когда-то замок польского короля Гедимина), а в самом доме некогда помещался старинный капуцинский монастырь.[105 - Замковая гора (гора Гедиминаса) с остатками Верхнего замка XIV–XV вв., разрушенного во время войны 1660 г.Гедимин (Гедиминас) (? – 1341), великий князь Литовский (с 1316 г.). Значительно расширил территорию Великого княжества Литовского за счет присоединения белорусских, украинских и русских земель (Витебское, Минское, Друцкое княжества и др.). В зависимости от него находились Киевские и Смоленские князья. Активно боролся с экспансией Ливонского ордена.] В нем сохранились особой кладки старинные подвалы, где хранилось вино, а верхний и нижний этажи были отстроены заново. Сами комнаты были большими, с высокими художественными потолками. Особенно хорош был потолок в столовой. Там между лепкой была встроена вентиляция в виде мельчайшей решеточки, и кто об этом не знал, тот вряд ли бы догадался. Ковры устилали узорные паркетные полы во всех комнатах, кроме залы и столовой.

Жилых построек поблизости не было, и наш дом утопал в зелени. С одной стороны находился Кафедр[альный] католический собор,[106 - Кафедральный собор построен в 1386–1387 гг. на месте более древнего костела XIII в. Перестроен в 1786–1801 гг. литовским архитектором Л. Стуока-Гуцявичюсом в стиле классицизма (строительство завершил в 1801 г. архитектор М. Шульцас). Один из красивейших памятников классицизма в Литве.] визави[107 - Визави (фр. vis – ?-vis) – напротив, друг против друга.] – городской сквер, сзади – наш прекрасный сад с прудом и дивной широкой аллеей из больших каштанов, а за ним – Замковая гора, поросшая зеленью и деревьями. Столовая выходила в сад, и к ней примыкала чудная терраса, на которой я часто сидела и смотрела, как едет верхом по саду наша шестилетняя дочь Татьяна. Это было самое любимое ее удовольствие. И внешностью, и характером она очень походила на отца.

Хотя, получив новое назначение, генерал оставался в Вильно,[108 - Ренненкампф был назначен командующим войсками Виленского военного округа 20.01 1913 г.] чины третьего корпуса устроили нам прощальный обед в Военном собрании. Мы с мужем решили, что они хотят нас чествовать и побыть в нашем обществе. Меня это тронуло. Было очень хорошо, тепло и семейно. Все, конечно, пришли с женами, произносили речи, и обед затянулся. Мне поднесли цветы. Снимались большой группой при свете магния, но вышли не особенно хорошо. Говорили, что теперь мы будем немного дальше от третьего корпуса, т. к. муж командует не одним корпусом, а целым округом, и тому подобное.[109 - Здесь заканчивается тетрадь 1-я «Воспоминаний» В. Н. фон Ренненкампф.]

Муж мой тоже сказал речь. Мне помнится из нее фраза, что все они – одна семья, служат одному делу, и он никогда не забывает тех, кто предан Отечеству, любит его, работает и живет Россией, как и должно всем, особенно защитникам Родины.

С повышением мужа по службе у меня появилось много забот и общественной работы. По давно заведенной традиции попечительницей «Белого Креста» и Красного Креста избиралась жена командующего войсками.[110 - Общество «Белого Креста», благотворительное общество для призрения офицерских детей. Председателем правления Виленского благотворительного общества «Белого Креста» был П. К. Ренненкампф, а Вера Николаевна – его заместителем. Они являлись также почетными членами этого общества.Красный Крест, добровольное общество помощи военнопленным, больным и раненым воинам появилось в 60-х гг. XIX в. В мирное время оказывает помощь пострадавшим от стихийных бедствий, проводит мероприятия по предупреждению заболеваний.Виленское общество Красного Креста, как местное отделение одноименного всероссийского общества, находилось под покровительством вдовствующей императрицы Марии Федоровны. Его председателем был П. К. Ренненкампф, а Вера Николаевна входила в правление этого общества.] Так как генерал Мартсон был холостым, то Красным Крестом заведовали Огонь-Догановские[111 - Огонь-Догановский Аркадий Платонович (1854-?) – генерал-лейтенант (1911). Помощник старшего адъютанта Варшавского окружного артиллерийского управления (1879–1881), старший адъютант (1881–1891) и правитель дел этого управления (1891–1899). Начальник Варшавского артиллерийского склада (1899–1906), помощник начальника артиллерии Варшавского военного округа (1906–1911). Начальник артиллерии Виленского военного округа (1911–1914), исполняющий должность начальника окружного артиллерийского управления Двинского военного округа (с 17.02.1915).] (начальник армейского округа и его супруга) – умнейшие и прекраснейшие люди. Красный Крест был поставлен идеально. Их сердечное и разумное отношение к Общине сестер мил[осердия] Красного Креста[112 - Виленская Мариинская община сестер милосердия Российского общества Красного Креста. В. Н. Ренненкампф была председателем комитета и попечительницей этой общины.] стяжало им большую любовь как старшей сестры, так и молодых сестер и учениц. Много забот и труда вложили они в это дело.

«Белый Крест», собственно, являлся подготовительной школой для офицерских детей.[113 - Виленская школа «Белого Креста» для детей офицеров с интернатом при школе на 86 мальчиков.] Когда-то дело было поставлено широко, но потом зачахло из-за недостатка средств. Попечительницей была жена заведовавшего обоз [ной] мастерской генерала Черенцова.[114 - Имеется в виду Чернцов Константин Васильевич (1845 —?), полковник (1891). Помощник старшего адъютанта окружного артиллерийского управления Варшавского военного округа (1869–1870), старший адъютант в том же управлении (1870–1876). Командир артиллерийского парка (1886–1894), заведующий Виленской обозной мастерской (с 1897). Его вдова-Чернцова С. И.] После смерти супруга она лишилась прежнего положения в обществе и не могла собирать необходимых сумм, поэтому все стало затихать и глохнуть. Вдова генерала Черенцова просила освободить ее от попечительства над этой школой и предложила мне быть попечительницей. Совет, узнав о ее желании оставить школу и уехать в Петербург, единогласно избрал меня. Конечно, я должна была согласиться и просила ввести меня в курс дела, что генеральша с удовольствием и сделала.

Обучение в школе шло хорошо, но средств не было почти никаких. Надо было подумать, как их найти, – в этом состояла главная задача. Сама же школа поставлена была отменно, и преподавательский состав хорошо подобран. Помещение для школы нанималось. Девочки и мальчики дошкольного возраста обучались вместе, их готовили в институты и корпуса. Дети всегда выдерживали экзамены первыми, и наша школа славилась своей подготовкой. На экзамены в Москву и в Петербург детей отвозили группами вместе с учительницей. Это было большим облегчением для родителей, которые часто сами не могли туда ехать.

В нашей школе был прекрасный учитель арифметики, некто Лапин,[115 - Лапин Николай Дмитриевич – учитель арифметики в виленской школе «Белого Креста» для детей офицеров.] но он часто болел. В его отсутствие я сама занималась с детьми, чтобы они не теряли времени даром. Мне сообщали по телефону, когда он заболевал, и я с удовольствием ехала в школу преподавать арифметику, которую любила еще с ученической скамьи. Дети с удовольствием занимались со мной, т. к. всем известно, что они любят разнообразие и всякую перемену. К тому же в мое посещение дети всегда получали после завтрака (он давался в 12 часов утра и был бесплатным) еще по чашке шоколада, пирожные или торт. Дети – всегда дети. Они радовались сладкому и обильному угощению, а с ними радовалась и я. Они меня любили и не боялись. На перемене охотно и дружелюбно беседовали со мной, делились своими радостями и печалями.

Можно, не хвалясь, сказать, что я потратила много энергии и проделала большую работу, чтобы добыть деньги для этой школы. Война с Германией помешала устроить при ней интернат. Он был необходим для детей из маленьких местечек нашего округа. Там было трудно, а порой и невозможно их учить.

В пользу школы устраивались вечера. Я нашла способ не тратить на них ни гроша, но сделать так, чтобы они приносили только чистую прибыль. Обычно просила у Военного собрания дать помещение бесплатно, и его охотно давали. Дамы – жены высших чинов и зажиточные, часто даже не военные, всегда были щедры и много жертвовали, когда я обращалась к ним с прочувствованным словом. Они много помогали и работали на этом вечере – устраивали за свой счет буфет, поэтому от него всегда была прибыль. Магазины жертвовали цветы, шампанское, которое продавалось бокалами, давали много вещей для лотереи. Чего только у нас не было для этого бала!..

Киоск с шампанским по традиции всегда поручался жене командующего войсками. Каждый офицер считал своим долгом выпить бокал шампанского. Дать за него мало было неудобно, хотя среди офицеров были и малообеспеченные. Даже три рубля для многих была сумма. Я очень боролась с этим обычаем и старалась по возможности его искоренить. Я знала, с кого можно взять, и, конечно, с такими не считалась, а каждому неимущему давала с трех рублей два сдачи (мелочь я готовила заранее). Часто говорила им, чтобы в следующий раз даже не подходили за бокалом, так как знала их обстоятельства. Никогда не замечала, как это делалось до меня, кто не подошел к моему киоску.

Офицеры, конечно, радовались избавлению от этой повинности и любили меня за то, что я входила в их положение. Шампанское всегда приносило много прибыли, ведь оно было дарственное, а не купленное. Да и мое положение тогда немало значило. Зато трещали карманы богатых и бездетных. С них брали прилично, но они не были в претензии.

Многие офицеры, особенно саперы, помогали устраивать эти балы. Они умели красиво убрать залу флагами и прочим и осветить ее лампочками. Перед танцами устраивали музыкальные и вокальные номера, ставили пьесы. Особенно дельным в этом отношении был офицер Шеин.[116 - Шеин Артемий Николаевич – подполковник, войсковой начальник в Вилейке.] Впоследствии мы с ним встретились за границей, в Афинах. Встреча была сердечная, с массой воспоминаний о моем муже и о событиях на полях сражений, и в России. Мой муж отзывался о нем как об отличном офицере.

Добывали мы средства и кружечным сбором по всему городу. Эти сборы были колоссальными. У меня возникла мысль пригласить сборщиц – учениц гимназии, так как неутомимая молодежь обойдет не только центр, но и все предместья. Дамы в летах не собирали на «забегаловке», как у нас называли окраины города. Большое спасибо бывшей начальнице гимназии Марии Николаевне Воронович,[117 - Воронович Мария Николаевна – начальница женской гимназии в Вильно.] которая никогда не отказывала нам и присылала много сборщиц – своих учениц, давала их с удовольствием, что мы особенно ценили.

Однажды я просила мужа разрешить провести один маленький проект в пользу детей неимущих военных Виленс[кого] военного округа. Он не был обременительным для их карманов и уменьшил бы расходы на благотворительность. Этот проект практически бесплатно дал бы средства, необходимые для подготовки детей этих военных и для их устройства в кадетские корпуса и институты. Муж обещал помочь мне, но просил сначала ознакомить его с этим проектом.

Прочитав проект, он, улыбаясь, вернул его, назвав меня «министром финансов и народного просвещения». Муж нашел мою идею весьма полезной для офицеров и их детей, и необременительной даже для молодых офицеров, которые получали немного. При этом он сказал: «Пожалуйста, не думай, что ты – действительно министр. Нет, ты – просто патентованная машинка для добывания средств нуждающимся, в частности, для твоих благотворительных обществ». Дождавшись, когда высшие чины Вил[енского] военного округа соберутся в кабинете моего мужа, я решила дать ход своему проекту. В нем я предлагала ввести добровольное ежемесячное отчисление из жалования всех офицеров – от поручика до генерала.

Настал обеденный час. В этот день, обыкновенно, все обедали у нас в столовой. Я положила каждому под тарелку свой проект с просьбой поддержать его, если они найдут это приемлемым для себя. Мой муж объявил, что сегодня я угощаю их необычным десертом, который будет не на тарелке, а под тарелкой, и они все смогут унести его с собой. Он намекал на то, что под тарелкой у каждого лежал мой проект.

Все переглянулись, ничего не понимая, но когда лакеи снимали тарелки дабы заменить их чистыми, увидели бумагу и поняли, в чем дело; взялись за эти листы, но муж сказал, чтобы прочитали после, так как ждали дела. Все они собрались у мужа для разбора аттестатов подчиненных офицеров, что бывало, как я помню, ежегодно.

Обед прошел весело. Говорили обо всем, кроме дел, т. к. генерал Ренненкампф не допускал никаких деловых или служебных разговоров за столом в присутствии дам и даже без них, при прислуге во избежание всяких слухов и неприятностей. Это было очень хорошим обычаем, т. к. всем известно, что дамы зачастую не могут удержать язычка, а для прислуги часто не было никаких тайн и даже, возможно, ничего святого и скрытого.

Я была уверена в успехе моей затеи и торжествовала. Все видели, что и муж на моей стороне. Кто же пойдет против? Главную идею проекта можно охарактеризовать поговоркой: с миру по нитке – голому рубаха. Взносы были такие: каждый офицер, по своему желанию, жертвует ежемесячно в пользу школы для офицерских детей 50 копеек, штаб-офицер – 1 рубль, генерал – 3 рубля. За это я обещала не делать для общества «Белого Креста» никаких благотворительных балов, лотерей, базаров и тому подобного.

Этот проект был выгоден тем, что и школа получала больше, а расходы на нее офицеров сокращались. На балах в пользу «Белого Креста» офицер тратил много, но без особого толка для школы. Ему надо было заплатить за входной билет на бал для себя, часто для жены и взрослых членов семьи, затем – купить цветы, право курения, лотерейные билеты, бокал шампанского, что-либо взять в буфете, так как это и соблазнительно, да и на балу до рассвета любой проголодается. Кроме того, необходимо было купить жене свеженькое платье или обновить его, туфли, да и сам офицер должен быть одет с иголочки. Все это стоило денег. Это я и объяснила в своем проекте. Всем стала очевидна верность расчетов, и с каждой части округа посыпались переводы. Они были небольшими, но самих переводов было много.

Казначеем нашего общества «Белого Креста» был прекрасный, дельный и трудолюбивый отставной генерал Новиков Николай Петрович.[118 - Новиков Николай Петрович (1851 —?) – генерал-майор (1906). Старший адъютант штаба Виленского военного округа (1887–1906), с 5.06 1906 г. дежурный генерал (Окружной штаб Управления Виленского военного округа). Член правления и казначей виленской школы «Белого Креста».] Он, как Иоанн Калита,[119 - Иван I Данилович Калита (? – 1340), князь Московский (с 1325 г.), великий князь Владимирский (с 1328 г.). Сын Даниила Александровича. Заложил основы политического и экономического могущества Москвы. Добился у Золотой Орды права сбора монгольской дани на Руси. Прозвище Калита историк Н. М. Карамзин объясняет тем, что великий князь всегда носил с собой мешок (калиту), наполненный деньгами для бедных. См.: Карамзин И. М. Предания веков. М., 1988. С. 320.] аккуратно собирал эту дань и радовался успеху. Мы стали богатеть для хорошего дела, нам стало легче. В школе пошли улучшения. Мы помогали детям – ввели бесплатные завтраки, подумывали об интернате. Но человек предполагает, а Бог располагает – началась война, и все рухнуло. И школа, и ее имущество – все было потеряно. Дети с родителями разбежались, кто куда смог и успел. Погибла не только школа, но и сам город Вильно отошел от России. Да будет воля Господня! Бог дал, Бог и взял!..

При Красном Кресте в Вильно была Община сестер милосердия и школа. Она готовила сестер милосердия и сиделок. Сестры обслуживали военный госпиталь, который помещался визави общины, что было для них очень удобно. Госпиталь был огромный и во время войны вмещал до трех тысяч больных и раненых. Правда, кроме главного здания лазарета, во дворе были устроены деревянные бараки и в большом саду госпиталя раскинуты палатки.

При общ[ине] Красного Креста действовала пресимпатичная больничка для детей, больных туберкулезом костей. Она находилась в очень красивой местности – в сосновом лесу на берегу реки Вилии.[120 - Вилия (лит. Нярис) – река в Белоруссии и Литве, правый приток Нямунаса (Немана). В ее устье находятся гг. Вильнюс (Вильно) и Каунас (Ковно).] Там был здоровый, чистый воздух, а само здание – игрушечка, светлое и чистое, выкрашенное внутри в белый и голубой цвет. Ухаживали за детьми идеально, думаю, они и дома не видели того уюта, заботы и ласки, которые их здесь окружали. Я сама очень любила это учреждение и, в особенности, посещать там детей. Эта больничка находилась в двух шагах от Общины сестер милосердия.

Приходилось немало работать, чтобы достать средства и для этого дела. Хотя Петербургский Красный Крест давал деньги для своего отделения, но их не хватало, и хотелось улучшить быт сестер милосердия. С этой целью устраивались вечера, спектакли, лотереи, кружечный сбор по городу и тому подобное. Зимой лотереи проходили в Военном собрании, а летом – в Ботаническом городском саду. Вещи жертвовали не только отдельные лица, но и магазины, кроме того, мы всегда получали два прекрасных подарка от Императрицы Александры Феодоровны и Государыни Имп[ератрицы] Марии Феодоровны.[121 - Александра Федоровна (1872–1918) – императрица, супруга Николая II, урожденная Алиса Виктория Елена Луиза Беатриса Гессенская. Расстреляна вместе с семьей в Екатеринбурге в ночь с 16 на 17.07 1918 г.Мария Федоровна (Дагмара Софья Доротея) (1847–1928) – императрица, супруга Александра III, мать Николая II, дочь короля Дании Кристиана IX. После революции – в эмиграции в Дании.] Они украшали лотерею, привлекали массу публики, чтобы выиграть Царские призы, билеты брались наперебой.

Обе Государыни обыкновенно жертвовали роскошные вазы или большие фарфоровые группы царских заводов. На последнюю лотерею Госуд[арыня] Им[ператрица] Александра Феодоровна прислала громадную, чудную опаловую вазу, а Госуд[арыня] Имп[ератрица] Мария Феодоровна – большую фарфоровую группу в красках, изображавшую ахтырского гусара на серой в яблоках лошади. У тех, кто выигрывал эти прекрасные вещи, радости не было предела. Как жаль, что война с ее последствиями поглотила столько полезных, хорошо поставленных учреждений и обществ. Все погибло надолго, если не навсегда…

Красный Крест доставлял немного забот и хлопот, т. к. главное общество Красного Креста, вообще, было богато. Да и отделение его в Вильно было поставлено, как я уже говорила, прекрасно, благодаря заботам четы Огонь-Догановских. С началом войны генерал Ог[онь]-Доган[овский] оставил попечение о Красном Кресте и как начальник артиллерии округа отправился на театр военных действий. Для меня это было очень тяжело – все наши помощники, секретари и казначеи находились на действительной службе и ушли на фронт. Я осталась совершенно одна, вся работа легла на меня. В такой спешке было трудно найти им замену, надо было познакомиться с новыми лицами и с новым ответственным делом.

Приходилось формировать отряды сестер для госпиталей, находившихся вблизи театра военных действий. К тому же прибывали большие партии больных и раненых. Надо было работать на питательных пунктах, на вокзале, куда направляли с поездов голодных раненых, и отправлять на фронт целые транспорты белья, а их упаковка занимала много времени. Помимо этого, следовало принимать разные пожертвования – бельем, медикаментами, перевязочными средствами и деньгами.

Мне много помогали дамы ушедших на войну военных и отставные генералы, например, у нас работал отставной судейский генерал Иван Жиркевич.[122 - Имеется в виду Жиркевич Александр Владимирович (1857–1927) – генерал-майор, общественный деятель, литератор и коллекционер. По образованию – военный юрист. Окончил Виленское пехотное училище и Александровскую военно-юридическую академию (1888), служил в Виленском военно-окружном суде. В 1908 г. назначен военным судьей и в том же году вышел в отставку. В Первую мировую войну занимался организацией помощи раненым.] Большое ему спасибо за неутомимую работу и прекрасное отношение к делу. Жена генерала Заверняева[123 - Заверняев Степан Константинович (1854-?) – генерал-майор (1912). Окончил Николаевскую академию Генерального штаба (1883). Участник Русско-турецкой войны (1877–1878). Смотритель военного госпиталя, ревельский уездный воинский начальник (1901–1907), рижский уездный воинский начальник Управления Виленской местной бригады (1907–1912). Начальник Виленской местной бригады (с 27.12.1912).] никогда не отказывалась сопровождать меня, помогала посещать раненых и ревизовать работу сестер милосердия в госпиталях. Много помогала вдова генерала Арбузова,[124 - Арбузов Николай Михайлович (1846 —?) – генерал-майор (1900). Окончил Николаевскую академию Генерального штаба. Участник Русско-турецкой войны (1877–1878). Состоял для поручений при штабе 14-го армейского корпуса (1880–1881), начальник штаба 11-й кавалерийской дивизии (1891–1892), начальник штаба 4-й пехотной дивизии (1892–1893), командир 26-го пехотного Могилевского полка (1898–1900), командир 2-й бригады 36-й пехотной дивизии (1900–1901), командир 1-й бригады 7-й пехотной дивизии.Его вдова – Арбузова Надежда Николаевна.] которая с редким умением и неутомимостью упаковывала белье для раненых к отправке на фронт. Мы всегда знали, что у нас осталось после последней отправки, что в каком ящике и прочее. Она была удивительно аккуратной и умелой, и все делала быстро.

Сестры наши работали самоотверженно, и за все время мы с Madame Заверняевой нашли только одну[125 - Вписано карандашом: «только одну».] неисправность. Глубокой ночью мы подъехали к военному госпиталю на автомобиле и тихо пошли по палатам, чтобы видеть ночную работу сестер. Все сестры бодрствовали и смотрели за больными.

Войдя в одну из палат, мы сразу увидели раненого немца. Он метался в бреду, без конца говорил и сорвал повязку с раненой ноги. Сестра дремала, не слышала ни нас, ни бредившего немца. Я подошла к ней и окликнула. Сделала замечание, что ночная сиделка должна бодрствовать ночью, а спать днем. Сказала, что, если ей доверены человеческие жизни, а она манкирует своими святыми обязанностями, то недостойна своего звания. Сестра была очень взволнована и расстроена. Она обещала, что такое никогда больше не повторится, и начала поспешно накладывать больному новую повязку.

Пошли дальше. Нас остановил больной офицер-немец. Он просил мадеры, так как был ранен в ногу, и ему это было необходимо. Я ответила, что он получает в лазарете то, что полагается нашим раненым офицерам, и исключений для него не будет. Пообещала спросить у врача и, если его просьба исполнима и требование законно, то он получит мадеру. Если же врач решит, что этого не нужно, то пусть не гневается – исключений не будет. Конечно, немец-офицер не знал, с кем он говорил. Может быть, полагал, что с какой-нибудь патронессой госпиталя. Я и не хотела, чтобы он знал, кто я. Ему, наверное, не особенно приятно было бы встретиться не только с генералом Ренненкампфом, но и с его женой.

Было много офицеров, которые могли ходить. Они заходили ко мне в комитет, в дом командующего войсками, чтобы получить белья. Отказа никогда не было, оделяли, чем могли.

Однажды ко мне приехал доктор Ренненкампф[126 - Эдлер фон Ренненкампф Карл Иоганнес Герман (1870–1953) – врач. Окончил медицинский факультет Дерптского университета (1891–1896), доктор медицины (1904). Занимался частной практикой, а также был ассистентом в Александровском госпитале (1897–1898). Участвовал в англо-бурской войне в качестве врача русско-голландского полевого лазарета (1900–1902). Сельский врач в Эстляндской губернии (1905–1910). Во время Первой мировой войны – главный врач фронтовой колонны евангелического полевого госпиталя. В 1921 г. сельский хозяин в Баварии, затем – в Вартегау; с 1945 г. врач в Мюнхене.] из Петербургского Евангелического общества. Он предложил сформировать и отправить в Первую армию летучий автомобильный отряд Красного Креста для оказания помощи раненым сразу же после боя. Я слышала, что можно многим раненым спасти жизнь, если, вовремя наложив повязку, не дать им потерять много крови, наконец, если вовремя напоить их горячим и согреть. Потеря крови вызывает охлаждение организма, и случалось, что при умеренно холодной погоде раненые окоченевали.

Я ухватилась за эту мысль. Договорились, что я найду автомобили, не подходившие для военных целей, а возглавлявшееся доктором Ренненкампфом Евангелическое общество Красного Креста за свой счет оборудует их и приспособит для отряда. Сам отряд также будет содержать Евангелический Красный Крест. Это общество и доктор требовали, чтобы отряд непременно носил мое имя. В противном случае они отказывались что-либо делать. Я же не хотела шумихи и рекламы. Дело полезное, хорошее, святое, в конце концов я уступила и согласилась. Наконец, все было сделано – автомобили доставили, доктор Ренненкампф их осмотрел. Он и возглавил эту общину. Сестер милосердия этого отряда я сама проводила на вокзал. Снабдила их на дорогу конфетами, чтобы хоть немного скрасить им путь.

Таким образом, был создан целый летучий отряд Евангелического общества без затрат главного общества Красного Креста. В него входили автомобиль-кухня, перевязочный и перевозочные автомобили, доставлявшие раненых с поля сражения в ближайшие лазареты. Немало жизней спасла эта затея. Честь и хвала доктору и сестрам, иной раз самоотверженно работавшим под огнем.

Сестра Государыни – великая княгиня Елизавета Феодоровна[127 - Елизавета Федоровна (1864–1918) – великая княгиня, урожденная принцесса Гессенская и Рейнская, сестра императрицы Александры Федоровны, супруга великого князя Сергея Александровича. Основательница и настоятельница Марфо-Мариинской обители в Москве. Противница Распутина. Убита 18.07 1918 г. под Алапаевском.] видела работу этого летучего отряда на позициях и восхитилась ею. Она узнала, чей это отряд, и представила меня к награде. Я получила золотую медаль на Анненской ленте, когда Первой армией командовал генерал Литвинов.[128 - Медаль на Анненской ленте – медаль за усердие, золотая. Для ношения на груди, на ленте ордена Святой Анны (красного цвета с желтой каймой).Литвинов Александр Иванович (1853–1932) – генерал от кавалерии (1911). Участник Русско-турецкой войны (1877–1878). Окончил Николаевскую академию Генерального штаба (1882). Состоял в распоряжении начальника штаба Виленского военного округа (1886–1887). Начальник Елизаветградского кавалерийского юнкерского училища (1891–1896). Командир 4-го лейб-драгунского Псковского полка (1896–1899); начальник штаба Виленского военного округа (ноябрь 1904 – октябрь 1906). С 9.03 1911 г. и в начале Первой мировой войны командующий V армейским корпусом. В ходе Галицийской битвы 5.08-8.09.1914 г. выиграл сражения при Томашове и Раве. Назначен командующим 1-й армией 17.11 1914 г. вместо отстраненного от должности П. К. Ренненкампфа. В отставке с 2.04 1917 г. В 1918 г. перешел на службу в РККА.] Моего мужа при армии уже не было, но отряд остался и спас многие жизни. Другие летучие отряды Красного Креста были сформированы по его образцу и принесли немало облегчений несчастным страдальцам за Родину.

Теперь хочу сказать несколько слов об организованном мною комитете помощи женам, вдовам и детям запасных нижних чинов, мобилизованных в действующую армию. Как-то рано утром, когда все еще в доме спали (дело было в начале войны), меня разбудили доносившиеся со двора движение и говор. Позвонив прислуге, я узнала, в чем дело. Быстро оделась и вышла на балкон.

Оказалось, что у нас во дворе собрались жены запасных, чтобы просить у меня помощи. Все они остались с детьми без работы и без средств. Их мужья – большей частью простые рабочие – зарабатывали мало, и на черный день ничего не было отложено. Меня тронула та непосредственность и простота, с которой они ко мне обратились, будучи уверены в моих силах помочь им. Я сказала, что мне тяжело и неудобно сразу говорить со всеми. Их много, и все они говорят вместе. Будет лучше, если они выберут трех-четырех умных и толковых женщин. С ними я и потолкую о том, что делать, в чем у них нужда и как им помочь.

Сказано – сделано. Все остались довольны моим решением. Выборов не пришлось долго ждать. Женщины робко вошли ко мне, и я усадила их в своем кабинете. Они мне сказали: «Твой муж, генеральша, забрал наших мужей-кормильцев на войну, а ты уж, родная, позаботься о нас и наших детках. Твое дело благородное, и ты умнее нас, да и работать мы горазды. От работы не бегаем». Я им ответила, что они правильно говорят. Мой генерал забрал их мужей по приказу Царя, да и сам ушел с ними, а что мне помочь им с Божьей помощью надо – это я и сама вижу. Просила сказать, в чем у них была спешная нужда, и составить списки тех, кто нуждается, сообщить, сколько у кого детей и какого возраста. Сказала, чтобы через три дня снова зашли, а я тем временем подумаю, посоветуюсь с умными людьми, со своими помощниками и помощницами, как всем помочь.

Они начали шептаться между собою, я спросила, в чем дело. Оказалось, что они в смущении, так как многие из них староверки[129 - Староверы – одно из названий старообрядцев. Старообрядчество – совокупность религиозных групп и церквей в России, не принявших церковных реформ XVII в. Сторонники старообрядчества до 1906 г. преследовались царским правительством. Старообрядчество делится на ряд течений (поповцы, беспоповцы, беглопоповцы), толков и согласий.] и у них нет церковного брака, как у православных. Они беспокоились, не буду ли я «гнушаться» (их подлинное выражение), узнав об этом. Я их успокоила, сказав, что у каждого свой закон, и их брак для меня также брак, а их дети законные и что всем будет равная помощь. Они поблагодарили меня. Сказали, что у них острая нужда в дровах. Наступают холода, а топить нечем. Нет теплой одежды, нет денег кормить детей. Одним словом, помощь нужна большая и не единовременная, а постоянная. Я им ответила, что Бог поможет нам во всем, так как это дело хорошее, Божие. Раз они не прочь работать, то все будет хорошо, будут и дрова, и хлеб.

Итак, я с ними попрощалась. Они стали извиняться за беспокойство. Я обошлась с ними как можно ласковее, объяснив, что нет никакого беспокойства. В такое трудное время все должны работать для Родины, и грех не помочь тем, кто нуждается в нашей помощи. Будем все вместе работать, тогда все будет хорошо. По лицам баб было видно, что они не только довольны, но успокоены и вполне доверяют моим словам.

Оставшись одна, я долго думала об этих семьях и о том, как им помочь. Решила, что временная денежная помощь им была бы ни к чему. Их много, и сколько бы ни жертвовало наше общество, оно не сможет содержать всех. Значит, нужна какая-нибудь постоянная работа, но пока надо быстро помочь.

Села и написала чувствительную статью в местную газету «Виленский вестник». В ней просила патриотов – владельцев дровяных складов помочь нуждающимся несчастным женам запасных и прислать дров, кто сколько может, ко мне, на наш большой двор. Статейка имела блестящий результат. Спустя день-два весь наш двор и даже подъезд к дому были, в полном смысле, завалены дровами. Хорошо, что мы жили в тупике, и можно было так сделать. Ночью приставленные к парадной двери часовые невольно охраняли и эти дрова.

Господь помог мне, послал в мой комитет двух особенно ценных и дельных помощников – двух священников – отца Александра Соболева и о[т]ца Петра.[130 - Соболев Александр, Корнатовский Петр – виленские священники.] Его фамилию, к моему сожалению, я никак не могу вспомнить. Такая досада! Это были честнейшие, добрейшие, сердечные люди! Работали оба не покладая рук, без устали, очень успешно и умно! Пусть Господь воздаст им за это святое дело сторицей. Оба имели приходы на окраинах города, там, где ютится беднота, и многих из тех, кто нуждался в помощи нашего комитета, знали в лицо.

Мы решили взять у интендантов большой подряд на пошив солдатского белья и белья для госпиталей. Работа простая, незатейливая, и каждая женщина, жена запасного, сумеет сшить такое белье. Оно шьется быстро, и этим можно много заработать. Вполне достаточно, чтобы прокормить себя и детей. Радости моей не было границ! Господь помог! Как приятно работать, имея результат, и какой результат!

Вскоре в газете появилось еще одно наше объявление. Мы просили у владельцев магазинов материал на белье и одежду для семей запасных, ушедших проливать свою кровь за нашу безопасность. Результат был не меньший, чем в первом случае. Мою огромную гостиную просто завалили необходимым материалом, и она напоминала мануфактурный магазин.