Оценить:
 Рейтинг: 0

Кольца Джудекки

Год написания книги
2003
<< 1 ... 4 5 6 7 8 9 10 11 12 ... 19 >>
На страницу:
8 из 19
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

– Только что. Больницу ищу.

– Хворый оказался?

– Я врач. Велено, на работу определяться.

Разбойник между тем бочком, бочком, по-крабьи, начал отодвигаться. Но «байкер» хватился только, когда собакоголовый рванул вверх по улице, хоть и раскорякой, но быстро.

– Упустил – спокойно посетовал копейщик.

– Можно еще догнать, – возразил Илья, подбирая нож. Левый рукав куртки сзади-таки надорвался. Обхватив себя, он исследовал прореху. Результат настроения не прибавил. Сильно отрицательных эмоций тоже не случилось. Неприятно, конечно, являться к новому месту службы не комильфо. Но трехдневная, непролазная щетина, – борода у него росла как у всех основоположников вместе взятых, – и некоторый беспорядок в одежде не должны стать решающими поводом для отказа. Посмотреть на местных – таких нельзя на люди пускать. Однако – бродят.

– Охо-хо, глупые вы, проявленцы, – не проницая во внутренние противоречия Ильи, посетовал знакомец. – Пока тут обыкнетесь, много воды утечет. Это, опять же, если живой останешься. Гляди: догнали мы татя, скрутили, на суд отволокли. Он тебя же оболжет. А друзья подтвердят: шли, мол, тихо мирно, никого не трогали, а проявленец ножом напугал. Они де со страху побежали, а Прошка не смог. Ты его, стало быть, искалечил. Прошка порты скинет и предъявит синюю мотню. И что? А – то! От штрафа до очистных. Суд здесь короткий.

– Заметил уже.

– Видал, да? Горимысл с Иосафат Петровичем еще ничего. А Лаврюшка Хвостов совсем дурак. Хотя, тот же Иосафат дальше реестра шага не сделает. Хоть потоп, хоть пожар, хоть камни с неба посыпятся – в реестр глянет и проречет: «От штрафа до забора».

– При нас еще охранник отирался мелкий такой, белесый.

– Ивашка. Мне сдается, он нарочно к нам с острова убег. Крюковский подсыл. Зато, как быстро тут кое с кем спелся!

«Байкер» умолк. Илье, наконец, представилась возможность расспросить старожила о насущном:

– Какие тут деньги ходят?

– Медные. Серебра две рубленые гривны по слободе гуляют. Может и золото есть. Тока, не видал. Ты за деньги-то не переживай. Тута с голоду не помирают. Два раза в день выдача каши. Ежели прижмет нужда, ступай к управе. Утром и вечером – дармовая кормежка. Некоторые так и живут. Кто работает, те, конечно, дома питаются. В Игнатовке, например, совсем наоборот. Если не работать, враз ноги протянешь. А и работая, тоже не заживешься. Крюковка, та рекой живет.

За разговором они спустились до поворота. За ним улочка вливалась в широкую набережную. Русло замыкал высоченный, куда там привычным мостовым ограждениям, гранитный парапет. Каждые пятьдесят метров каменная стенка прерывалась. Просветы загораживали тяжелые деревянные щиты. Илья глянул по течению. Отсюда хорошо просматривалась монументальная стена, перегородившая и город, и реку. Высота – метров пятьдесят. Громадина. Река текла сквозь. Страж пояснил:

– Стена от моря защищает. Что за море никто не видел. Говорят, в ем воды много. Видал речные берега?

– Высокие.

– Они со сторон воды еще и с уклоном. Чтобы твари, которые с присосками, забраться не смогли.

– И такие есть? – Илья оторвался от созерцания стены. Интерес к архитектуре уступил место оторопи. В мутных глубинах здесь, оказывается, затаились монстры. Привычное понимание речки, – много ила, чуть меньше мазута и чахлые мутанты-пескари, – сразу уступило место стойкому чувству опасности. К тому же на набережную не выходило ни одного окна. Дома как один стояли к воде облезлыми задницами.

– Больница в какой стороне?

– Вон там, под самой стеной. Иди прямо. У последнего дома – дверь. Не стучи, так заходи. Они по дневному времени не запирают.

– Странное место для лечебницы.

– Это ты с нашими делами пока не знаком, – сказал стражник и развернулся, уходить.

Спасибо, вообще отвечал на вопросы, до места почти довел – хороший человек.

– Мне домой надо. Дальше сам не заблудишься. Если по дорогое опять кто пристанет, ты главное окружить себя не давай. Шумнешь, они и разбегутся. Они тут пуганые, не то что в Крюковке.

– Спасибо, что проводил. Может, представишься?

– Как это? – насторожился мужичок.

– Зовут тебя как?

– Мурашом батька нарек

– А меня – Ильей.

– Познакомились, значит. Просьба у меня к тебе будет. Не сочти за обиду, нет ли у тебя бумаги вашей, тамошней? Папир к торговле запрещен. Если и продает кто втихаря – дорого, не укупишь. А у меня жена рисовать любит. Ни говорить, ни слышать она не может, да и хроменька. Стены все дома размалевала, так ладно. Принесу ей иногда листочек, чтобы не скучала.

Илья полез во внутренний карман. Как раз накануне он купил широкоформатную записную книжку. Переплет – дрянь, зато места много. Благодарные пациенты нет-нет, да презентовали блокноты. Но в тех присутствовало много кожи, много металлической отделки, разноязыкие памятки и очень мало свободной бумаги. Вот и позарился. Три, занесенные в блокнот строчки, на сегодняшний день годились только для ностальгических штудий. Не задумываясь над ценностью данной вещи в местных условиях, Илья протянул книжку Мурашу:

– Возьми. Пусть, рисует.

– Нет, господин проявленец, такого принять не могу. Листочка три, может, четыре…а всю ты себе оставь.

– Бери. Ты мне сегодня жизнь спас.

– Эка, хватил! Жизнь. Не посмели бы они. У нас не Крюковка. За лишение жизни – отряды. А оттуда возврата нет.

– Меня ими уже пугали. Тощий такой судья – Лаврюшка.

– Он всех пугает. Но туда редко отправляют. Собирают народ по одному, а как соберут не меньше пяти, так и налаживают в дорогу. За городом идет полоса песка, потом рисовая гора, за ней лес начинается. Чаща. По-местному – сельва. Откуда, думаешь, папир, плоды, дерево, чай, травы целебные? Только взявши все это, жизнью платят. Сильно плохо в лесу. И деревья грызуны, и деревья с присосками, и лягушки ядовитые, змей видимо невидимо; другая всякая гадость; пиявки– кровососки, черви с локоть длинной, щука летучая. Но их последнее время не видать. Раньше-то в город залетали. Давненько их не было. Если увидишь, прячься под козырек – кидаются

Мураш держал книжку наотлете, стесняясь принимать дорогой подарок от глупого проявленца, но и не имея сил расстаться с вожделенной бумагой. Не мудрено, отдельная жена в городе Дите, как понял Илья, факт редчайший. Такую и побаловать не грех. У Донковича не возникло ни тени сожаления. Коренастый «байкер», хрен знает какого века, ему нравился отсутствием нахрапистости и хитрого расчета. Для такого не жалко.

– Забирай подарок своей жене. Обратно не возьму.

Мураш еще чуть помедлил, но потом-таки сунул книжку за пазуху:

– Благодарствуй. Не пожалеешь?

– Нет. И тебе спасибо.

– Ты, это, если спросишь мой дом, тебе любой покажет. Тока спрашивай у нормальных, снулых не тревожь.

С тем и отбыл по своим делам.

Широкая тяжелая дверь нашлась легко, по той причине, что была на всю округу единственной. Илья толкнул створку. За порогом оказалось темно как у негра в желудке. По шире распахнув притвор, он рывком преодолел расстояние в шесть шагов до другой двери, приналег, на тяжело поддающуюся створку и, наконец, оказался внутри. Тут же и споткнулся. Вверх поднимались три крутые ступеньки. Поминая Цезаря – образование, мать его! – в помещение Илья не вошел, а влетел. Чадили факела. Не все. Через один были загашены. Тускло мерцали два щелевидных оконца под самым потолком. Илья остановился и начал осматриваться. В центре обширного зала рядами выстроились кушетки /или лежаки, или столы/. По углам и у стен навалено не то тряпье, не то мусор, в темноте не разобрать. Больные тоже присутствовали. Отдельно трое. Подойдя, но, не дай Бог, не дотрагиваясь, вдруг сочтут за непочтение к местной медицине, Илья присмотрелся. Двое – терминальные. Третий – ни то ни се. Дальше – ряд пустых топчанов. А у самой стены, перед рогожной занавеской, еще человек пятнадцать. Все с глубокими кислыми язвами. У кого рука изгрызена до кости. У кого на животе страшный, с черным дном провал, у кого половина лица напрочь отсутствует. Только один чистенький. Нога в лубке. Гипса здесь не придумали или не нашли. Что за болезнь у тех пятнадцати, пойди догадайся. Не исключено – местная «переходчивая». Илья на всякий случай отошел подальше от топчанов.

Рогожа зашевелилась, из-за нее выплыл аморфного вида мужчина в серой хламиде и с серым же лицом. Пухлые щеки, отечные веки. Если лекарь – сам в первую очередь нуждается в помощи.

– Болящий? – спросил без всякого интереса.

– Нет.

– Очистные работы назначили? Так эти, – кивок в сторону топчанов, – еще не поднялись. Завалите мне тут все. Которые с последних очистных не скоро встанут.
<< 1 ... 4 5 6 7 8 9 10 11 12 ... 19 >>
На страницу:
8 из 19