Иная судьба. Книга 2

А потом, быть может, и простить. Отец всё-таки… И поплакать вместе.

Повзрослев, она поняла наивность подобных мечтаний. Сколько их было, в окрестных деревушках, бастардов, «плодов мимолётной любви» и «первых ночей», отцы которых, благородные и знатные люди, и известны-то были, но только не больно пеклись о судьбах брошенных отпрысков. Хорошо, если пристраивали к сытой жизни при своём дворе – и то милость. А то и не помнили вовсе. И не считали. Так ведь можно и со счёту сбиться.

Но здесь, под крылышком всесильного супруга, Марту посетила мысль, которая вдруг показалась не такой уж и крамольной. А что, если и впрямь они с отцом встретятся? Но уже не безродная девчонка-селянка – а герцогиня, и тот загадочный рыцарь, вспоминая которого матушка слабо улыбалась и даже назвала его перед смертью «хорошим»… Значит, было за что?

Вот ради этой встречи она, закусив губу, пачкала пальцы в чернилах, зубрила родословные знатнейших семейств, листала толстенные тома по географии, истории, естествознанию, приучала пальцы к столовым приборам, а ноги – к сложным па и реверансам и даже храбро набросилась на латынь, что уж, по мнению герцога, поинтересовавшегося учёбой супруги, ни к чему. Но Марта видела, как он однажды листал фолиант какого-то Корнелия Цельса и обсуждал с секретарём перевод… Она тоже должна так уметь!

Ох, Марта, Марта… Какая каша у тебя в голове! Остаётся надеяться, что со временем всё уляжется на свои места и принесёт тебе большую-большую пользу…

Доротея огляделась. Она прошла весь парк и теперь стояла на границе с лесом, обозначенной живой изгородью из буйно разросшихся зарослей боярышника. Значит, с воспитанницей они как-то разошлись. Впрочем, никто не мешает заглянуть к ней в комнату и… Нет, не получится. Темнеет. Скоро вернётся герцог, и Марте будет не до разговоров. Дори показалось, что где-то вдалеке мелькнуло светло-кремовое Мартино платье, и, подхватив юбки, она устремилась в том же направлении. Но тут дорогу ей перегородил шипящий и фыркающий ком шерсти.

С опаской женщина отступила от рассерженного кота. Маркиз гневно подышал, поточил когти о дорожку и… неожиданно сел, шевельнув ушами. Будто к чему-то прислушиваясь. Решив воспользоваться затишьем, Доротея попятилась, но зверь, вновь осердясь, забил хвостом.

Обошёл вокруг притихшей женщины и ударил лапой по оборке юбки. И сделал невероятное: словно пёс, прихватил зубами подол и потянул Доротею за собой. Непреклонно, как таран, ничуть не сомневаясь, что жертва за ним последует.

Дори ничего не оставалось, кроме как идти за нежданным провожатым. Благо, у того хватило ума тащить её не прямиком через кусты, а отыскать какой-то проход, ловко петляющий среди зарослей. Бывшая «тётка Дора», почувствовав неожиданный азарт и лёгкость в ногах, словно сбросила десяток лет, успешно лавируя меж колючих веток, стараясь не оставлять на ближайших сучках клочья платья, и… совершенно не боялась, охваченная непонятным возбуждением. Тысячи женщин на её месте завопили бы в ужасе: «Оборотень» – и пустились во весь дух от чёрного кота подальше, но… Она была не из трусливых. И уж подавно не салонная барышня. А больше всего её влекло вперёд чувство, в котором она сама себе боялась признаться: ощущение чего-то необычного, но чудесного, что вот-вот должно было произойти.

Поляна распахнулась перед ней неожиданно. И вспыхнули два жёлто-янтарных фонаря с агатовыми зрачками. И шевельнулось нечто громадное, чешуйчатое, грозное. Прозвучал властный, странно знакомый голос:

«А ну-ка с-с-стой…»

Кот, сделав своё черное дело, благодушно потёрся о женскую ногу. Это простое домашнее действо удержало Дори от того, чтобы испугаться. Она бесстрашно заглянула в драконьи глаза – и в очередной раз за этот день присела в реверансе. Нижайшем. Придворном. Каковым полагалось приветствовать особ королевской крови и лиц высшего духовного звания.

«Хм-м-м… Изс-с-сольда, – удивлённо сказал дракон. – А ведь я тебя узнал… Изс-с-сольда Белокурая. Была с тобой ещё и Белорукая, помню… Подойди, не бойс-с-ся. Я давно хотел тебя увидеть… Доротея Августа Терезия Смоллет, в девичестве Глюк, так ведь?»

Глава 2

Доротея ошибалась, полагая, что встретит Марту в парке.

Последний разговор с Арманом девушку изрядно смутил, но и прибавил храбрости. Торопясь в библиотеку на розыски, она, смущаясь собственных дерзких замыслов, думала: а что, если и впрямь почитать вместе с Жилем полезные книжки, как, например, читали вместе «Этикет»? В самом деле, для неё, глупышки, в сочинениях господина Бокачи… как-его-там… наверняка найдётся много непонятных мест, требующих разъяснений. Придётся его светлости постараться, ибо не факт (это умное слово она недавно услышала от секретаря и запомнила), не факт, что так уж сразу Марта всё поймёт…

Но Жильберт нигде не находился – ни в библиотеке, ни в кабинете, куда она так и не решилась пройти, а лишь робко сунулась в дверь, глянула на тонущий в сумраке необъятный письменный стол и попятилась.

Неужели до сих пор не приехал?

– Никак нет, госпожа Анна, – почтительно сообщил Андреа, помощник мажордома, дежуривший у парадных дверей. – Как с утра в суд отбыли, так до сих пор и не вернулись. И никого не присылали с известием, чтобы ждать; видать, накопилось дел-то.

– Да сколько же они там заседают? – всплеснула руками Марта. – Неужто до самой ночи просидят? Разве можно? И не поевши?

– Что вы, госпожа, обычно к полудню управляются. Господин герцог судит скоро да быстро, не откладывая, да и дела ему на блюдечке преподносят, с доказательствами, с разборами. Только и остаётся решить: виновен – невиновен да наказание избрать. Уж будьте покойны, мы-то порядки знаем, потому как кум мой, Мишель, что в лакеях у его светлости, частенько в зале сиживает. У-у, там чего только не наглядишься!

Андреа осёкся.

– В общем, очень хорошо мы эту кухню ведаем, не хуже, чем Дениза своё хозяйство. А вот говорят, что вчера привезли арестантов из Нанта и Роана, и уж до того ужасные деяния творили, что тамошние судьи побоялись сами приговор выносить, очень уж высокие покровители у злодеев. Вот и… Они завсегда таких в Эстре отправляют для осуждения, потому как выше герцога в Галлии никого нет, и уж он-то никого не боится. Потому и самый справедливый.

Марта покивала.

– Понимаю. Значит, преступников нынче много?

– Да нет, бывают и один-два человечка в день, да знаете, как оно случается, сударыня… Люди-то они везде люди, что в столице, что в какой занюханной дыре, грешат одинаково. Так ежели кто издалека и, допустим, не допрошен толком, или в документах какая нехватка, или в про-це-ду-ре, – парень с удовольствием выговорил трудное слово, – так всё на месте доделывают, у нас. А как ещё прикажете? У его светлости правило: с приговором не затягивать, но чтоб и без ошибок. Чтобы непричастного или оболганного, значит, не задеть. Ежели виновен – на плаху тебя или на кол… – Андреа поперхнулся, заметив расширившиеся от ужаса глаза собеседницы, и поспешно добавил: – А невиновен – тем более незачем тянуть с оправданием, ему каждый час в тюрьме – пытка, даже без пытки. Ох, вы простите, и в мыслях не было вас пугать, вот дурной язык-то…

– Ничего, я понимаю. – Марта опустила глаза. – Стало быть, приедет поздно.

И уже развернулась, чтобы уйти.

– А вы вот что, сударыня, – окликнул парень. Ему было неловко за свою болтливость и хотелось как-то утешить госпожу. – Взяли бы да съездили прямо туда, в суд, да и дождались его светлость на месте, всё не так скушно-то… Ей-богу, съездите!

Марта заколебалась.

– Можно?

– Почему нет? Мишель сейчас свободен, вот я его с вами и пошлю, он в суде всё знает; есть там над самым залом, на хорах, уголок, где можно потихоньку посидеть да послушать, никто и не заметит.

– Женское ли это дело? – усомнилась Марта. – Да туда, наверное, посторонних не пускают, одни судейские, а тут я заявлюсь… Ведь всё равно кто-нибудь, да увидит, стыда не оберёшься.

– И-и, сударыня, пустое. У нас суд закрытый лишь тогда, когда государственных преступников судят, или дело секретное; а на всякую шушеру вроде разбойников и блудодеев ходят, как в балаган… в театер, то есть, на представления. Для свидетелей – одни места, для почтеннейшей публики другие. То есть не совсем уж зеваки праздные сидят, а представители разных сословий: и дворянского, и духовного, и купеческого. И простолюдины – запросто. Это чтобы весь народ Галлии видел и знал, как суд творится, и другим поучительно рассказывал. Высокого сословия дамочки тоже замечены; им, говорят, не возбраняется в масках сидеть, или под мантильей, ежели неловко. Ничего, сударыня, езжайте себе. Малая карета у нас всегда на ходу, сейчас сопровождающих вам кликну, а обратно авось с его светлостью вернётесь.

Марта замерла в нерешительности.

– А ну как увидит, рассердится?

Андреа расплылся в улыбке.

– Это вряд ли. То есть, я про то, что если и увидит – постарается быстрее закончить, это уж точно. Вы ему как ясное солнышко, госпожа Анна, уж простите дурака за такие речи…

– Тогда… – Юная герцогиня покраснела. – Вели подавать карету, голубчик. А я сейчас приду.

Мантилья у неё должна быть. Лёгкая, из тончайшего фламандского кружева, белоснежного, как фата невесты, и так идущего к нынешнему голубому платью. Вот только… ничего, что она без Доротеи? Ничего. Все вокруг, а самый первый – Жиль, твердят «госпоже Анне», что она может делать всё, что в голову взбредёт, так почему же не съездить к мужу? Вдруг он и в самом деле ей обрадуется…

***

Утомительные разбирательства подходили к концу. Оставалось последнее дело.

Герцог объявил перерыв на четверть часа. За это время должны были увести осуждённых, доставить нового обвиняемого, проветрить зал суда, а главное – предоставить заседавшим время на небольшой отдых и удовлетворение насущных телесных надобностей, ибо даже такая мелочь, как хотение по малой нужде или неприятное ощущение под ложечкой от голода могли дурно повлиять на непредвзятость приговора. Никто не должен иметь повод обвинять его светлость и судий, что основанием сурового решения послужило несварение желудка или иная прозаическая причина. Fiat iustitia, et pereat mundus! Пусть свершится правосудие, даже если мир рухнет! Только так и не иначе.

Жильберт отпил прохладной воды из фляги, поднесённой верным капитаном Винсентом. Вина он себе позволит, лишь вернувшись в Гайярд, сейчас же ничто не должно туманить голову. Чересчур полный желудок также отвлекает, а потому его светлость позволил себе лишь простой солдатский сухарь из запасов того же капитана. Поднялся на самый верх ратуши, полюбовался с балкона на вечерний город, крыши и шпили, тающие в сумерках, вдохнул полной грудью. Отхлебнул из фляжки – запить застрявшую в горле крошку.

– Как же так можно! – довершил вслух то, что думал. – Уродовать детей, творить из них монстров, карликов на потеху вельможам и толпе… Детей, Винс! И, заметь, половина из этих компрапеконьосов с виду почтенные люди, причём образцовые семьянины, любящие родители, снисходительные мужья и заботливые дети. Что не мешает им скупать чужих чад и ставить над ними страшные опыты. Для них это дело ничуть не хуже иного, приносящего прибыль. Вот что страшно. И ведь это уже вторая шайка в Галлии, а могут быть ещё! Эти – заезжие, но как бы они ни оставили здесь местных преемников…

– Я подумаю над этим, – сдержанно ответил Модильяни. – Вместе с Максимилианом.

– Вот-вот. С ним. Без нового закона здесь не обойтись, поэтому… думайте. Через неделю жду. Винс…

– Да?

– Ты не задумывался ещё и над тем, что хватит тебе капитанствовать? У тебя слишком хорошо получаются дела иного толка.

– Иногда нужно дать себе встряхнуться в бою, ваша светлость. К тому же порой куда полезнее увидеть ситуацию своими глазами, а не через донесения. Для этого, кстати, вы меня и гоняете по всей Галлии… Нет, я своих ребят не брошу. Иначе заплесневею и покроюсь архивной пылью, если отдам всего себя вашим поручениям. Глоток свежего воздуха тоже иногда нужен.