Когда возвращается радуга. Книга 2

Когда возвращается радуга. Книга 2
Вероника Вячеславовна Горбачева

Однажды у Фонтана Палача юная одалиска загадала желание: вырваться из гарема, стать свободной, уехать в далёкую Франкию, и не одной, а с самым близким человеком – с няней Мэг, названой матушкой…Если жаждешь чего-то всей душой – оно рано или поздно исполнится.Но что ждёт повзрослевшую Ирис в чужой незнакомой стране?И кто её там ждёт?И с добром ли?Она и не подозревает, что вот-вот станет игрушкой в руках честолюбивых монархов. Вернее, монарха… и заморской королевы Бесс.

При оформлении книги использована обложка работы Татьяны Михаль,

https://vk.com/tatianamikhal (https://vk.com/tatianamikhal)

Пролог

– И больше я прошу не возражать!

Мощная дубовая столешница крякнула под кулаком Его величества Генриха Второго Валуа; прогнулась, но выдержала. Поморщившись, монарх потёр державную десницу и продолжил, нарочито гневно раздувая ноздри:

– Или мне напомнить о твоём долге дворянина и подданного? – Жестом осадил пытавшегося было возразить собеседника, и добавил несколько смягчённо: – Да, да, сознаю, что ты и без того не щадишь ни жизни, ни времени для достижения моих целей. На дипломатической службе тебе нет равных, и Золотой мир с Османской империей – это твоя заслуга…

– Не преувеличивайте, государь, – потупившись, заметил молодой человек, одетый не по сезону легко. За окнами королевского дворца бушевала невиданная для апреля метель, гость же был облачён в роскошный, но чересчур лёгкий камзол, покроем подозрительно напоминающий восточное одеяние, разве что шитья меньше и полы покороче. Но талию незнакомца, по примеру многих мусульман, перепоясывал кушак из драгоценного алого шёлка, а на ногах красовались чудесные сафьяновые сапожки, словно только что стачанные лучшим константинопольским мастером.

– … и Франджипани, и Бомарше…

– Да, да, – нетерпеливо перебил король. – Но не скромничай, Филипп. Ты делаешь своё дело незаметно, однако, словно та пресловутая капля – «Gutta cavat lapidem…» – точишь камень «не силой, но частым паденьем»… Ты хоть сам-то знаешь, отчего тебя так обожают во Франкии? Или не задумывался о чувствах простолюдинов? Толпа, конечно, по обыкновению преувеличивает заслуги своих любимчиков, но даже если десять тысяч рабов и рабынь уменьшить в десять раз – получается, что ты вызволил из рабства не менее тысячи моих подданных, причём самых разных сословий, не гнушаясь выкупать у османцев не только дворян и солдат, но и обычных селян и рыбаков, коих злым ветром занесло на невольничьи рынки. А красотка, которую ты привёз из самого гарема Хромца? Её возвращение пресекло целую междоусобицу в Нормандии, ведь два враждующих семейства волей-неволей примирились, когда молодой граф де Ла Вотт похитил единственную наследницу ненавистного ему дома, эту… как её… Ильхам, да? И обвенчался с ней, положив конец кровной мести. Вся провинция вздохнула спокойно. Да что я тебе рассказываю, ты и сам всё знаешь! И вот сейчас, Филипп де Камилле, я, твой король, прошу ещё об одной услуге. Прошу не как подданного – как друга, а таковых у меня, сам знаешь, не так много.

Вздохнув, гость прошёлся по мягкому ковру, казалось, всё ещё хранящему жар южного солнца, под которым когда-то ткался, впитавшему блики от белокаменных стен и высоких заборов, благоухающему травами и ароматами Востока. Ковер этот, в котором нога по щиколотку утопала в длинном ворсе, как в траве, он самолично привёз неделю назад, как подарок от Солнцеликого королю дружественной прекрасной Франкии; привёз вместе с прочими бесценными дарами Хромца. Но самым главным даром далёкой дружественной державы оказались не изделия Истамбульских ковроделов и ювелиров, не ткани и благовония, не кофе и пряности, а драгоценные фолианты и рукописи, передаваемые Сорбонскому и Эстрейскому университету. Библиотека прославленного лекаря, мудреца, звездочёта и поэта Аслан-бея согласно воле покойного владельца была разделена, ещё при его жизни частично скопирована – и отправлена в Европу, во имя распространения Науки и идей Просвещения. Поговаривали, что некоторым экземплярам в уникальных коллекциях более пяти веков. И теперь это сокровище вот-вот должно было прибыть в Лютецию. Два корабля, на одном из которых плыл дипломат, на втором – под присмотром душеприказчицы везлось наследие великого учёного, оказались, к сожалению, разобщены в пути штормом, но недавно от отставшего флагмана в Османское посольство примчался голубь, с доброй вестью, что «Солнцеподобный» в двух днях пути от Марселя.

– Я…

Филипп де Камилле глубоко вздохнул и поклонился. Сдержанно ответил:

– Я верный слуга и друг Вашего Величества. И ежели вам, сир, угодно, чтобы я женился на вдове почтенного Аслан-бея – я женюсь. На всё ваша воля.

Генрих нервно дёрнул бровью. Буркнул угрюмо:

– Не нужно мне слепое подчинение и такая же слепая преданность. – Помедлив, потянулся к кувшину, самолично, опережая метнувшегося в его сторону лакея, наполнил драгоценные кубки венецианского стекла. – Поди прочь! – махнул слуге. – Мы желаем говорить с графом наедине. Так вот…

Протянул кубок гостю.

– Моя воля, разумеется. Но мне всё же хотелось, чтобы ты понял мотивы.

– Вам незачем оправдываться, государь, – дерзко, но всё так же потупившись, отвечал Филипп. Король поморщился.

– Да это не… Дьявол меня задери, я сам прекрасно понимаю, что значит – быть обречённым на женитьбу на практически незнакомой девице. Не просто так моё жениховство с Бесс тянется уже седьмой год… Похоже, ни мне, ни ей оно не приносит удовольствия, оно просто удобно, поскольку ограждает каждого от очередного сватовства, потому-то никто из нас давно уже не заикается о свадьбе как таковой. Ей и без того хорошо со своим Дадли, а мне хорошо… одному. Я же волк-одиночка, ты понимаешь?

С некоторой неловкостью Филипп кивнул. Похоже, он был шокирован откровениями монарха.

– Да ты садись, а то мельтешишь тут перед глазами. Садись, кому говорю, к чертям собачьим этикет, всё равно мы одни. Так вот, продолжу…

Его величество залпом осушил кубок золотого эстрейского.

– Мы друг друга, конечно, не любим. Это я про себя и Елизавету, – пояснил, спохватившись. – Но… уважаем, чтоб мне пусто было. Женщина она недюжинного ума, несгибаема, хитра, м-м-м… интересна, я бы даже сказал. Не особо красавица, в оспинах, ну, так и я не Аполлон… Хоть в народе до сих пор и перешёптываются о её происхождении, она Государыня по рождению, и мыслит, а главное – действует – по-государственному. Каков масштаб, каков размах, а? Как она осадила шотландцев, указав им на их место, однако! Вдвоём, конечно, мы многого достигли бы. Ты ведь помнишь, переговоры о браке были недолги. Я и впрямь подумывал… Всё, что нам остается сегодня – сделать совсем маленький шаг к венчанию, но вот только никто не хочет шагнуть первым. Но, видишь ли, Филипп, давно уже я заметил со стороны Бесс не то, чтобы заинтересованность…

Король задумался. Пощипал бородку.

– Не как мужчина я ей интересен, а как правитель. Понимаешь? – Тряхнул головой. – Словно какая-то ревность с её стороны, какая-то задетая гордость… Я перестроил и отделал Лувр – она отгрохала заново Виндзорский замок. Я приглашал для портретных галерей Леско и Джотто – она Рафаэля и Гольбейнов. Я победил в сражении орков – она скоттов. Я построил университет, она – два… Какое-то нелепое соперничество. И вот теперь она узнала, что к нам едет эта вдова с бесценной библиотекой…

– Но, государь, – осторожно вклинился в высочайшие размышления собеседник. – Библиотека-то в единственном числе! Или у Елизаветы на примете есть ещё одна престарелая знаменитость, и ваша невеста собирается ускорить её кончину, а перед тем – вынудить завещать всё бриттской короне?

– Коли так – я не возражал бы, пусть тешится, – фыркнул Генрих. – Но, видишь ли, гении рождаются и умирают не каждый день. Нет, на сей раз она разлетелась на мой личный кусок! Мой! Она вознамерилась переманить к себе рыжую вдовушку!

Филипп де Камилле осторожно поставил кубок на стол.

– А у неё есть какие-то особые аргументы? Что, собственно, она может предложить помимо того, что даст вдове благословенная Франкия? И откуда, собственно, такие сведения?

– Разведка у них хорошая, помнишь? Не хуже нашей. Ты и сам без особого труда разузнал кое-что о жизни этой девчушки… Дьявол, язык не поворачивается назвать её почтенной вдовой, ведь Бомарше мне в своё время все уши прожужжал о её юности и непоседливости. Так вот, бритты докопались до её возможного происхождения и, похоже, отыскали родню: на нашу гостью претендуют три близкородственных ирландских клана. Ты понимаешь, что может случиться, если им пообещать кое-какие политические уступки? Нет, они не будут прятаться по углам и похищать невесть откуда взявшуюся родственницу: они всего-навсего раскроют ей объятья, затуманят хорошенькую головку сладостными речами о родной крови, зелёных холмах, среди которых росла её мать, о могилах предков, о живых, что ждут – не дождутся возвращения потерянной дочери своего народа… О, молодые девицы весьма чувствительны к подобным вещам, я знаю! Её сманят у нас, ей-богу, сманят! Причём в самое ближайшее время, едва её премилая, как я слышал, ножка ступит на франкский берег. Если только Бесс не догадалась загодя послать наперехват кого-нибудь из своих «джентльменов удачи», хоть и заверяет весь мир, что те давно уже не занимаются каперством; но парочка Морганов или Дрейков наверняка осталась припрятанной у неё в рукаве. Говорю же – она хитра, как чёрт, и уж точно продумала несколько вариантов. Я бы, во всяком случае, продумал, а ведь она частенько мне подражает, я заметил… Гхм!

Король смущённо кашлянул. Плеснул себе ещё вина.

Филипп де Камилле сверкнул ореховыми глазами.

– Голубь с корабля прилетел с посланием, написанным отнюдь не впопыхах, и даже зашифрованным скорописью, как полагается, чтобы сэкономить место на шёлке. Значит, снаряжали его вдумчиво, не под влиянием каких-то трагичных обстоятельств… Нет, сир, думаю, если в море и была попытка перехвата – она не удалась. Оставшихся на прикорме у бриттской казны «джентльменов» не так много, к тому же, до шторма нас сопровождал почётный эскорт Османского флота…

– А после шторма? – рявкнул король, хмурясь.

Молодой граф скептически прищёлкнул языком.

– Нас разметало по Средиземноморью так, что, когда буря, наконец, утихла, на горизонте не было ни одного судна. Ни одного! Слишком большой разброс, и слишком малая вероятность того, что два судёнышка случайно окажутся прибиты друг к другу. Простите, сир, но я не верю в чудеса, а подобное положение, случись оно на самом деле, было бы ничем иным, как чудом. Даже если со стороны каперов готовилась попытка перехвата и похищения – им пришлось заняться спасением собственных шкур. Думаю, «Солнцеподобный» скоро войдёт в Марсельские воды. Стало быть… – Он запнулся. – Мне… встречать?

Генрих Валуа окинул собеседника испытующим взором.

– Да уж, невесту надо встретить. Хоть вдовушка и не подозревает, что она уже невеста, да ещё и твоя. Но не думает же она всю оставшуюся жизнь скорбеть по престарелому мужу, этакая красавица, свободная, богатая? Если ты не очаруешь её немедленно, твоей нерасторопностью воспользуется сотня-другая охотников. Слишком уж лакомый кусочек. И, должно быть, совершенно невинный… Как ты думаешь?

Граф как-то чересчур поспешно отвёл глаза.

– Она не глупа, хоть и красива, государь, – только и сказал сухо. – А уж что там было или не было между ней и мужем…

– Да брось! На Востоке, конечно, мужчины куда дольше сохраняют свою силу, но не до ста же с лишним лет! Ведь ты сам говорил: лекарь к ней не сватался, а получил в подарок от самого Хромца; а от подобных даров не отказываются. Скорее всего, растил он её, как куколку, как внучку или правнучку… – Король задумался. По-простецки почесал в затылке, сбив набок тонкий золотой обод, украшенный рубинами. – Впрочем, кто их знает, этих лекарей; хоть и упрекают: «Врачу, исцелися, мол, сам», да ведь всё может быть… Какая тебе разница? Ну, не невинна, и что? Получишь опытную жёнушку, не какую-то дрожащую под одеялом деву, а настоящую, страстную одалиску…

Рука графа судорожно, до хруста в пальцах, сжалась в кулак.

Он так и не повернул головы, упорно созерцая резьбу на портале камина.

Король помолчал.

– Неужели всё ещё любишь ту?

– Вздор, – по-прежнему сухо обронил де Камилле. – Столько лет прошло… Предательство не прощают.

– Не прощают. – Генрих кивнул. – Только, друг мой разлюбезный… Эх, был бы здесь сейчас остряк Пико, он бы тебя поддел должным образом, а у меня вот сообразительности не хватает, потому спрошу в лоб: ты о ком сейчас речь ведёшь, а? И почему, сколько помню, всегда отводишь глаза, когда речь заходит о графине Камю, или, как бишь её последний титул? Ты сам-то не сбился со счёта, отслеживая её мужей? Она и сейчас несвободна, да ещё за стариком, причём заметь: я лишь одобрил её брак, четвёртый, кстати, но не навязывал. По мне, три мужа подряд за неполных пять лет – уже перебор для добродетельной дамы. Но за неё вступились! Бедняга граф де Камю, ведь Франкии так нужны его вина, а он до сих пор не имеет наследника для передачи фамильных секретов, что согласен и на чужого, ведь согласился же усыновить сына твоей сильфиды от её первого брака. Только из-за этого я пошёл ему навстречу. Но имей в виду, – неожиданно жёстко добавил король, – что вопрос о смертях трёх предыдущих супругов Анжелики дю Мортен-Сансу-Фортран-Камю не закрыт!

Граф де Камилле устало потёр переносицу.