Кольца Джудекки

– Да? Ах, да! – поспешно согласился г-н Алмазов.

Впрочем, было видно, согласился, лишь бы поддержать реноме местной власти. Не пошел отчет по инстанции.

Лицо г-на Алмазова, между тем, несколько посуровело. Он уже не улыбался. Твердо легли глубокие носогубные складки. Побежит распекать нерадивых подчиненных? Но г-н Алмазов вдруг выкрикнул:

– Инструменты?!

– Не понял.

– В инструментах разбираетесь?

– Конечно.

– Можете нарисовать и подробно описать, чтобы местные умельцы смогли изготовить?

– Думаю, да.

И тут же, от резкого тона почти без перехода – в улыбочку:

– Ну а что вы думаете о городе как таковом? Как вам нравится здешняя атмосфера, политика, культура?

Мультура! Чем дальше, тем меньше Донковичу нравился собеседник, кстати, так и не представившийся полным именем. И скачки от мягкой задушевности до коротких рубленных фраз не нравились. Игры мы тут кабинетные играем! Мелкополитические умения демонстрируем! Илья начал закипать. И опять же – для чего?! Напугать, прижать, прощупать? Не проще ли спросить в лоб? Но так, видимо, привычнее.

А г-н Алмазов в очередной раз без предупреждения сменил тему, будто и не ждал ответа на свой вопрос. Да и с какой бы стати его интересовало мнение недавнего проявленца?

– Клятву советского врача давали?

– Гиппократа, – поправил Илья.

– Пришлось мне однажды присутствовать у себя в республике… – начал было собеседник, но осекся, «внутренне» задумался, даже снял для усиления эффекта очки. Кожа вокруг глаз действительно темнее, что при вполне европеоидных чертах придает лицу недовосточный вид. Опять очки водрузил. Илье стало тошно. Бред! На кой хрен затевать интриги в городе Дите? Данте отдыхает. Спросить, что ли засланца хозпартактива об авторе Божественной комедии? Вдруг не поймет и обидится?

– А не случалось ли вам, Илья Николаевич, нарушать клятву? Не случалось? А? Ну-ка, как на духу!

– Нет, – спокойно отозвался Илья.

– Что, ни разу? Неужели так и не поддались соблазну?

– Какой соблазн, в чем? В преступлении? В безразличии? В подлости?

– Ну, зачем так категорично. Клятва не уголовный кодекс, хотя кое в чем соприкасается. Так все же – не приходилось?

– Нет.

– И денег никогда у больных не брали?

– Брал, когда давали.

– Вот!

– Ничего это не значит. Лечил то я их честно. За лечение брал, а не за липовые больничные.

– В законе, насколько я помню, такое именуется поборами. Даже цветы одно время было запрещено брать у пациента благодарного.

– Вы из какого года прибыли? – тоном Остапа Бендера спросил Илья.

Г-н Алмазов замер, быстро что-то просчитал в уме и только потом ответил:

– Из восемьдесят седьмого. Какое это имеет значение?

– Не успели, значит, пожить при стихийном капитализме. Меня, например, перед самым проявлением главный врач распекал за то, что в отделении держу неплатежеспособных пациентов. Юноша позднего институтского разлива не мог понять, как это я за даром кого попало оперирую.

Г-н Алмазов переваривал информацию несколько дольше, чем она того заслуживала. Илья не торопил. В сущности, ответ уважаемого местного администратора его не интересовал вовсе. Отдумавшись, г-н Алмазов подошел к Илье и чуть склонился:

– Что ж, так даже проще. Упертый совок меня меньше устраивает, нежели образованный, талантливый, умный, знакомый с нормальными житейскими законами собеседник. Я вам предлагаю работу, а взамен… как бы сказать…

– Вернете меня домой? – в голосе Ильи против воли проскользнули просительные нотки.

Собеседник уловил, весь как-то смягчился и даже потеплел:

– Перенести домой вас может только волшебная сила. Хотя давайте сделаем такое допущение.

От его слов закружилась голова, и ухнуло сердце. Вернуться к нормальной жизни: машины, водопровод, обертки от жевательной резинки, поцелуи на мосту. А за это…что? Убить кого-нибудь? Украсть? Нет. Речь ведь шла о работе.

Илья всмотрелся в лицо своего визави и постепенно нащупал в нем то, что пропустил, не увидел за собственными переживаниями. Бессознательно, но отчетливо как в первый день проявления: его никто не вернет домой. Отсюда возврата нет.

Но могут посулить. Обязательно посулят. Уже посулили

Собеседник врать не стал; просто и по-деловому пояснил:

– То, что я вам предложу, не очень будет походить на вашу жизнь дома. Хотите, расскажу, как вы там обретались? Трехкомнатная хрущевка. Учитывая смену времен, возможно чуть лучше, но не на много. Квартира улучшенной планировки?

– Сталинская застройка в центре, – вяло откликнулся Илья.

– Если с хорошим ремонтом, то – вполне, – в голосе г-на Алмазова появилась толика уважения. – Дети: один – в институте. Возможно, и сам поступил. У таких, как вы дети, как правило, учатся неплохо. Но не исключено, что пришлось маленько помочь отпрыску. Ладно, не имеет значения. Второй – в школе. Жена работает вместе с вами. Хотя всегда были врачи способные содержать неработающую жену. И не одну. Вы не из них.

С этим осталось только согласится.

– Значит, оба день и ночь на работе. Редкие минуты отдыха. Редкие поездки всей семьей на море, – так, кажется, говорят: на море? – когда обломится бесплатная путевка в пансионат. Или дикарями. Хорошее слово. И каждая радужная бумажка на счету. Яхта, что дразнится на горизонте, недоступна. Приличное место в приличном санатории – тем более. Даже на скутер для младшего денег нет. Еще забыл: машина. Копейка или шестерка?

– Тойота.

– Наверное, роскошь, – прозвучало со смаком . – Если я не во всем прав, то уж во многом – точно. Так вот, перенести тебя, – г-н Алмазов вмиг погрубел. Тыканье неприятно покоробило Илью. Когда Горимысл говорил «Ты», было понятно, нормально и даже приятно. Когда тыкнул господин Алмазов – захотелось напомнить, что вместе они отнюдь никого не пасли, и вряд ли придется.

– Перенести тебя в твой мир я не могу. Но сделать твою жизнь здесь вполне сносной и даже приятной – в моей власти. От тебя взамен потребуются определенные услуги.

– Какие?

– О них разговор впереди. Если ты согласишься.