Верея

Неожиданно на меня бросается пёс, весь измазанный в грязи и тине. Он рад и весело лижет ладони. Такой пушистый, весёлый. Улыбаюсь, словно вижу что-то забавное. Всё сейчас мне в новинку.

– Впервые чувствую тепло, – завороженно шепчу. – Оно обжигает. Но это приятно. Обычно мне неподвластны ощущения чего-либо. Может, я и тебя могу коснуться? – обращаюсь к получеловеку и тянусь рукой.

Он поднимает взгляд и вздрагивает, когда моя рука касается его длинных волос. От него приятно пахнет, так же пахло у меня дома. Чем-то свежим и мокрым, как грибы или мох. Лёгкий треск на пальцах заставляет резко отдёрнуть руку.

Хохочу.

Так всё странно сейчас. Ощущаю покалывание на пальцах. От холода бегут по телу мурашки, и волосы развеваются на ветру, щекоча лицо.

– Унгал У-Танг, ваше величество! – произносит мужчина и берёт меня осторожно за руку.

У него большая и тяжёлая ладонь.

В первую нашу встречу Унгал показался маленьким и робким мальчишкой, несмотря на его внушительные размеры. Он тщательно подбирал слова, был вежлив, старался расположить меня к себе. От него не пахло угрозой, он был добрым и светлым, как ничто в моей жизни до этого момента.

Даже боги бывают неправы

Бирель У-Танг.

Болотная гора. Третья страна на континенте.

Вокруг все такие улыбчивые и осторожные, боятся сказать что-то не то. Знали бы они, скольких я погубила. Справедливости ради, подобных им еще не встречала. Судя по всему, это божественный народ, возможно, что даже моего отца. Поэтому он доверил меня Унгалу? Он создал это место для меня и нашего народа? Или же я всё-таки дар этим существам? Не могу знать наверняка.

Боги, которые спускаются с обители, не являются добровольцами. Бог, сошедший на землю – благословение небес, которое дарит тем или иным людям спасение и свет в лице божества, которое нарекает себя спасителем. Это великая честь, каждый и рад был бы, но мои руки по локоть в крови. Перед глазами мелькают бледные тела утопающих и изголодавшихся бедолаг, которые были убиты для забавы.

Небольшая деревня стояла у подножия огромной, скрывающейся за облаками горы. Складывалось впечатление, что всё здесь появилось мгновение назад, но многие делают вид, что живут у горы много лет. Странно. Иногда параллели миров настолько запутанны, что петли из одного просачиваются в другой. Это и произошло с болотной горой. Почему? Думаю, ответ на этот вопрос знает только отец. Придётся ещё о многом узнать. Никогда мне ничего не казалось настолько загадочным.

– Ваше высочество! – обращались ко мне слуги, а я лишь испуганно вздрагивала и пряталась за Унгала, от которого не отходила и на шаг.

Я боялась расплаты. Тело само по себе вздрагивало, и вскоре я привыкла им владеть. Раньше не приходилось перед кем-то отвечать или думать о последствиях, но сейчас всё иначе. Все вокруг совсем другие, не похожи на людей с берегов моря или за его большим и мокрым телом. Это говорит лишь о том, что их раньше не существовало в этом месте. Через время я прозрела.

– Вот почему, да? – говорю наедине с мерцающим камнем на груди, в тени шумных деревьев в саду. – Ты так долго добивался именно этого?

Бог Воронвэ не признал меня как божество и изгнал из родовой обители, но отец какое-то время скрывал моё присутствие. До момента, когда Воронвэ явился сам. С тех пор они с матерью застыли в тронном зале, как и весь болотный народ. Болотная гора – часть божественной обители бога Паэлиоса и не являлась частью этого мира. Через камень отец рассказал мне, что всё это время он и мать находились в верховной палате и разговаривали с Воронвэ. Они хотели, чтобы меня пустили в обитель. Но главный бог лишь твердил о моих бесконечных проступках, в которые не верили родители. Как же стыдно было рассказывать отцу о том, что всё правда. Я слишком долго пробыла среди этих жестоких людей и стала такой же, как они. Рождённая явлением природы – превратилась в бога чего-то страшного и неизвестного. Надеюсь, мы никогда не узнаем, чего именно.

Прошло больше года, когда во мне зародилась новая жизнь. Я никогда не боялась, но теперь под сердцем носила дитя, которое было вынуждено появиться на свет здесь, среди неизвестности. Это неправильно. Мои мысли и знания слишком слабы. В планах было добиться встречи с Воронвэ, молилась ему каждый вечер. Но он был глух ко мне. И от этого я кипела в злости.

Как могу быть матерью, когда под ногами неустойчивая земля? И помощи не у кого было просить. К тому же тяжело притворяться святым и правильным, когда плоть вот-вот разорвёт на части от количества гнева. Но я училась быть другой, правда. В особенности для Унгала, который взял на себя ответственность, принял и доверился мне.

Не знала, что смогу быть сильнее. Воля стала крепче металла, а магия могла разрушить весь этот ничтожный мир. Отдав всю себя своим детям и учению о мире, могло показаться, что я совсем перестала говорить и замечать кого-либо, но нет. Я видела и слышала. Мои глаза повсюду. У каждой колыбели, у каждой постели больного и в покоях у страдающих влюблённых. Теперь я знала о чувствах каждого и пропускала их через себя, делясь знаниями с отцом. Он переживал и считал мою беременность опасной. Моих детей опасными. Но после их появления изменил своё мнение. Понимаю, что стала матерью для большего количества детей, для всех тех, на кого падал мой взор, наполненный долгом исправить прошлое, вымолить прощение за былые грехи. Болотная гора – это то, за что несла ответственность уже я, оставаясь в тени великого Унгала У-Танга. Я его незримая мантия, защита и компас.

***

Они излучали свет больше, чем огонь и даже солнце. Самбор, Волибор и Журри. Мои необыкновенные дети. Такие разные, не похожие друг на друга, благословлённые самим Паэлиосом, моим отцом. Я была ослеплена любовью и растила их, как самые редкие цветы. Казалось, что обязана дать им всё то, чего была лишена сама. Забыв о прошлом напрочь – забыла о цели вернуться в обитель, обрела что-то другое, о чём не подозревала.

Когда на свет появился Самбор – не знала, могу ли прикасаться к нему. Мне была неизвестна материнская забота, но я старалась понять его нужды и видела, как Унгал обращался с ребёнком. Умножив в себе его пример – подарила малышу всю себя. Ему было пять лет, когда родился Волибор, и ревности старшего ребенка не было предела. Маленький и капризный Самбор не отходил от меня ни на шаг, вечно хмуро и с подозрением смотрел на крошечного брата, который в ответ улыбался ему самой тёплой улыбкой в мире. Так странно. Никогда не могла подумать, что почувствую это. Непреодолимое желание дать кому-то больше, чем имеешь сам.

– Ты любишь его больше, чем меня, мама! – воскликнул старший сын однажды. – Я тебе больше не нужен!

Унгал легонько похлопал Самбора по голове и с улыбкой посмотрел на меня.

В тот момент даже он не знал, что сказать. Покоряла его лёгкая и заботливая улыбка в адрес детей. Унгал был прекрасным отцом и любящим мужем. Рядом с ним меня не посещал страх неизвестности и незнание, за что была бесконечно благодарна.

– О, нет, малыш, – засмеялась я. – Это не так! Он такой же, как и ты, поверь мне. Посмотри, он же совсем беспомощный и слабый.

Показываю сыну плачущего Волибора. Мальчик неохотно подходит ближе.

Улыбаюсь.

– Плачет просто так и не может ничего сказать, – продолжаю. – Я ведь говорила с тобой об этом. Тем более он твой брат. Знаешь, там, где родилась я, где появился на свет первый болотный житель, все друг друга поддерживали и стремились к отношениям на уровне родственных. Многие дети не имеют родителей, многие никогда ими не станут. Рождение на свет котенка, щеночка, человека – это дар, который не имеет право быть осужденным. А что нужно делать, когда кто-то нуждается в помощи?

Самбор надулся и посмотрел на отца. Он не был похож на меня, скорее на Унгала. Зелёная кожа, чёрные волосы и квадратное лицо. Маленький У-Танг. Еще один, который украл моё сердце.

Вот опять. Я с грустью думаю о доме. Там Самбор мог вырасти великим, править землями, которые до сих пор существуют без покровительства богов. Мои дети могли бы принести много полезного и нужного в любой мир, но вынуждены довольствоваться лишь петлёй, в которой застряли. Я могла бы создать для них все возможности, чтобы каждый из них мог быть правителем. Однако справедливо ли это? Могу ли в данном случае решать вместо кого-то? Здесь и так мало возможностей, путей, по которым они могут идти. Это не обитель, не святые небеса, не верховная палата, где существует огромное количество возможностей и времени, где ты имеешь право отстаивать свои цели и бороться за них. Здесь же выбора почти нет. По крайней мере, не для таких, как мы. В конечном счёте, это может уничтожить данный мир. Нам станет тесно и земля расколется, небо упадет прямо на головы.

– Не знаю, – буркнул мальчик.

Я опять засмеялась. Так приятно ощущать рядом с собой лёгкость и обыденность, без надумок о сложном, далеком. Хотя я и скучала периодически по чём-то грандиозном, важном. По тому, что могло бы характеризовать меня как божество, а не обычного жителя болотной горы.

– Подойди ближе. Посмотри на него. Он такой маленький, и ты должен учить его, защищать. Никто другой. Понимаешь? Учить дурачиться и баловаться, смеяться, быть таким же смелым, как ты, – я ткнула пальцем старшему сыну в грудь.

Мальчик заулыбался от щекотки и рассмешил этим Волибора.

Я чувствовала между ними неразрывную связь, братскую и судьбоносную. Что-то странное блестело в глазах Самбора. Что-то, на что я по глупости не обратила внимание. Но когда оба мальчика подросли, то продолжали делить родительскую любовь. Дух соперничества витал повсюду, ежедневные разборки и ссоры не давали нам с Унгалом расслабиться. Старший сын всегда задирал младшего, отчего я лишь из раза в раз устало вздыхала, надеясь, что годы всё исправят.

***

– Бирель? – слышу тяжёлые шаги за спиной.

Я не отвожу взгляд от озера, которое сегодня не блестело из-за грозовых туч и тонуло в шатающемся хвойном лесу.

Люблю такую погоду. Тихо и свежо. Скучаю по беззвучию и паузе. Абсолютной тишине. От которой бежала в родной обители и яростно желала разбавить молчание хоть чем-то. Кажется, что я никогда не буду довольна происходящим.

– Да? – тихо отзываюсь.

– Мне нужно уехать. Ненадолго, всего пару дней.

Унгал подходит ко мне и не прикасаясь, осматривает оконную раму. Всё такой же высокий, с молодым лицом, словно годы совсем к нему не прикоснулись. Иногда приятно представлять его в старости, с густой бородой, наполненного мудростью и жизненным опытом, не глупого, знающего уже меня наизусть.

– Не знаю, что и сказать, – тихо вздыхаю и потираю сухой лоб. – Мне всегда кажется, что ты не вернёшься, оставишь меня одну, и опять утону. Знаю, ты не любишь, когда я начинаю философствовать, но…

– Послушай, – перебивает Унгал, касаясь подоконника широкой ладонью. – Во-первых, мои дороги всегда сводятся в одну точку. Не представляю, как в конце пути могу не увидеть тебя, грустную и, как всегда, бледную, одинокую, скучающую. Хотя сто раз говорил тебе, чтобы ты не ждала меня каждую ночь у ворот. И во-вторых, не забывай, что ты больше не одна, даже когда меня нет рядом. Бирель, ты ведь сильнее, чем кажешься и думаешь.

Я отрываю взгляд от озера и смотрю на его серьёзное лицо. Он всегда так спокоен, ни одна проблема не подкосила его и не свела к грусти, к незнанию. Во многом я благодарна мужу, особенно в умении показать, что есть и другие, кто может сделать то, что я взваливаю вечно на себя одну.

– Поняла, – устало вздыхаю и улыбаюсь.

Делаю реверанс и слышу, как Унгал заразительно хохочет. Он резко отрывает меня от земли и поднимает выше себя за талию, словно я маленький ребёнок. Неужели эту легкость и нотки счастья на лице ему дарю именно я? Я и правда могу вызывать у него такие эмоции?