Уже дома, в кровати, я долго ворочаюсь, не в силах уснуть. Поэтому утреннее пробуждение дается мне с трудом.
На работе все идет своим чередом, кроме раскалывающейся головы, которая не дает мне сосредоточиться на цифрах.
– Ваш кофе, Данил Александрович, – плавно покачивая бедрами вплывает в кабинет Настя, мой секретарь.
Она соблазнительно улыбается и наклоняется так, что простора для фантазии о содержимом ее декольте просто не остается.
– Насть, давай сегодня без этого, голова трещит, – устало потираю виски.
– Может, я могу помочь? Помассировать вам голову? – не сдается она, пройдясь по мне плотоядным взглядом.
– Нет. А вот если добудешь мне обезболивающее, то буду очень благодарен.
– М-м-м, – томно протягивает она и постукивает по подбородку изящным указательным пальчиком с кроваво-красным маникюром. – Насколько, Данил Александрович?
– Настолько, что снова закрою глаза на твои неоднозначные намеки, – кидаю на нее строгий взгляд из-под бровей.
Настя фыркает и резко разворачивается в сторону дверей.
– Намеки, – передразнивает она меня, бурча себе под нос. – Да я прямым текстом уже говорю, – недовольно возмущается, скрываясь за дверью.
Я устало откидываюсь на спинку стула. Головная боль, кажется, становится еще сильнее.
Но в данной ситуации я виноват сам. Не надо было давать Насте лишнего повода так себя вести. Кто же знал, что этим закончится простая просьба подыграть мне несколько месяцев назад.
– Ваше обезболивающее. – Настя кладет две таблетки на стол и рядом ставит стакан с водой. – Еще какие-то особые пожелания на сегодня будут? – спрашивает с недовольным выражением лица.
– Нет. Спасибо, – дежурно благодарю.
Настя уходит, а у меня перед глазами неожиданно всплывает образ Ксюши в тот момент, когда она застала меня с секретаршей на рабочем месте. Ее полные смятения и непонимания глаза. Обида, растерянность и боль. И если тогда весь ураган ее эмоций прошел мимо меня по касательной, лишь неприятно царапнув что-то в груди, то сейчас воспоминание об этом сносит волной оглушительного чувства вины.
И пусть по большому счету Ксюша сама виновата, но мне становится архиважным реабилитироваться перед ней за тот случай. Она должна знать правду, пусть и не самую приятную.
День сегодня тянется невыносимо долго. Ловлю себя на мысли, что нет-нет, да поглядываю на часы и жду окончания рабочего времени, мысленно подгоняя его.
Я полон решимости поговорить сегодня с Ксюшей и прояснить причины нашего разрыва. Нетерпение зудит в груди, подогревая кровь и взвинчивая нервы.
Прекрасно понимаю, что это по большому счету ничего не изменит, но хочу, чтобы она знала, что я не предавал ее. Чтобы не думала обо мне хуже, чем есть на самом деле.
Мысли о ней занимают большую часть моего времени, даже головная боль отступает под их напором.
Утром не стал противиться своему желанию и написал Ксюше:
«Доброе утро! Жива? В одеяле не застряла?» Похоже на шутку, но нет. Я реально задавался этим вопросом с самого момента пробуждения.
Ксюша отвечает почти сразу, прислав два коротких сообщения:
«Привет)»
«Ха-ха. Нет».
Второй раз я пишу ей уже ближе к обеду, чтобы уточнить про поездку к маме. На что получаю ответ:
«Пока не могу точно сказать дату».
Да что у нее там за работа такая, что она не может точно знать, когда будет свободна? Они вообще в курсе про выходные дни? Или дело вовсе не в работе, а она просто прикрывается ей?
В обеденный перерыв, как и обещал, заезжаю к маме.
Она чуть ли не с порога требует полный отчет обо всем, что мне известно о ее будущем внуке. Глядя на ее напор, я тут же понимаю все опасения Ксении.
Вытаскиваю из внутреннего кармана пальто небольшой черно-белый снимок, который за эти сутки рассматривал раз сто, не меньше.
– Вот, знакомься мам, твой будущий внук, – протягиваю ей монохромный квадратик.
– Внук? – вдруг севшим голосом переспрашивает мама. – Мальчик то есть?
– Мальчик, – гордо киваю я.
А мама вдруг глухо охает, прикрывает рот свободной ладонью и начинает оседать на банкетку позади, снимок в ее руке дрожит.
– Мам, эй-эй-эй, ты чего? – присаживаюсь рядом вслед за ней. – Все нормально?
– Угу. Я просто… Я так счастлива, Дань. Думала, уж не доживу до этого момента.
– Ну что ты такое говоришь? Тебе еще жить да жить. Успеешь с внуками наиграться!
– Внуки… – мечтательно произносит она. – Было бы здорово, Дань. Было бы кому мой идеальный газон на даче топтать! Представляешь, а? Толпа ребятишек, и все наши.
– Не особо, – с сомнением отвечаю я.
– А что? Ксюшка-то молоденькая ведь совсем. Это ты все учишься, учишься, колледж твой, потом институт, фирма… Нет, оно, конечно, правильно! Ты семью теперь обеспечивать должен! – От наплыва чувств мама прыгает с мысли на мысль.
– Мам, мам! Остановись. У нас с Ксюшей будет ребенок, но мы не вместе, – напоминаю ей об очевидном.
– Как? – снова охает она, словно никогда не слышала о нашем расставании. – Но как же… Малыш ведь в семье расти должен.
И в этом вся мама! Сначала она страстно мечтала о внуке и была безумно рада тому, что я наконец-то стану отцом, хоть и ребенка своей бывшей девушки, но все же… А теперь уже видит нас с Ксюшей семьей с толпой карапузов в придачу.
– Мама. Даже не вздумай ничего подобного ляпнуть Ксении, когда мы приедем к тебе в гости, – строго предупреждаю ее. Неизвестно, как будущая мамочка может на это отреагировать, а мне сейчас очень дорог этот хрупкий мир между нами.
– Но… Ладно. Хорошо, – сдается моя неуемная родительница. – Как она, кстати, себя чувствует?
– Неплохо, насколько мне известно.
– Ох, Данечка. Ты уж за ней следи лучше. Она же такая девочка хрупкая, нежная. Ей забота нужна и внимание.
Недоверчиво смотрю на мать. Как она умудрилась все это рассмотреть в девушке за ту короткую встречу полгода назад? И почему так слеп был я?