Самбор

Слышу звон металла.

Передо мной ставят пустую миску, которая слегка блестит и дрожит. Резко шею обвивает ремень. Воздух перестает поступать в легкие и его остатки так сладко растекаются по губам. Мне нечем дышать. Раньше было страшно, а сейчас до ужаса раздражает. Я боялась умереть, но спустя много лет поняла, что мне вовсе не позволят. Лишь паника заставляет пытаться освободиться, кричать и дергаться.

Ощущаю холодные ладони, которые затягивают ремень сильнее на бесчувственной шее. Кажется, будто глаза и легкие сейчас взорвутся. Немеют пальцы, ладони, кружится голова и все это вперемешку с мыслями о том, что так и должно быть. Я давно осознала, что плачу чужие долги и сейчас совсем не чувствую обиду и несправедливость. К подобному быстро привыкаешь, особенно когда ощущаешь бессмертие. Боль перестает являться чем-то страшным и леденящим душу. Ты перестаешь бояться ее и последствий, которые заживут через пару часов.

Мужчина бьет меня по голове и отпускает ремень, конец которого врезается в мое лицо от резко исчезнувшего натяжения. Я падаю, ударяясь лбом о дощатый пол. Рядом вздрогнула миска. Кашель болезненно дерет горло и закладывает уши. Бессознательно я сразу хватаюсь за горло и пытаюсь стянуть с себя ремень или хотя бы ослабить его хватку. Ногтями суетливо царапаю кожу и понимаю, что меня ужасно клонит в сон.

– Пей, – слышу насмешливый голос Господина и в посуду льется вода. – Ты знаешь за что получаешь наказание?

Каменный пол холодный и темный, слегка волнистый из-за преклонного возраста сухих досок под ним. Наблюдая за всем лежа, я неустанно рассматриваю одни и тоже вещи. Подол одеяний Господина, розги и плеть в его руках, тонкий и исчезающий лунный свет… Кажется, что в такие моменты время замирает, и я часами не смыкаю глаз. Но на самом деле проходят секунды. Те самые, что превращаются в вечность, когда переступаю порог этой комнаты.

– За то, что не служу людям, – отвечаю в который раз на один и тот же вопрос.

– Верно, – хохочет мужчина и наклоняется. Вижу его морщинистое и засаленное лицо. – Надеюсь ты вспомнишь об этом, когда найдешь в себе силы и начнешь прислуживать богам. Уверен, ты вспомнишь мою милость и будешь весьма благодарна. Наверное, очень обидно, что тебя до сих пор не призвали на службу? Камень так долго храниться в твоей пустой голове, но все никак не призовет тебя. Твои боги тебя не любят.

Господин скучающе наблюдает за тем, как я давлюсь сырой водой и гладит меня по коротким волосам. Самое ужасное, что он делает это с искренней заботой и теплотой в слегка затуманенных глазах. Господин издевается надо мной не из-за религии или вины, а потому что он больной сумасшедший, у которого в руках оказалась власть. Боги, которых он слышит в своей голове не больше, чем иллюзии и я слегка рада, что об этом могу знать только я. Если заменю всех тех, над кем он мог издеваться, то я не против. Во имя покоя других готова на очередную самонадеянную миссию.

– Почему вам так нравится рассуждать об этом каждый раз? – говорю, давая себе передышку. В животе уже и так много воды. К горлу подступают рвотные спазмы. – Разве вы не рады, что такая как я в рабстве у вас?

– Ты ведь знаешь, что это не на долго, – произносит он весело и снова становится ровно. – Моя задача научить тебя ненависти, которую ты никогда не посмеешь обратить против меня. Они сказали, что таким образом твоя воля станет сильной и неразрушимой.

– Кто тогда защитит вас от меня? – вытираю рот ладонью и устало роняю голову на пол.

– Думаю, я уже умру к тому времени, – мужчина мерзко улыбается, подливая в миску воды. – Я наслажусь вдоволь теми дарами, что дали мне боги и уйду на покой счастливым. Пусть страдают грешники, а я лишь делаю то, что мне велено.

– Больное чудовище…

Существуют две части мира. В одной боги прислуживают и люди считают это правильным, а во второй боги правят людьми и посылают им наказания. Обе части едины и сливаются в Явь. Вот только люди не знают, что вся власть в руках правящих, которые карают за принуждение прислуживать остальных богов. Получается замкнутый круг. Все это время люди сами себе создают проблемы и не могут осознать, что, отказавшись от прислуживающих богов их жизнь станет лучше. Как бы ни враждовали боги, правящие и прислуживающие, первые никогда не оставляют безнаказанным насилие в сторону вторых. Поэтому я каждый раз улыбаюсь заблуждениям своего Господина. Он вот уже много лет живет и верит, в то, что я неверная и должна быть наказана. И это все происходит на просторах места, где религия запрещена. Бронда не признает богов и их могущество, но тайно пользуется силами прислуживающих.

Правящие боги, как мудрые родители наблюдают за прислуживающими, за всеми их проказами и унижениями перед людьми, но, как и любой родитель – не дают в обиду. Отчего данный мир перестал казаться людским, свободным, живым и процветающим. Вокруг царят глупость и распри, самонадеянность, ложная вера и зло, которое быстро крепнет и процветает. Это можно заметить, взглянув на образ жизни большинства стран. Насилие, воровство, убийство и желание править. Люди так много требуют, но не желают сделать хоть что-то сами. Конечно, мы все имеем право жить так как захочется, но не вредя при этом остальным. За всю свою жизнь я не встречала достойного человека, который был бы не запятнан и не пронизан ростками зла. В нынешний век дети рождаются уже гнилыми, зависимыми от греха.

Обычно приходится выпить по двадцать или тридцать мисок с водой за раз, и стоит быть благодарной за то, что это вода. Лежа в рвоте на полу, ожидая, когда заживут раны, я обычно вспоминала родителей. Все что помню – это детские, размытые моменты, где мама и папа перестают ругаться, когда в комнате появляются я или брат. Это вызывает улыбку. Они так старательно пытались сохранить иллюзию крепкой семьи, что научили меня тому же. Мне никогда не понять их. Мама довольствовалась жизнью простого человека, захлебываясь в безумии и ежедневно притворялась счастливой. Ради чего? Ради того, чтобы ее перестали осуждать. Воля изменчива и однажды она может сдаться, обрести якоря, а затем исчезнуть в глубинах бессилия или страха. Это и произошло с моей матерью, которая много лет жила бок о бок с мужчиной, который любил поднять на нее руку. Хоть сейчас со мной и происходило то же самое, но я точно знала, что у этого будет конец. Мама стала комелью и после этого обрекла себя на безумие. В этом лишь ее вина. Она переступила черту.

Мне не больно, не обидно, не мерзко. Я давно перестала чувствовать подобное, включая стыд. Никто не знает о том, что учитель танцев находится в рабстве у придворного Господина, который после смерти родителей помог нам с братом остаться в городе. Помог не сгореть в костре, как и все, что касается дел божьих. Он единственный, кто знал кем мы с братом являемся на самом деле. Я пообещала не использовать магию и быть покорной, исполнять любые прихоти. Со временем простая порка перешла в истязания и пытки, которые стали для меня частью жизни. Когда мы с братом остались одни, Господин появился на пороге нашего дома на следующий же день. Скорее всего, Деян и не запомнил его, но у него прекрасно отложилось в голове, как меня ежедневно уводили за руку во дворец. Все вопросы резко отпали, когда я сказала, что теперь учусь танцевать. Как глупо.

Помимо обычных жителей по городу бродит божественный народ, который из кожи вон лезет, чтобы затеять драку или конфликт. Их дрянная кровь требовала сражений, которые никогда не случались на просторах Бронды. Но это и не удивительно, ведь бог этих земель один из верховных, один из тех, кто счел себя правителем и поднялся в Правь. Таким образом большинство богов обозначили свою власть и нежелание больше служить кому-либо. Люди, которые живут среди божественного народа, лишь роют себе могилы.

Создателем этой земли от начала и до конца был Альтера, могучий бог песчаных берегов, на одном из который и родилась Бронда. Этот бог своенравный и вспыльчивый, нетерпящий неуважения и нарушения правил, которые были созданы им еще очень давно. Только из-за него люди не проводят пытки на берегу, не убивают крикливых чаек и не смеют строить корабли, на которых можно переплыть море. Все это простые законы, за нарушения которых на страну могла обрушиться ужасная засуха, горячие дожди и полчища всепоглощающих насекомых.

Хоть в Бронде и под запретом вера, но бог то у нее есть, как и его гнев. Молилась ли я ему? Нет. У истоков моей жизни стояло совсем другое божество, которое мне ненавистно будет до самого конца. Это оно пленило мою волю, оставило в чужой стране и даже не попыталось помочь или навестить. Это богиня Берриана. Она подарила моей матери косу правосудия и вручила контроль над ветром. Именно эта женщина возглавляла прислуживающих богов в Навь. Жалкая непризнанная Богиня комель.

– Каэлин! – позвал меня один из солдат на выходе с территории замка. От неожиданности у меня дернулась слегка голова в сторону и резко сжались кулаки. – Постой!

Я остановилась, как и было велено. Уставившись на ступени, которые вели вниз к городу, приходилось лишь гадать, чего от меня хотят. Я очень редко разговаривала с кем-то в замке, кроме Господина, и сейчас была слегка удивлена. Скорее даже напугана. У меня и без того было много проблем и каждый раз, ощущая приближение очередной, приходилось держать гнев в руках.

– Здравствуй, – быстро дыша, произносит молодой солдат и снимает с головы блестящий шлем. Его взмыленные волосы слегка липли к бледному лбу и вискам. – Мое имя Гирт Лоурс.

Я поклонилась, как полагает учителю танцев при дворе и мысленно скривилась, ощущая боль в спине. Иногда раны затягиваются не так быстро, как хотелось и приходиться терпеть боль, максимально ее игнорируя. Многие из них превращались в шрамы, но спустя годы исчезали без следа.

– Что-то произошло? – спрашиваю спокойно, искоса смотря на группу солдат в сторонке. – Господин отпустил меня. На сегодня у меня нет занятий.

Солдат смотрит слегка взволнованно и тоже мимолетно посматривает на товарищей, которые через минуту соизволили уйти. Перед выходом из придворцовой территории, мы остались одни, и дневное пение радостных птиц стало особенно сильно резать мой уставший слух.

– Просто хотел сказать, что вы можете положиться на меня, – произносит с легкой улыбкой. – Если вам что-то будет необходимо, то я с радостью помогу.

А мне так сильно хотелось, чтобы сегодняшний день не начался с разочарования. Хотя ты должна была уже привыкнуть, Каэлин.

Жизнь в стране бога Альтера всегда будет наполнена напрасными страданиями, ведь только так богов и можно различить. Несмотря на то, каким получился его народ, сам Альтера был честным и справедливым, приветствовал желание вырваться за рамки дозволенного, но только благодаря тяжелому труду и истинной заслуге.

– О чем вы? – выпрямляюсь и убираю руки за спину, сжимая одну ладонь в другой. Раздражение щипало каждую часть тела. – Я раньше не видела вас здесь. Вы недавно на службе? Откуда знаете меня?

– Да, верно, – уверенно произносит солдат, оглядываясь, но тут же неловко чешет затылок и опускает застенчивый взгляд в пол. – Я неделю назад прибыл из Лагмы и посчастливилось попасть на службу в замок. Я позволил себе спросить о вас у своих товарищей. Кажется, о вас здесь знают крайне мало…

Меня он утомляет. Это настолько не интересно и раздражающе, что хочется молча обойти солдата и уйти прочь. Но не было такой возможности. Я была обязана не создавать подозрительных мыслей в головах придворных, и все эти годы прекрасно с этим справлялась. Конечно, с такой ситуацией мне пришлось столкнуться впервые и чем-то это было похоже на лучик света, но не в реальности. Я могла о многом сказать этому человеку, о многом дать понять и его жизнь в то же мгновение потеряет краски, но…

В детстве мама читала мне сказки. Это были тонкие книги, завернутые в потрепанную ткань и перевязанные грубым шнурком. Тогда они казались мне светом и рождали в душе жгучее тепло, бесконечную радость. До сих пор помню шорох листов и отсыревший запах, желтизну и размытость картинок. В тех книгах были описаны свершения героев. Людей, которые переполнены умом, храбростью и силой. Они спасали детей, женщин, оберегали стариков и оживляли скисшие поля. Вот только все это существовало лишь на страницах тех книг. Геройство, спасение, самопожертвование во имя других. Сейчас это все не имеет значения и меркнет на фоне банальной глупости. Такие книжки ничему не учат, кроме наивности в ожидании помощи.

Поэтому, смотря на смущенного солдата перед собой и имея возможность спастись, я отказалась. Вокруг нас словно вырос купол, все стало ясным и понятным, реальным, а не выдуманным сумасшедшим, который верил в героев. Их не существует. Объятая тенью, серой пеленой несправедливости и суровой волей мира, в котором пришлось родиться, я просто-напросто сказала нет очередной возможности быть кем-то спасенной. Потому что эта возможность была очередным злом.

– Поздравляю вас, – пытаюсь улыбнуться, но скулу пронизывает колющая боль. Еле сдерживаюсь, чтобы не коснуться пальцами лица. – Надеюсь, эта служба привнесет в вашу жизнь много нового и интересного, Гирт Лоурс.

Я снова кланяюсь и обхожу мужчину, держа руки все еще за спиной. В очередной раз ругаю себя за то, что произношу имя человека, который скоро исчезнет из моей жизни. То, что произносится вслух, навсегда остается в нашей памяти, а моя память бесценна и у нее есть рамки.

– Постой, – резко хватает меня за руку солдат и останавливает. Мы стоим на одной линии, но смотрим в противоположные стороны. – Если тебе нужна помощь, скажи. Просто скажи и я попытаюсь что-то сделать. Слышишь? У меня нет причин лгать тебе.

Попытаюсь… Как же надоедает.

И мне нечего сказать тебе Гирт Лоурс, совсем ничего нет в голове. Хотя если дотянуться, то я смогу швырнуть в тебя предполагаемые последствия твоих попыток. Пострадают люди, пострадаю я, моя воля и предназначение. Боги исчезнут из моей судьбы и оставят тонуть в одиночестве гниющую душу. Вот все чего может стоить твоя глупая попытка, которую ты позволил себе озвучить. Этого хочешь? Ты такой же монстр, как и Господин, Гирт Лоурс.

Продолжаю буровить взглядом ступени и думать о том, как быстро исчезнет его радость от службы в этом городе. Мне было его совсем не жаль. Он сам решил жить так и умереть настолько быстро. В такие моменты мне приятней улыбаться и исчезать в тени надвигающейся бури. Ведь так поучительно наблюдать за роком, за тем, как губит кого-то слепое любопытство и глупость, болтовня про какие-то там попытки.

Это был наш последний разговор, после которого солдата больше не видели. Как ожидаемо. Я могла помочь, но у этого были бы последствия, которые мне не нужны. Так же последствия были и у его поступка. Его жизнь – это не моя ответственность и вместо того, чтобы так рисковать, он мог попытаться помочь молча, не раскрывая рта. Ведь о попытках почем зря не болтают, их совершают молча, но лишь те, кто убежден в успехе. Есть ли во мне сожаление? Нет. Я не сочла нужным участвовать в судьбе того человека и это то, что оказалось не по силу самому Гирту Лоурсу.

***

Теперь Деян не встречает меня с работы, постоянно занят и редко хочет поговорить. Мы и раньше не были близки. Он видел во мне беззаботную и легкую сестру, у которой своя жизнь, наполненная яркими эмоциями, людьми и событиями. Я была его отдушиной лишь в моменты абсолютного бессилия, но теперь являюсь той, на кого у него не хватает времени. По большому счету мало что изменилось, и я раздражалась только из-за факторов вокруг. Впервые за долгое время трудно сохранить равнодушие. Меня буквально разрывало на части от злости, которую приходилось копить.

Хотелось понять причину безразличия к любимому брату и дошла до того, что стала сомневаться в этой самой любви. Она и раньше казалась мне навязанной, созданной искусственно матерью и отцом, которые уверяли, что якобы это правильно. Но сейчас, когда я стала старше это начало пугать. Совсем немного, но ощущаемо. Это не значит, что мне все равно на Деяна. Там, где ты живешь в одиночестве, всегда хочется понять, для чего тебе люди поблизости. Кажется, что у моей отчужденности была причина, о которой предстоит узнать. Мы с братом были далеки друг от друга, но с появлением Журри и вовсе исчезли из поля зрения.

Мне не грустно и не весело. Эмоции – это роскошь. Я способна лишь делать так чтобы никто вокруг не волновался, не считал, что у меня есть проблемы. Это очень важно. Так я живу большую часть жизни и вижу, что таким образом лишаю людей дополнительных проблем. Только так могу взращивать собственную волю. Если бы имела хоть каплю свободы, то не была бы здесь. Мой взор всегда направлен на далекие и погибающие от надежд города. Им не хватало правосудия и осознанности, ледяного дождя, который мог бы привести в чувства. Та свобода, о которой они наивно мечтают и о которой молятся, могла погубить города. Дураки.

Это так жестоко. Много столетий люди неустанно строят храмы и молятся, хотя уже давно лишены этого права. У них нет достоинства, силы, сдержанности и желания что-то решать. Все людские проблемы рождались от них самих, только вот никто так и не понял этого. Я давно смирилась и перестала находить в воспоминаниях матери лучи надежды. Единственное, чего я могла желать это призыва на службу к богу. Но он поощрял волю моего Господина и позволял держать меня в рабстве. Рано или поздно я разгадаю эту загадку и буду благодарна Берриане. Той что редко, но являлась ко мне во снах, которую отвергало сердце искренне и неумолимо. Давно забытая богиня, которая решила продолжать повиноваться людям. Мне оставалось лишь надеяться на благосклонность других богов. И оказалось не напрасно.

***

После стирки я выносила мокрые вещи в сад, чтобы повесить их сушиться. Пока таскала корзины, Журри сидела возле калитки и, как всегда, смотрела в одну точку.

Девушка все прекрасно понимала и не пыталась поговорить со мной. Она вообще не отличалась любезностью и неустанно злила брата, который срывал свою злость молча, не подавая вида. Как же жалко выглядели они оба. Для чего вообще держаться друг за друга, когда между вами такая пропасть? Но даже так, я не хотела иметь ничего общего с Журри и ее проблемами. Мне было приятно игнорировать девушку пока брата нет дома. Она не была глупа и в глубине души знала, что именно, между нами, двоими за настроение. Временами меня наполняло до краев любопытство, ведь от Журри веяло божественным следом. Но, как и было велено, я не смела поддаться этим чувствам и лишь наблюдала, тренируя себя и свои мысли. Я должна была обуздать себя саму и научиться сдержанности, познать владение мыслями и взять верх над разумом.