Сбежавшая жена босса. Развода не будет!

– А? – оглядываюсь. Сначала тону в тягучей тьме недовольного взгляда, а потом смотрю туда, куда он указывает. На чистой плитке выделяются розовые следы. Как раз на протяжении того пути, по которому я шла. – Порезала ногу на кухне, – вздыхаю.

Альберт подает мне руку, а, когда я ее игнорирую, крепче стискивая полотенце на груди, он настойчиво берет меня за локоть. Все равно добивается своей цели.

– Вернись и сядь, – несмотря на фразу, лично сопровождает меня к лежаку. – Аленка, аптечку неси.

Малышка шустро бежит выполнять поручение, оставляя нас наедине.

– Мда, – Альберт садится на нижний край лежака, возле моих ног, и я инстинктивно подтягиваю их к себе. – Ты фильм «Невезучие» смотрела?

– Ага, мой любимый, – улыбаюсь. Я удивлена, что он знает подобные комедии. Думала, ему только боевики нравятся. Про бандитов, разумеется. – А вы на что намекаете? – хмурюсь, поймав на себе непривычно лукавый взгляд.

– Не намекаю, прямо говорю, – откашливается, берет мою ногу огромными руками, укладывает себе на колени. На миг теряю равновесие и порываюсь упереться руками в деревянный настил позади меня, однако вовремя спохватываюсь. За секунду до того, как полотенце слетит с моего тела, я ловлю его за кончики и сжимаю на груди. Напрягаюсь так, что все мышцы огнем пекут, но не смею сопротивляться, пока Альберт надавливает пальцами на стопу, изучает рану. – Ты себе стекло под кожу загнала. Ты как ходила все это время?

Пожимаю плечами и растерянно губы кусаю. Черный взгляд ловит мой неловкий жест, фиксируется на губах – и тут же опускается на ногу.

Морщусь и дышу шумно, когда Альберт места вокруг пореза касается. Он тут же ослабляет хватку, будто боится причинить мне вред и сделать больно.

– Достать надо, – пугает меня неожиданным решением.

И как назло Аленка быстро возвращается с аптечкой. Услужливо Альберту ее передает, а сама на меня поглядывает со смесью вины и любопытства. Убедившись, что со мной все в порядке, она будто новую шалость придумывает. А вот мне совершенно не весело! Особенно, когда Туманов по ноге моей пальцами ведет, щекочет – и я вся покрываюсь гусиной кожей.

– Не-не, вы меня не трогайте, – отползти назад пытаюсь, но Альберт крепко держит. И не зря, иначе я бы от страха с лежака свалилась. – Я лучше к врачу завтра.

Заранее знаю, что обещание не выполню. Потому что мне необходимо будет очень быстро скрыться, а не по больницам бродить. Кажется, Альберт подозревает неладное и не отпускает мою ногу, когда я вновь пытаюсь высвободиться, но на этот раз аккуратно дергаю ее на себя.

– Хочешь, чтобы стопу разнесло к утру? – угрожает сурово. И я судорожно машу головой. В таком случае я далеко не убегу. На одной-то ноге! – Тогда терпи! – подумав, добавляет: – И глаза закрой, – свободной рукой содержимое аптечки перебирает.

Понимаю, что ни в коем случае не должна доверять ему, но… почему-то подчиняюсь. Изредка подглядываю из-под густых ресниц за тем, как он шаманит над моей ногой. И все-таки зажмуриваюсь, когда становится слишком больно. Но на смену рези приходит нестерпимый жар. Будто стопу мне подпалили.

– Мамочки, – срывается с губ, а Туманов хмыкает задумчиво. Я рассекречу себя, если и дальше буду забываться рядом с ним.

Вздрагиваю, охаю, но хватка на моей лодыжке лишь крепче становится.

– Тише, потерпи, – звучит почти ласковым голосом, и я не верю, что он может принадлежать хаму Альберту.

Становится легче, когда по ране проносится слабый ветерок. И сердце отказывается качать кровь, лишая меня кислорода. Это ведь не Альберт дует на рану, чтобы уменьшить жжение от антисептика? Как с маленькой девочкой со мной обращается! Нет, мне померещилось!

Когда я решаюсь распахнуть глаза, он невозмутимо клеит пластырь на место пореза.

– Свободна, – скользнув ладонью по ступне, отпускает меня.

Отворачивается, будто видеть меня не хочет, и поднимается на ноги, поправляя прилипшие брюки.

– Алик, она не дойдет в комнату. Она же невезучая, – провоцирует его Аленка. – Надо отнести! – вскрикивает, довольная своей идеей.

Опускаю ноги на плитку и порываюсь встать сама. Прежде чем Альберт приблизится ко мне. Но разве можно ускользнуть от хищника, который заприметил бедного кролика с хромой лапкой?

– Это абсолютно лишнее! – протестую я, но он не слушает.

Подхватывает меня на руки, вбивает в свой стальной, горячий и покрытый капельками влаги торс. Замираю, но не смею дотронуться и тем более обнять его, хотя очень неудобно, пока он несет меня в дом. Держу руки перед собой, сжимая края полотенца в кулаки, будто обожгусь, если прикоснусь к загорелой коже.

Однако тело быстро немеет из-за скованной позы. Поморщившись от дискомфорта, слегка ерзаю в крепкой хватке. И Альберт подкидывает меня, чтобы взять поудобнее. На этот раз мне приходится вцепится руками в его плечи, чтобы не упасть.

И моя «махровая защита» предает меня в самый ответственный момент. Соскользнув с груди, пытается позорно дезертировать. Но повисает промокшей тряпкой, зацепившись краем между моей спиной и каменной рукой Альберта. И я никак не могу достать и поправить полотенце, потому что сама вдруг каменею.

Я не в силах больше думать ни о чем другом кроме того, что я прижата к обнаженному бронзовому торсу. Тому самому, который разглядывала недавно. И я… полуголая! Лифчик не в счет! Из-за него конфуз только хуже становится. Дурацкий горошек прибавляет баллов к моему позору.

Чувствую каждый рельеф мышц, жар кожи, плотно прилегающей к моей, слышу стук сердца… двойной. Невольно стискиваю пальцы, впиваясь в бронзовое изваяние. Только не холодное, как мраморные статуи в музее, а обжигающее до острого покалывания.

Альберт ускоряет шаг. За пару мгновений достигает двери моей комнаты, толкает ее плечом, распахивая так резко, что ручка бьется об комод, который стоит за ней.

Но хозяину дома плевать. Он взглядом находит постель, приближается к ней нервно. И в этот момент мне кажется, что Альберт бросит меня на матрас, как нечто ненужное. Грубо и небрежно.

Но он, явно сделав над собой нечеловеческое усилие, укладывает меня аккуратно.

Как только горячее и твердое, как камень на пляже, тело отлипает от моего, я срываю покрывало с кровати – и прячусь под него, натягивая по самое горло.

Не обронив ни слова и не удостоив меня даже взглядом, Альберт разворачивается и покидает комнату, хлопнув дверью так сильно, что я содрогаюсь, покачиваясь на мягком, почти царском ложе.

Расстроенно зыркаю на закрытую дверь, хмурюсь и губу поджимаю. Как же я противна этому богачу, подумать только! Наверняка он душ после меня поспешит принять. Чтобы смыть с себя все следы жалкой прислуги.

Что же, не повезло мне. Ни с женихом, что меня предал, ни с мужем, которого передергивает от одного моего вида. Уйду в монастырь!

Но сначала от штампа в паспорте избавлюсь.

Обреченно прячу голову под подушку, но сквозь перья и пух прорываются голоса, доносящиеся из холла. Меня не должно беспокоить, о чем говорят мои хозяева, но я решаю проверить, не обсуждают ли они меня. Отбросив постельное, смахиваю непослушные кудряшки с лица, пытаясь пригладить их, и приподнимаюсь на локтях.

– Ты понимаешь, что няня пострадала из-за твоих игр, Алена? – тихо, но строго отчитывает ее Альберт.

– Я не буду больше делать так, – лепечет малышка.

Так? Значит, продолжит шалить, но просто иначе?

И все-таки мне хочется верить, что она действительно раскаивается. И не презирает меня, как ее грубый брат.

Хотя неважно. Завтра меня не будет в этом доме!

– Аленушка, давай сегодня без сюрпризов. У меня были тяжелые сутки, – смягчается он.

Как же! Тяжело искать случайную жену, чтобы потом «покончить с этим браком». Повторяю и кривлю его слова, брошенные недавно в трубку. И невольно вспоминаю, как мило он уснул в машине утром. Под моими окнами. Действительно утомился.

Это могло бы выглядеть романтично, если бы на его месте оказался мой настоящий муж. Но в нашей ситуации это опасно и жутко!

– Хорошо, Алик, – послушно отзывается малышка.

Будто они нормальная семья, а не дьяволенок в юбке и бандюган-извращенец.

Шаги отдаляются, а я откидываюсь на подушки устало. Надо бы продумать план побега, но вместо этого я отключаюсь.