Америка-Россия. Холодная война культур

Стиль переговоров США: торговля. Стиль России – поиск любви

В книге хорошо показано, что американская политическая культура прежде всего определяется протестантской религиозной этикой, в которой присутствует стремление к свободе, к либерализму. Кроме того, американцы воспринимают борьбу как норму и всегда стремятся к борьбе. Американцы торговая нация, они привыкли к торговле, в том числе во внешней политике. Американцы ведут себя на переговорах, как бизнесмены, а мы ведем себя, как любовники на свидании: требуем честности, рассчитываем на взаимность, хотим, чтобы нас любили. Они этого не понимают, хотят более четкой и ясной формулировки своих требований.

Внешняя политика должна быть сочетанием и интересов, и ценностей

При этом американская внешняя политика в отношении России является глубоко духовной и религиозной. Это один из важнейших выводов, который мы должны сделать. Противопоставляя американской духовной политике одну лишь свою политику интересов, мы с неизбежностью потерпим поражение. Поэтому для сохранения суверенитета Россия должна развивать собственную духовную альтернативу. Нам нужно формировать идеологическую альтернативу причем эта альтернатива не должна быть полностью антизападной. Ведь Византия и латинский Рим не были абсолютно чуждыми друг другу они были наследниками греческой и римской античности. Точно также и современный Евросоюз, Россия и США являются наследниками разных, но не чуждых ветвей европейской цивилизации: европейская – католическо-протестантской, римской, Соединенные Штаты – протестантской, эмигрантской, заокеанской, атлантической, мы – восточноевропейской, евразийской, православно-византийской.

В современной политике огромную роль играет одухотворенность людей массовыми идеями, когда миллионы воодушевленных людей выходят на политическую арену. Поэтому чтобы проводить активную внешнюю политику, мы должны проводить политику идеологическую, формировать общенациональную идеологию, которая не должна быть узконациональной. Она должна иметь глобальное измерение. Этому учит успех американской внешней политики XX века.

Книга адекватная, профессиональная, свидетельствующая о глубоком знании автором механизмов американской внешней политики, и российским читателям нужно ее изучить. Прежде всего потому, что Соединенные Штаты являются сверхдержавой, с которой мы имеем дело по очень многим вопросам, и мы должны знать механизм формирования внешней политики у своих партнеров. К тому же внешняя политика Соединенных Штатов, если не считать провалов во Вьетнаме и в Ираке, в целом является примером успеха, а историю успеха изучать полезно.

Хорошо бы написать теперь книгу о механизмах формирования российской внешней политики с такой же степенью проникновения в предмет, ведь Россия во многом еще не осознала саму себя.

Сергей Марков,

заместитель председателя Комиссии

Общественной палаты РФ по международному сотрудничеству

и общественной дипломатии,

член Совета по внешней и оборонной политике

Часть I

Либерально-демократическое кредо в проекции на внешнюю политику

«We are what we are»

    Дональд Рамсфелд, министр обороны США в 2001–2006 гг.

«Наша непорочная, добродетельная, ориентированная на общественный интерес федеративная республика продлится на века, будет править планетой и создаст идеального человека»

    Джон Адамс, один из отцов-основателей, второй президент США[1 - Джон Адамс в письме Томасу Джефферсону в 1813 году. Quoted in Kohn Н. American Nationalism. NewYork: MacMillan, 1957. P. 24–25.]

О чем говорят ценности

Если российским умом понять Россию сложно, то американским это сделать еще сложнее. Дело в том, что «американский ум» состоит из существенно отличающегося от российского набора ценностей, наполненных, к тому же, уникальным содержанием.

В основу американского национального сознания вошли либерально-демократические понятия, сформулированные отцами-основателями: демократия, свобода, права человека, верховенство закона, частная собственность и рыночная экономика. Термин «либеральная» в понятии «либеральной демократии» делает акцент на конституционной защите индивидуальных прав от государственного давления. Система этих ценностей была заложена 230 лет назад и с тех пор не изменялась – в отличие от российской, которая за один только XX век поменялась трижды. Будучи основоположниками этих ценностей, Соединенные Штаты естественным образом считают себя обладателями авторских прав на них и блюстителями их чистоты.

Через призму этих постулатов США смотрят на мир и оценивают других. Другие позиционируются в системе координат, осями которой служат либерально-демократические принципы, а эталонные величины задают сами Соединенные Штаты. Так было с момента зарождения американского государства, так есть сегодня, и нет причин ожидать, что ситуация изменится в будущем.

Россия, тем временем, развивается по своему «особому пути». Идеологический конфликт эпохи холодной войны был снят распадом СССР. Современная Россия избрала демократический путь развития и оперирует теми же понятиями, что и США, – казалось бы, должны наступить согласие и понимание. Но здесь и появляются противоречия. Оказывается, когда Россия использует те же слова – демократия, свобода, права человека, – она вкладывает в них совершенно другой смысл. Яркой иллюстрацией глубокого смыслового разрыва является тот факт, что в России «либерально-демократической» называется партия Владимира Жириновского. Положение усугубляется тем, что стороны даже и не подозревают, что, оперируя одинаковыми терминами, они имеют в виду разные вещи.

Почему Америка видит Россию такой, что россияне едва узнают свою страну в ее описаниях? Видение России в Америке формируется за счет двух групп элементов: американских системных ценностей и закономерностей человеческого восприятия. Объективной реальности для людей не существует – есть только восприятие этой реальности, со своими национальными и индивидуальными особенностями. Любая входящая информация преломляется через призму ценностной системы и согласно общим закономерностям восприятия.

Стрежневая идея, на которой было построено американское государство, состоит в том, что все люди были созданы Богом и наделены им равными и неотчуждаемыми правами. Джона Локка (1632–1704), автора этой скандальной для его эпохи мысли, можно считать главным революционером в истории человечества. В контексте монархической Англии XVII века единственный индивид обладал правами от Бога – монарх, помазанник божий. Локк нашел ошибку в логике общепринятого здравого смысла монархического строя: если все люди происходят от Адама и если Бог передал власть Адаму и через его потомков – английским королям, то, следовательно, невозможно отличить короля от крестьянина, и крестьянин наделен теми же правами, что и король[2 - Watson P. Ideas: A History of Thought and Invention. New York: HarperCollins, 2005. P. 503.].

Несколькими десятилетиями ранее Локк за такие мысли был бы сожжен на костре как Джордано Бруно (в 1600 году). Вместо этого Локк стал идейным вдохновителем архитекторов первой демократической республики нашей эры, которая с тех пор неотвратимо набирала державную силу и, победив супердержавы разных времен, от Великобритании до Советского Союза, стала, как сегодня считают многие, единовластным полюсом земного шара.

Россия строилась на других идеях и ценностях, которые, кроме того, изменялись регулярным и фундаментальным образом. Если Америка, заложив в фундамент государства духовную идею, тем самым подключилась к неисчерпаемому источнику человеческой энергии, мотивации и легитимности, Россия, несмотря на свою давнюю духовную традицию, в 1917 году отвергла этот источник и заменила его коммунизмом, в который требовалось верить вполне религиозным образом. Кстати, безбожие Советского Союза для многих рыцарей холодной войны в США служило исходным обоснованием убежденности в абсолютном зле, воплощенном в Советском Союзе.

Основополагающие ценности задают исторические пути наций, генерируют различия и определяют отношения между ними. Культурно-политические ценности устанавливают и описывают генотип нации – наследственную конституцию ее организма, разума и души. Система ценностей представляет матрицу жизнедеятельности народа, задающую устойчивые формы сознанию и поведению граждан и функционированию политических институтов. Помимо этого ценности исполняют стабилизирующую функцию: они наиболее приемлемым для большинства образом обосновывают социальную и экономическую иерархию общества. Убедительность и действенность ценностей сокращает транзакционные издержки государственной системы, ибо сила идей и добровольное применение их обществом экономят политическую энергию государства, сокращая потребность в применении принудительной силы.

На индивидуальном уровне ценности задают субъективные убеждения и восприятие человеком других людей, событий и явлений. Сопоставляя реалии с наличным культурным образцом, человек наделяет их тем или иным смыслом и интерпретацией. Система национальных ценностей создает коммуникативную сеть, по которой циркулируют культурные образцы, диктующие восприятие людей и явлений и предоставляющие репертуар возможных реакций на них. Погруженный в коммуникативные сети культуры, человек действует так, как ему подсказывает образец. Субъективные факторы влияют на политику государства опосредованно и более тонко, но их глубинный подсознательный характер, автоматичность действия и неподверженность изменениям дают им значительный вес. Психологические установки, не проходящие через рациональную проверку, определяют тип реакции на раздражители и предлагают направление для выражения.

Во внешнеполитическом измерении ценности участвуют в формулировании национальных интересов и интерпретации событий, в определении союзников и соперников – кто есть друг, кто есть враг, ради чего и против кого страна борется. При реально-политическом подходе действиями управляют интересы, но, замечал Макс Вебер, как стрелочник меняет направление поезда, так и видение мира, созданное «идеями» и «ценностями», задает направление, в котором воплощается динамика интереса[3 - Quoted in Jervis R. Perception and Misperception in International Politics. NJ: Princeton University Press, 1976. P. 9.]. Ценности усиливают самоидентификацию нации через контраст с «другими» и, еще более эффективно, – через контраст с «врагами». По ходу диалога государства оперируют терминами, наполнение которых обеспечивает система ценностей нации, и пользуются коммуникативными инструментами и подходами, имеющимися в их распоряжении.

Насколько национальные ценности устойчивы и насколько они подвержены переменам? Почему одни характеристики сохраняются даже в ходе кардинальных изменений политического строя, а другие теряют свое значение и нейтрализуются? Устойчивость идеалов, убеждений и привычек описана как научными, так и народными выражениями. Среди народных есть поговорка французов: «Чем больше оно меняется, тем больше остается тем же» (Plus 5а change, plus c'est la meme chose). Русский эквивалент никто пока не сформулировал лучше Виктора Степановича Черномырдина. Тем не менее изменяемость ценностей подтверждается реальностью, и в особенности реальностью российской, сменившей царя на большевиков и партию, а затем на «демократов-либералов» и неистовых «капиталистов».

Противоречие между неизменностью и изменениями ценностей снимается их классификацией по нескольким слоям. «Сверхисторические», онтологические ценности составляют ядро нации', они складывались столетиями, принадлежат к общекультурным фундаментальным основам общества и редко претерпевают существенные изменения. В случае России к ним принадлежат заветы православия, каноны семейных отношений, стремление людей сложить всю власть в руки одного человека. Ценностные ориентации отдельных эпох изменяются с историческими периодами и поколениями: от царских времен к социализму и затем к развивающейся демократии. Поверхностный слой ценностей, операциональный опыт, может изменяться в рамках одного поколения – так россияне 1990-х годов осваивали новые политические институты и практики, от кооперативов и ваучеров до ночевок перед Белым домом и широкого выбора политических партий. Все три слоя ценностей в совокупности обеспечивают одновременную преемственность и изменяемость национальных ценностей.

Самюэль Хантингтон в своей известной работе «Столкновение цивилизаций» подчеркивает важность сверхисторических факторов в современном мире: «Люди разных цивилизаций по-прежнему по-разному смотрят на отношения между Богом и человеком, индивидом и группой, гражданином и государством, родителями и детьми, мужем и женой, имеют разные представления о соотносительной значимости прав и обязанностей, свободы и принуждения, равенства и иерархии»[4 - Huntington S. The Clash of Civilization and the Remaking of World Order. New York: Simon & Shuster, 1996.]. И даже воплощение идеолога – Ричард Пайпс – считает культуру важнее идеологии: «Идеи приспосабливаются к той почве, на которую они падают», – пишет он[5 - Pipes R. Vixi: Memoirs of a Non-Belonger. New Haven, CT: Yale University Press, 2003.].

Америка – нация парадоксов и противоречий

Прежде чем пуститься в рискованные обобщения об американской нации, необходимо сделать несколько важных предупреждений. Какая бы характеристика американской индивидуальности ни была приведена, ей обязательно найдется полная противоположность, а пространство между ними будет заполнено полным спектром оттенков. Американская индивидуальность соткана из двойственностей, противоречий и противоположностей, которые вполне могут встречаться и уживаться в одном человеке. Количественные измерения качественных характеристик могут приближаться к крайним величинам. В этом разнообразии и экстремальности характеристик Америка очень схожа с Россией.

Выражение «страна парадоксов» для Америки столь же верно, что и для России. Именно парадоксы определяют национальную индивидуальность. Историк Майкл Каммен характеризует Америку словосочетаниями из несовместимых на первый взгляд понятий: «религиозный материализм», «прагматический идеализм», «практический морализм»[6 - Kammen М. People of Paradox: An Inquiry Concerning the Origins of American Civilization. Ithaca, NY: Cornell University Press, 1990.]. Америка, согласно Каммену, сочетает неистовую конкуренцию со скромным сотрудничеством, погоню за материальным благосостоянием – со стремлением к возвышенным духовным идеалам. Эти разнонаправленные посылы не столько разграничивают политические группы и партии, сколько сосуществуют внутри общества и людей. Историк Уолтер Макдугалл, перечисляя военные фантазии американцев, спрашивал себя: «Что говорят они о нас и о нашей стране? Я не знаю. Или, по крайней мере, я знаю, что американцы слишком сложные, слишком разные, слишком противоречивые и, возможно, шизофренические для того, чтобы подвергаться описаниям»[7 - McDougall W. War and the Military in American History // Foreign Policy Research Institute Bulletin. Vol. 12. 2007. № 7.].

Англо-американский политолог Анатоль Ливен, один из наиболее чутких современных исследователей, в своем блестящем анализе американского национализма демонстрирует целую серию противоречий, создающих индивидуальность Америки. Согласно Ливену, великое американское кредо – или, как он его называет, американский тезис, – состоящее из англо-протестантских ценностей, находится в постоянном противоборстве с американским антитезисом, «диффузной массой идентичностей и импульсов», сочетающей взгляды специфической культуры Юга и различных этнических групп.

Многообразие и разноречивость характеристик не только отражают плюрализм, но и создают глубокие противоречия и линии напряженности внутри общества вплоть до его раскола. Так, консервативная, высокорелигиозная Америка центральных штатов, the heartland, на дух не переносит «распущенность нравов» космополитичного населения побережий. Эти самые консервативные 30 % американского населения сегодня одобряют деятельность Джорджа Буша на посту президента и считают, что американские войска побеждают в Ираке. Многие из них никогда не бывали за пределами Соединенных Штатов; практику медицинских абортов они приравнивают к убийству, однако выступают за ношение оружия и за смертную казнь, что не мешает им быть глубоко верующими людьми и усердными прихожанами. С другой стороны спектра, у 30 % самых либеральных американцев, одно имя президента вызывает судороги. Они считают, что Джордж Буш нанес непоправимый ущерб их стране и американской демократии и должен быть отстранен от власти.

Одно лишь объединяет всех американцев: убежденность в единственной верности либеральной демократии как государственного строя и стремление сохранить и улучшить его в Америке.

Либерально-демократическое кредо

Система либерально-демократических идеалов часто именуется «американским кредо». Этот термин появился лишь в 1917 году стараниями малоизвестного клерка палаты представителей, но отсылает он к фундаментальным принципам, заложенным отцами-основателями американского государства в 1770-1780-е годы. Американское кредо резюмирует национальную идею Америки и задает координаты системы ценностей.

Набор составляющих либерально-демократического кредо варьируется на уровне определений, но не духа. Гуннар Мюрдаль, популяризировавший термин в 1944 году работой «Американская дилемма», говорил о «присущем каждому человеку достоинстве, фундаментальном равенстве всех людей, о бесспорных неотъемлемых правах на свободу, о справедливости и равных возможностях». Согласно Самюэлю Хантингтону, американское кредо воплощает политические принципы свободы, равенства, демократии, индивидуализма, прав человека, законности и неприкосновенности частной собственности[8 - Huntington S. Who Are We: The Challenges to America's National Identity. New York: Simon & Shuster, 2004. P. 46.]. По мнению Анатоля Ливена, кредо составляют вера в свободу, конституционализм, закон, демократия, индивидуализм, культурный и политический эгалитаризм[9 - Lieven A. America Right or Wrong. An Anatomy of American Nationalism. New York: Oxford University Press, 2004. P. 49.]. Социолог Сеймур Мартин Липсет приводит идеалы свободы, равенства, индивидуализма, популизма и laissez-faire.

Первым документом, формально провозглашающим эти ценности, стала «Декларация независимости», принятая 4 июля 1776 года. Основной ее автор, позднее президент Соединенных Штатов (1801–1809 гг.) Томас Джефферсон вошел в историю своей страны как «апостол свободы».

«Мы считаем следующие истины самоочевидными: что все люди созданы равными, что они наделены Создателем известными неотчуждаемыми правами, среди которых – право на жизнь, на свободу и на стремление к счастью». Эта первая строка «Декларации независимости» с тех пор является не только юридической реальностью, высшей истиной, но подсознательной установкой для любого американца. Исполнению этого принципа, согласно Декларации, подчинены государство и власть: «С целью обеспечения этих прав, люди создают правительства, законные полномочия которых проистекают из согласия управляемых». В том случае если правительство перестает выполнять эти функции должным образом, оно подлежит свержению: «Если любая форма правительства начинает действовать против этих принципов, люди имеют право изменить или свергнуть его и учредить новое правительство…»

Декларация независимости институционализировала две выдающиеся особенности американской государственности и мировосприятия. Во-первых, убеждение в том, что правами, равенством и свободой людей наделил Бог. Это утверждение составляет яркий контраст с российским пониманием государства и власти как инстанции, наделяющей и отбирающей у человека его права и свободу. Из этого же положения следует, что ценности не требуют доказательства, что человек обладает ими с рождения и не может быть лишен их.

Во-вторых, основная функция государства состоит в том, чтобы защищать права человека, свободу и равенство, в то время как в России во все времена человек был призван обслуживать потребности государства. Отсюда следует, что права человека, его свобода и равенство превыше государства.

Утверждение либерально-демократических ценностей было продолжено принятием Конституции Соединенных Штатов Америки в 1787 году. Если «Декларация независимости» провозгласила суверенитет страны, то Конституция объявила о рождении американской нации и государственности.

Американская нация определяется приверженностью политическим и гражданским принципам – в противоположность территориальным или этническим определениям других наций. Гуннар Мюрдаль, указывая на расовую, религиозную, этническую и региональную гетерогенность Соединенных Штатов, утверждал, что американцев объединяет одна «общая особенность: социальный этос, политическое кредо»

. В 1782 году натурализованный француз Жан де Кревкёр говорил, что Америка смоделировала «новую расу людей» и ввел образ плавильного тигля – melting pot. Эта характеристика Америки является общей с Россией, многонациональным и многоконфессиональным государством, народы которого объединяла идея цивилизационной общности, а в советское время с особой силой – политическая цель построения коммунизма.

На протяжении всей американской истории принадлежность нации определялась готовностью людей принять ее культурные, гражданские и политические идеалы. Индивидуальность и единство Америки основывались на способности и готовности англопротестантской элиты отпечатать свой культурно-политический образ на других людях, прибывающих в страну. Миллионы иммигрантов смогли получить доступ к богатству, власти и статусу в американском обществе потому, что согласились ассимилироваться в превалирующую американскую культуру. Тем, кто не хотел принимать эти идеалы, не было места в американском обществе.