Принц Шарль-Жозеф де Линь. Переписка с русскими корреспондентами

Что касается писателей, то они, как правило, владеют несколькими языками, французским, русским, немецким: Август Коцебу, Юлия Крюденер, Екатерина IІ, Ф. М. Гримм, А. М. Белосельский, З. А. Волконская, А. П. Шувалов и его дочь П. А. Голицына, Ф. Г. Головкин и его супруга Н. П. Головкина, С. С. Уваров, Л. Нарышкин, П. И. Тюфякин-Оболенский, Е. И. Голицына (автор трактата по математике), Д. В. Голицын (автор книги о военном деле). С Уваровым, Головкиным, Белосельским и Коцебу обмен посланиями принимает форму поэтического соревнования, а с госпожой Крюденер – состязания в прозе: принц де Линь пишет продолжение ее романа «Валери». Неудивительно, что в письмах речь частенько идет о литературе, о новых сочинениях и замыслах.

Принц де Линь и его сын Шарль, как очень многие в ту пору, были масонами[99 - Линь был посвящен в ложе «Благотворительная» («La Bienfaisante») в Генте, видимо, в 1765 г., во всяком случае до 1771 г., участвовал в работе аристократической брюссельской ложи «Счастливая встреча» («L’Heureuse Rencontre») в 1777 г., 1786 г., а вместе с сыном в 1778 г. – в открытии смешанной мужской и женской ложи «Истинной и совершенной гармонии» («La Vraie et Parfaite Harmonie») в Монсе. Во Франции принц де Линь посещал ложи «Упорство» («La Persеvеrance») в Париже, «Святого Иоанна Шартрского» («Saint-Jean de Chartres») в Монсо и «Святого Иоанна Монморанси-Люксембургского» («Saint-Jean de Montmorency-Luxembourg») в Версале. Почти все офицеры полка принца де Линя состояли в основанной в 1785 г. ложе «Справедливой Линии» («La Ligne Еquitable»), входившей в материнскую ложу «Великий Восток Монса» («l`Orient de Mons») в Турне, а ее досточтимым мастером состоял он сам. См.: Delsemme P. Le prince de Ligne franc-ma?on // www.bon-a-tirer. 2004. № 4; http://www.bon-a-tirer.com/volume10/pd.html.], но неизвестно, участвовали ли они в заседаниях русских масонских лож. Разумеется, они об этом не распространялись, тем более что в ту пору Екатерина IІ относилась к масонам резко отрицательно. Но среди корреспондентов и знакомых Линя масонов много, в том числе весьма влиятельных: А. С. Строганов, Н. В. Репнин, А. Б. Куракин, И. И. Шувалов, А. П. Шувалов, Л. А. Нарышкин, А. М. Белосельский, А. В. Суворов, Павел I, Д. В. Голицын, С. С. Уваров, а также А. Коцебу, А. Ланжерон, И. Дерибас, принц К. Нассау-Зиген, граф де Л. Ф. де Сегюр, граф Л. фон Кобенцль, Г. М. Спренгтпортен и др.

Позднее Линь напишет в «Характерах и портретах» и в письме к Иосифу IІ, датированном 1788 г., но сочиненном задним числом, что мартинизм изменил трудный характер Репнина, что чтение книги Сен-Мартена «О заблуждениях и истине» (1775) и мистическая вера превратили кичливого, наглого и вспыльчивого человека в добродетельного и скромного, со смирением переносящего обиды[100 - Mеlanges. 1801. T. XXIV. P. 67 («Caricles»); Lettres et pensеes. P. 119; Ligne Ch.-J. de. Caract?res et portraits / Еd. D. Acke. Paris: H. Champion, 2003. P. 277.].

С князем Н. А. Путятиным и князем П. И. Тюфякиным-Оболенским принца де Линя роднит увлечение парками, тем паче что в его трактовке садовое искусство сочетается с использованием масонской символики[101 - Fricke E. L. Le prince Charles-Joseph de Ligne, franc-ma?on // Nouvelles Annales prince de Ligne. 2003. T. XVI. P. 7–123.].

К последнему и весьма тесному кругу относятся светские и дружеские знакомства: Разумовские, Шуваловы, Демидовы, Нарышкины, Голицыны, Варжемоны, княгиня Екатерина Багратион и другие.

Любви все возрасты покорны

Принц де Линь не упускает случай рассыпаться в комплиментах даме, посвятить ей стихи, написать их ей в альбом, сочинить куплеты. До конца жизни он хочет нравиться. Он пишет Гримму (Москва, 3 июля 1787 г.):

Поразительно, к примеру, что Грации перепрыгнули через нашу Священную империю, дабы, бросив Париж, обосноваться в Москве и за двести верст от нее, где мы нашли очаровательных женщин, прекрасно одетых, танцующих, поющих и, возможно, любящих, как ангелы.

Обидевшись на французский пасквиль, обозвавший его «престарелым Приапом, окруженным девками» и расписавший его похождения в России, Линь ответил достойно: «Несколько знатных дам и необходимость проводить почти весь день при дворе не оставляли мне ни сил, ни времени на девок»[102 - Fragments de l’histoire de ma vie. T. I. P. 134.]. В 1801–1807 гг. он засыпает письмами и записками княгиню Екатерину Долгорукую (по большей части без даты – на записках, которые носит слуга, ее не ставят). Была ли это чисто платоническая страсть, как уверяет автор лучшей биографии принца, Ф. Менсел[103 - Mansel Ph. Le prince de Ligne. P. 193.]? Трудно сказать, несмотря на более чем тридцатилетнюю разницу в возрасте:

Давно знакомый с Вами, я люблю Вас девятнадцать лет, немного или сильно, восхищаюсь Вами неизменно и обожаю время от времени. Рано или поздно Вы будете ко мне благосклонной. Став для меня мачехой в том, что касается славы или богатства, фортуна не лишила меня тех даров, кои другие скорее утрачивают: я имею в виду чувствительность. Приезжайте и посмотрите, бахвалюсь ли я (Вена, 20 апреля [1806 г.]).

Принц настаивает:

Я не обхаживаю женщин на немецкий манер, пачкая туфли моей возлюбленной, вешаясь ей на шею и марая грязью ее чулки. Я проделываю сие только с офицерскими женами. Но если мое колено, рука или плечо случайно касаются Ваших, Вы тут же впадаете в гнев [осень 1805 г.?].

Придам даже грубый тон моим письмам и скажу Вам по поводу Вашей сдержанности, лишающей меня прикосновения к Вашей руке, колену и прочих маленьких невинных милостей, навроде попыток взять Вас под руку или коснуться Вашего плеча, что я предпочитаю торговцев оптом, а не в розницу. Я бы простил Вам отказ от розницы, если бы Вы согласились на другое [осень 1805 г.?].

Сердится на строгость:

Я никогда не отправлял в отставку. Я уходил порой в отставку. Я часто получал абшид: но потому, что был уже занят в другом месте. Ныне сего не скажешь, а я его получаю. Нет, Вы не из цивилизованных русских. Вы все еще варвар тех времен, когда вы еще даже не приняли крещения. Вы делаете вид, что верите, будто мои письма и мое чувство к Вам – игра ума. (Теплице, 16 августа [1805 г.? 1806 г.?]).

Принц разжигает ревность княгини, неоднократно поминает другую возлюбленную, «агнца», а также более опасную соперницу, молодую и красивую княгиню Екатерину Багратион, вскружившую голову Вене:

Что побуждает меня безумно любить прелестную малютку Багратион, так это то, что мы все время сравниваем Вас с другими и беспрерывно говорим о дюжине достоинств и полудюжине красавиц. Она мила, и ее общество прелестно (Теплице, 8 августа [1806 г.?]).

Принц называет свои ежедневные записки «сердечным бульоном», подхватывая словцо госпожи де Полиньяк, сорок лет кряду получавшей подобные послания от господина де Майбуа. Он объясняет:

Догадались ли Вы, великая угадчица, почему я пишу к Вам каждый день и проявляю такой пыл и настойчивость? <…> дабы навредить другим влюбленным в Вас, кои покажутся Вам весьма холодными и сухими, поскольку явно не пишут Вам каждое утро.

Он настаивает: «Читайте и храните меня как „Курс любовной литературы“» ([Теплице, осень 1805 г.?]). Дабы подчеркнуть литературную игру, он добавляет славную цитату из «Опасных связей», изменив ее смысл:

Не моя в том вина[104 - Принц де Линь и Екатерина IІ используют эту цитату, обсуждая Потемкина (Вена, 12 марта 1790 г.; Царское Село, 21 мая (1 июня) 1791 г.).]. Я искал женщину, более достойную любви, дражайшая княгиня. Я ее не нашел. Потому приходится возвернуться к Вам (Теплице, 7 июля [1805 г.]).

И заключает: «Известно ли Вам, что моя любовная переписка близится к концу? Будь Вы благоразумны в Вене, у нас было бы время любить друг друга, а не писать об этом в письмах» (после 16 августа [1805 г.? 1806 г.?]).

Литературные аргументы не действуют, и Линь прибегает к историческим параллелям, уподобляя княгиню Долгорукую царице. Он без конца напоминает, что она была любовницей Потемкина, и сравнивает их манеру ухаживать. Письма против пушек: «Я немедля откажусь от сих любовных излишеств, каковые стоят мне дороже, чем бессарабские канонады и молдавские оркестры» ([осень 1805 г.]).

Екатерина Долгорукая предстает как Екатерина Великий, как высшее существо, одновременно мужчина и женщина:

Побыв доныне матерью, будьте женщиной, галантной дамой, а после – достойнейшим мужчиной, любезным, элегантным, образованным, совершенного тона, тем, кем Вы в конце концов являетесь, превосходя во всем оба эти пола. Вы легендарное божество (Теплице, 16 августа [1805 г.? 1806 г.?]).

Принц доводит обожествление до богохульства:

Пастушок Парис вручил всего одно яблоко. Я бы дал Вам три, ибо Вы объединяете всех трех богинь, прибегших к его суду. Я больше люблю и лучше знаю эту троицу, чем другую. Вы даже одна из них для двух наших религий, рассорившихся из?за славного голубка, но в другом роде. Вы мать, дочь и Святой дух («Аттестат добродетели, стойкости, ума и очарования, выданный самой прекрасной и любезной из женщин после 17 лет близкого общения» (беловой вариант [1805]).

В эпистолярной игре принц де Линь постоянно меняется ролями: он сравнивает себя с Екатериной IІ и Нинон де Ланкло, а княгине отводит роль Потемкина и аббата Жедуена[105 - Куртизанка Нинон (Анна) де Ланкло (1616–1706) в возрасте восьмидесяти лет якобы соблазнила аббата Никола Жедуена (1667–1744), члена Французской академии (с 1719 г.). Вольтер опровергает эту легенду в своих сочинениях: «Век Людовика XIV» (1752–1768), «В защиту моего дядюшки» (1767), «Принцесса Вавилонская» (1768), уточняя, что этим аббатом был не Жедуен.].

Скажу Вам, как императрица, отчитавшись перед князем[106 - Г. А. Потемкин.] о диспозиции войск, направленных против Швеции: «Верно ли я поступила, мой учитель?» (Теплице, 21 августа [1806 г.]).

Приветствую Вас, дорогой и очаровательный аббат Жедуен, любите малость Вашу Нинон, любящую Вас всем сердцем ([лето 1805 г.]).

О, любезный мой аббат Жедуен! Как мы будем счастливы вместе! То будет урок морали, физики, теоретической и практической философии и вечного блаженства («Аттестат добродетели»).

Отведав «сердечного бульона», должны ли мы заключить, что княгиня Долгорукая была последней и самой сильной страстью принца де Линя? Или, вернее, что она занимает особое место среди русских, покоривших его сердце? Возможно. Но княгиня не случайно завещала серую тетрадь, в которой хранились письма, Сергею Семеновичу Уварову.

В 1806–1809 гг. двадцатилетний дипломат, прикомандированный к русскому посольству в Вене, не остался равнодушным к обаянию семидесятилетнего «чаровника Европы». Линь в стихах, сопровожденных шутливым рисунком, уподобляет Уварова Ганимеду, похищенному Зевсом. Посылает ему поэму в духе «Оды к Приапу» Алексиса Пирона (1710)[107 - Текст не сохранился. Упоминается в «Смеси» при публикации другого стихотворения: «Тому же господину Уварову, посылая ему оду на тему, кою не осмеливаюсь назвать, примерно ту же, что в замечательной оде Пирона». Mеlanges. 1808. Т. XXXI. P. 166–169.].

Друзья осыпают друг друга градом похвал в стихах и в прозе.

Линь:

Добрый день, прелестная миниатюра разного рода достоинств, коим пристало быть явленными при случае, причем тому должен быть повод самого возвышенного рода. Добрый день, милейшая энциклопедия всего самого наилучшего, приятного и важного, что есть во всех народах. Добрый день, друг моего сердца (б. д.).

Я ему никогда не писал, Ваше лицо, Ваше сердце, Ваш ум, Ваши милые стихи, только Вам свойственная манера, точный вкус, тонкий такт, Ваша деликатность, Ваш превосходный тон, столько же прелести, сколько образованности и веселости в разговоре, глубина мыслей, немного меланхолии, когда Вы пишете, превращают Вас в совершенное создание (б. д.).

Уваров:

Я только вас бы восхвалил
И милое очарованье
Того, кто целый мир пленил,
Кто в сем искусстве заслужил
И впрямь профессорское званье.

Фрагмент письма господину принцу де Линю от 20 июля 1807 г. из Вены. С тех пор, как Вы уехали, я более не сочиняю стихов; сохраняю себя для Вас и духом и телом.

Принц де Линь с удовольствием беседует с Уваровым, дарит ему свои воспоминания о французском дворе, о Марии-Антуанетте. Насколько далеко заходила их взаимная симпатия? Тексты свидетельствуют о литературной игре и не более того. Вернувшись из Вены, С. С. Уваров в 1811 г. женился на Е. А. Разумовской, дочери министра народного просвещения и племяннице русского посла в Вене. У них было четверо детей, три дочери и сын. Принц де Линь женился еще в 1755 г., у него было семь законных детей и две побочные дочки. Как мы видели, женщинами он продолжал интересоваться до конца своих дней.

Напомним, однако, что за десять лет до встречи с Уваровым принц де Линь прочел в рукописи первые тома воспоминаний его друга Джакомо Казановы и написал ему восторженное письмо:

Треть этого очаровательного второго тома меня рассмешила, треть возбудила, треть ввергла в раздумья. <…> Вы убедительны в качестве умелого физика. Вы покорили меня глубиной метафизики, но в сфере антифизической Вы разочаровали меня своей робостью, недостойной вашей отчизны. Почему Вы отвергли Измаила, пренебрегли Петронием, обрадовались тому, что Белисса[108 - Тереза Беллино (Анджела Калори).] оказалась девицей![109 - Uzanne O. Les relations de Ligne et de Casanova // Annales prince de Ligne. 1920. № 1. P. 335.]

В окончательном тексте «Истории моей жизни» появляются гомосексуальные сцены (антифизические, как говорили в ту пору). В юности в Константинополе Казанова сперва отверг домогательства турка Измаила, но затем уступил, возбудившись видом обнаженных дев. Через двадцать лет подобная сцена повторилась в Петербурге в 1765 г. с А. М. Луниным. В любовном приключении с певицей Беллино, выдававшей себя за кастрата (их голоса ценились выше), Казанову привлекла именно сексуальная неопределенность. А отсылку к «Сатирикону» объясняет другое письмо Линя к Казанове: «Ваш римский ужин с хорошенькими аббатами уступает пиру Тримальхиона. Побудьте изредка Петронием, раз Вы столь часто бываете Горацием, Монтескье и Жан-Жаком»[110 - Ibid.].

Как мы помним, А. А. Меншиков приохотил юного принца де Линя к подобным забавам. Во время Семилетней войны принц свел близкое знакомство с неким офицером, рожденным «для любви к обоим полам», и письмо от него переполнено игривыми гомосексуальными шутками, упоминаниями Эвмолпа и Гитона, персонажей «Сатирикона», а также Ганимеда, Александра Македонского, Фридриха IІ[111 - AML, I, 49. Письмо без подписи отправлено из немецкого города Лимбурга, 6 декабря [1758?], где войска стояли на зимних квартирах. На нем зачеркнутые пометы, чернильные и карандашные: «письмо обер-шталмейстера» и «письмо князя Потемкина»; обе атрибуции совершенно невозможны, несмотря на всю склонность Л. А. Нарышкина к балагурству. Хотя французский язык шероховатый, нет оснований считать, что письмо написано русским. Только поэтому мы не включили его в русский вариант книги (интересующиеся могут прочесть его во французском издании).].

Поэтому трудно не процитировать пушкинскую эпиграмму 1835 г. на князя М. А. Дондукова-Корсакова, председателя петербургского Цензурного комитета, назначенного вице-президентом Академии наук по протекции президента Академии С. С. Уварова:

В Академии наук
Заседает князь Дундук.
Говорят, не подобает
Дундуку такая честь;