Счастье в ладошке… Роман

– Для этого женщины и рождены. – И снова зашелестела газета в его руках.

Наташкино сердце сжалось от невыносимой боли, возвращая её в который раз из светлой и возвышенной мечты к серой и суровой действительности: её Максим в страхе перед «женским каблуком» и воображаемым посягательством на его личность возвел непроницаемую стену. Эта стена действительно с первых же дней их жизни оградила его от того, чем тяготятся многие мужья. Жена была покладиста, не спорила, своих требований не выставляла, жалобы и просьбы слышались редко и никаких тебе капризов! Так и надо! По дому и с ребенком управлялась сама, и он, Максим, имел полную возможность заниматься только делом, как, по его мнению, и полагалось заниматься мужчинам. Однако вместе с тем сквозь эту стену не могли проникнуть и чувства, в которых нуждается нежное живое существо: тепло и соучастие. Наталкиваясь на холод, на полное безразличие, они словно замораживались в Наташе, нежной и впечатлительной от природы и моментально откликающейся на такую же нежность и доброту.

Сегодня ей показалось, что он, оттолкнув её руки от себя и её, прильнувшую к нему с надеждой на помощь и спасение от грядущей мужской ласки, но чужой, оторвал её от себя навсегда и бросил в объятья другому, кому она была так нужна. Бросил насильно к тому, от чего бежала сегодня же и что угрожало разрушением их семьи.

Наташе сегодня было отказано в убежище…

НАЕДИНЕ С ТРЕВОГОЙ

Максим Гаврилов любил свою жену, как говорят, «по-своему», соответственно сущности своей и давил всякие внешние проявления любви: не признавал нежности, называя её «сюсюканьем». Отвергал напрочь красивые и ласковые слова, которые так жаждет женское ухо, считая это лицемерием, уделом «хахалей» и «ловеласов», ласку и проявление внимания особенно на людях – показухой. Именно на людях обращался с женой так, что ей всегда было больно и стыдно. Всем своим видом Максим показывал свое превосходство над женой.