Сороковник. Книга 2

Да ведь он во мне Аркашин невольный подарок почуял!

Из кухни выбегает парнишка с подносом, установленным горшочками, мисками с кашей: и как только в руках удерживает! Он странной скользящей походкой снуёт между столиками, в мгновенье ока раздаёт заказы, заставляет поднос стопками пустой посуды и вот уже мчится назад. По дороге дружески подмигивает. Глаза у него такие же крапчатые, и ещё я замечаю, как на ходу он к чему-то принюхивается. Вдруг он резко тормозит и смотрит на меня вовсю.

– Па-ап, – говорит осторожно, – а ведь она не одна…

– Почуял, – одобрительно кивает Михель. – Только впредь знай: об этом вслух не говорят. Не каждый любит раскрывать своего фамильяра. Принеси-ка молока немного.

Парнишка скрывается на кухне. Озадаченно смотрю ему вслед.

– И чем же пахнет мой фамильяр?

– Специфический запах степной травы, болотной тины и небольшая примесь магии. – Михель принимает от сына блюдце, наливает молоко и ставит на стойку. – Пригласите своего, ему понравится.

«Рикки? – зову мысленно. – Как насчёт молочка?»

И чувствую, как жадно дрожит в предвкушении вкуснятины горячий сухой хвостик.

Он пьёт, а Михель с сыном следят заворожено.

– Я ещё таких не видел, – шепчет мальчишка.

– Я тоже, – тихо отвечает отец. – Собак встречал, скорпионов, котов, мышей… Рептилии редко попадаются.

– А в дракона он вырастет?

– Не думаю. Порода не та.

Маленький рыцарь прерывает питьё и гневно пыхтит.

– Всё-всё, – торопливо говорит Михель. – Я верю, что вы огнедышащий, верю. Пожар в степи – страшное дело, так что мне доказательства не нужны, уважаемый.

Рикки успокаивается и выдувает всё молоко до капли. Сыто икнув, переползает на своё спальное место и даже не уплощается: висит объёмно. Эк его раздуло

– Ничего, усвоит, – замечает хозяин, видя моё беспокойство. – Он уже большой, может иногда и настоящей едой питаться. Только слишком часто не предлагайте, а то спать всё время будет.

– А часто – это как?

– Каждый день и помногу. Им хватает и раз в неделю добавку получить.

– Скажите, Михель…

– Минуточку, сударыня.

Он принимает ключ он уходящего варвара и стучит в стенку. Из кухонного дверного проёма высовывается хорошенькая Красная Шапочка: смех смехом, а девушка действительно в красном чепчике, красном передничке поверх простенького клетчатого платья… И ножки у неё в классических деревянных башмачках, которые стучат немилосердно, и в культовых полосатых красно-белых высоких чулочках. Картинка, а не девушка.

Цвет глаз интересует? И ушки?

– Мила, пятый освободился. Прибери. И проверь четырнадцатый, крайний, всё ли готово для госпожи Ванессы?

– Хорошо, папа.

Она со стуком убегает наверх по лестнице. Кое-кто из столующихся провожает заинтересованным взглядом, но дальше этого не заходит. Шуточки и развлечения берегут до вечера, а по расписанию скоро подвиги. Нечего распыляться.

– Слушаю, сударыня. – Михель вновь поворачивается ко мне.

– Знаете, что мне интересно? А куда, простите, девается одежда, когда вы перекидываетесь? Я читала про оборотней, но у разных авторов это по-разному описывается. У кого-то герой складывает одёжку в кучу, заранее припрятывает либо связывает в узел, чтобы с собой захватить, на ком-то она расползается в клочья, а как дальше, когда человеком снова становишься? Голым бегать? Кто-то вообще упускает этот момент, и получается, что какой-нибудь друид серым волком по полям скачет, а потом проявляется уже в броне и при мече; это как? Как он, будучи волком, на себе столько железа утащит?

– Насчёт брони и оружия – это, конечно, перебор, – усмехается мой собеседник. – Явное преувеличение. А что касается одежды – всё зависит от мастерства. В сущности, что такое чешуя, шерсть, иглы? Наружный покров, созданный для защиты, обогрева и обороны. Вот эту сущность мастера и схватывают. И превращают в момент перехода одежду в то, что по случаю полагается. Достаточно сильная головная боль на первых порах, скажу я вам… Главное – точно помнить, что на тебе есть, вплоть до последней нитки, а то или недосчитаешься, или выйдет такой курьёз, как медведь в ботинках, например. Это стыд и позор.

– А-а, – говорю. – Вот оно как… А как получается, что человек превращается, например, в сову? Нет, не что превращается, а уменьшается при этом. Куда девается остальное? И откуда потом берётся?

– Знаете, сударыня, – говорит он в замешательстве, – есть вещи, которые просто принимаешь на веру. Без объяснений. Откровенно говоря, мой Наставник мне как-то об этом рассказывал, но я был слишком беспечен и не запомнил ничегошеньки. Сожалею… А вот и ваш спутник. Ваш столик вон там, третий слева, рядом с окном.

Они с сэром Джоном раскланиваются.

– А что, Михель, – интересуюсь напоследок, – не держите ли вы здесь под боком никакой лавочки для путников, которые умудрились сняться с места экспромтом, безо всякой подготовки?

Он снова довольно щурится.

– Сударыня желает расстаться с толикой своих денег? Конечно, держу.

И после завтрака я иду тратить свои бонусные монеты. Добрых два часа затем у меня уходит на подгонку новой куртки. Потому что прежнюю я решительно забраковываю: хватит ходить в порезанной, да ещё в подозрительных бурых пятнах. Может, для местных проезжающих это не недостаток в одеянии, а даже наоборот, поскольку говорит о недавних схватках с пролитием крови. Для них это удаль, для меня – неприятные воспоминания. И покончим с этим. Не забыть только заветную связку ключей переложить из одного кармана в другой. И проверить, нет ли дыр в этом новом кармане.

Расспросив о дороге в город, я решаю ничего с собой больше не брать, кроме фляги с водой и коробки походных спичек, длинных, пропитанных каким-то вонючим составом, способным, по словам Михеля, «в воде гореть, пока до золы не выгорят». Хозяин заверил, что даже пешей я доберусь до города засветло, при условии, что выйду с рассветом. А если так – лишний вес мне с собой ни к чему, только руки оттягивать будет. Спички же и вода должны быть всегда под рукой.

Перед тем, как выбросить старую куртку, проверяю ещё раз карманы. На всякий случай. И нащупываю закатившийся по подкладку маленький круглый предмет.

Я совсем забыла о кольце от Карыча.

Может, сэра Джона о нём расспросить? Что это за камень? Что означает, кому свойственно его использовать? И не опасно ли мне вообще будет его носить? Кто знает, на что подпишешься, когда наденешь…Сэр, судя по всему, человек опытный, знает много, в отличие от меня, что здесь всего вторую неделю ошивается.

Но почтенного паладина в номере не застаю. Странно. Хотя, возможно, он уже дождался друга?

Ещё час кое-как убиваю на осмотр и проверку снаряжения. Меняю тетиву, чтобы проверить запасную, осматриваю стрелы. Фляжка удобно ложится в чехол для лука, как раз в отделение, где раньше был браслет. А-а, вот что забыла. Приходится вернуться к Михелю в магазинчик и подобрать ножны для подаренного пастушонком ножа: вещичка хорошая, полезная, но в раскрытом виде уж больно опасна. И заодно прошу Михеля разбудить меня с рассветом. Хочется подстраховаться и выйти пораньше.

Снова определяю снаряжение по местам и начинаю маяться бездельем. Подумав, решаю следовать совету сэра Джона – как хороший солдат, использовать каждую свободную минуту для сна. Тем более, что вставать рано… Укладываюсь на лежанку, точную копию той на которой провела прошлую ночь, взбиваю поудобнее подушки. Одеяло не нужно.

– Рикки, – зову негромко, – слышишь?

Он чуть шевелится, откликаясь.

– Мне вот что интересно… Нет, это я не сон заказываю, ты зря не суетись. Выходит, ты меня как-то понимаешь, не только, что я говорю? Ты чувствуешь, что я хотела увидеть и кого? А как это у тебя получается?

Пауза.

– Ага. Объясняться пока мы не можем. Спрошу о другом. Аркадий говорил… Ты ведь знаешь Аркадия? Он должен был к Гале заглядывать!

У меня перед глазами возникает смешной крохотный бельчонок, сидит рядом с чайным блюдцем и грызёт сахар. Сперва я думаю, что вижу повторение сцены в Васютином доме, но замечаю рядом с блюдцем большую фаянсовую кружку, такую же, из которой потчевала меня Гала, и… и знакомый портсигар. Это у неё. Это Гала угощает Аркадия, а рядом лакомится его рыжий личный полиморф. У Галы фамильяр, у Оборотника полиморф, а у меня кто?