Мальчишки в наследство. Спаси мою любовь

– Вы ведь сами спрашивали, что натворили ваши сыновья, а на ответ вашего интереса уже не хватило? – донимает меня как специально.

Споткнувшись о мой пылающий взгляд, она, наконец, сдается. Разворачивает кресло к свету, демонстрируя лужу на сиденье. Пазл складывается в голове в неоднозначную картинку. С одной стороны, я понимаю, откуда на одежде Лили темные пятна, но с другой – нехотя признаю, что она спасла меня от такой же мокрой участи.

Надо бы поблагодарить ее, однако я не умею признавать ошибки. Потому что обычно их не совершаю.

– В таком случае вы тоже особой внимательностью не отличаетесь, – киваю на ее юбку и упираюсь бедрами в край стола. Лиля воспринимает мои слова и позу в штыки, отодвигает бумаги и книги, но помалкивает. Не прогоняет меня со своего рабочего места. – Сколько?

– М-м-м? – непонимающе мычит и хлопает ресницами.

– Я оплачу стоимость кресла и вашей испорченной юбки, – машинально достаю портмоне. На глаз оцениваю костюм Лили, прикидываю сумму в уме и киваю сам себе. Имеющейся у меня налички с лихвой хватит на то, чтобы переодеть ее полностью, а на сдачу возместить ущерб за это дешевое кресло.

– Мне не нужны ваши деньги, – неожиданно отшатывается она, будто я споры Сибирской язвы собираюсь распылить. – Не пытайтесь откупиться от ответственности, Виктор Юрьевич, – искристым серым взглядом обращает меня в пепел. И поджимает губы.

– Довольно нотаций. Если вам от скуки не с кем пообщаться и вы отвели эту сомнительную честь мне, то напрасно. У меня нет времени вести светские беседы, – передергиваю плечами.

– Не льстите себе. Я еще по телефону убедилась в том, что собеседник из вас неважный, – продолжает дерзить, но делает это ангельским тоном, что раздражает еще сильнее. – Однако вы правы, не смею вас задерживать. Я выводы сделала. Мальчики? – ласково зовет их, и они, как по команде, поднимают головы.

Да она чертова заклинательница непослушных детей! Не перестаю удивляться, наблюдая за ними. Моих маленьких хулиганов будто подменили! Они, раскрыв рты, как только вылупившиеся птенцы, заглядывают в глаза учительнице и впитывают каждое ее слово. Хотя это не помешало им залить ей рабочее место водой. Может, теперь они извиняются за свою шалость таким необычным образом, ведь, как и я, не знают слова: «Прости».

Сложно разгадать их план, потому что ни с одной няней ничего подобного не было. Мальчишки сдают каждую с потрохами, указывая мне на малейший проступок, да еще и сгущают краски, добавляя что-нибудь от себя, на что фантазии хватит.

С Лилей иначе… Ни одного слова против нее не сказали. За все время, пока ходят на занятия, только хорошие отзывы.

– Собирайтесь, – Лиля отпускает нас, однако я чувствую подвох. Решила отказаться от обучения моих детей? Послать меня куда подальше?

Как бы не хотелось признавать это, но терять такого педагога нельзя.

– Нет. Порисуйте еще, мы не закончили, – часть фразы адресую детям, а ее «хвост» летит в Лилю. Беру ее под локоть, отвожу в сторону.

– Вам же плевать, – шепотом укоряет меня.

Мы стоим друг напротив друга, на расстоянии вытянутой руки, держим зрительный контакт.

– Неправда, – спорю грозно, а следом исправляюсь: – Точнее, возможно, раньше я вас недооценивал. Однако прямо сейчас воспылал желанием вас выслушать, – делаю еще шаг к ней, приближаясь практически вплотную. И спрашиваю еле слышно: – В чем ваш секрет? Как вам удается так ладить с моими детьми? Они никому не подчиняются.

– Просто я не требую от них подчинения, – снисходительно ухмыляется, заставляя почувствовать себя глупым пацаном. – Они не цирковые собачки, а я не дрессировщица. Детей нужно уважать и слышать, тогда они ответят вам тем же.

Запрокинув голову, задерживает взгляд на моем лице, беззастенчиво изучая каждую черточку и морщину, считывая мимику. Препарирует меня без скальпеля, ищет знак, что я понял и принял ее посыл. Привычно я принимаю каменное выражение, даже бровью не веду, усложняя ее задачу. Лезть внутрь меня не надо – нет там ничего хорошего.

– Вы об этом хотели поговорить? – разрываю некомфортную паузу.

– Да. Вашим детям остро не хватает заботы, и своими шалостями они пытаются привлечь внимание. Прежде всего, ваше, – лепечет одними губами, чтобы ни один слог не достиг ушей мальчишек. Ни на шаг не увеличивает дистанцию между нами, и наша деловая беседа становится все больше похожей на интимные перешептывания. – Если я правильно поняла, у них нет матери…

– Не ваше дело, – отступаю назад, когда ее близость начинает душить.

Она как спрут – окутывает меня щупальцами, присасывается, впрыскивает парализующий яд под кожу. Причем проводит свои убийственные манипуляции со сдержанной, доброй улыбкой.

Делаю еще шаг, ослабляю ворот рубашки, но воздуха все равно не хватает. Чувствую, как по пульсирующему виску ползет ледяная капля пота, смахиваю ее пальцами.

– Вам сложно, я понимаю, – не может угомониться Лилия. – Вам приходится выполнять роль обоих родителей. Вы стремитесь обеспечить сыновей, вырастить их и воспитать хорошими, успешными людьми, – каждым пунктом попадает метко в цель. – Уверена, вы очень стараетесь, но… Чужие люди, няньки и деньги никогда не заменят родного отца.

Не знаю, от чего меня триггерит больше: от ее правильных слов, ковыряющих душу, от болезненных советов, будто она подслушала мой недавний разговор с братом, или от тепла маленькой женской ладони, что вдруг ложится на мое плечо как жест поддержки или… жалости.

– Понимаю, о чем вы, учту, – выцеживаю из себя как можно спокойнее, чтобы скорее закончить наш диалог. Убираю ее руку, возвращаюсь к столу, надеясь отвлечься на легкий учительский беспорядок, царящий там.

Лилия опять оказывается рядом, будто преследует меня, тянется к вороху бумаг, достает пару листочков. Улыбнувшись, расправляет помятые уголки, а потом вручает мне. Опускаю взгляд и задумчиво изучаю английские буквы, выведенные кривовато. Узнаю почерк моих сыновей, замечаю рисунки на полях и усмехаюсь.

– Напоследок немного словесных поглаживаний. Не могу отпустить вас злым и мрачным, – неожиданно заявляет Лиля, мягко и довольно.

В очередной раз вынуждает меня растеряться. Какие еще «поглаживания»? Что она задумала? Какая же неугомонная девушка. Все-таки сказывается возраст – у нее до сих пор, видимо, детство в одном месте играет. Поэтому с мальчишками на одной волне.

– Кхм, что? – на миг оторвавшись от листков, скептически смотрю на эту сумасшедшую.

– Нельзя закачивать разговор на негативной ноте. В таком случае останется ощущение безысходности и беспросветной тьмы. Нам ведь этого не нужно? – задает наводящий вопрос, но я лишь выгибаю бровь и критически морщусь. Лиля отвечает сама: – Не нужно! Поэтому со своими воспитанниками я всегда поступаю так: сначала указываю на ошибки, а под конец хвалю. Ведь всегда и во всем можно найти что-нибудь положительное.

– Я не ваш воспитанник, – складываю бумаги и прячу их в карман брюк. – Обойдусь без похвалы, мне вашей лекции хватило, – не выдержав, пожимаю ей руку, намекая, что пора прощаться, но она выдергивает пальчики из моей хватки.

– Так я и не вас хвалить буду, – ведет плечом и оглядывается на мальчишек. – Вы не заслужили, а вот они… да, – поманив их пальчиком, поворачивается ко мне. – У вас очень умные и способные дети. Хватают все на лету. Такое ощущение, что чувство языка у них в крови. Скажите, в вашей семье случайно не было учителей английского, других филологов или…

– Не дай бог, – отмахиваюсь.

Лиля закусывает губу, осекается и умолкает, но не подает вида, что обиделась. Однако со мной больше не говорит напрямую, а обращается исключительно к детям:

– Даня и Леша, покажете папе, чему вы сегодня научились?

Собственные сыновья продолжают удивлять меня. После легкого, как взмах волшебной палочки, жеста Лили они начинают собирать раскраски и карандаши, прячут их в выдвижные шкафчики, приводят столы в порядок, а потом семенят к ней. Дома мои хулиганы ни одной игрушки на место не положили – все за ними подчищают няньки и уборщица. Иногда и охране работы достается.

То, что я вижу сейчас, не укладывается в голове. Кто эти дети? Откуда взялись такие кроткие и смиренные овечки? На самом деле, они те еще волчата… Но не с ней.

– Держите маркеры, – забывшись, Лиля поворачивается ко мне мокрой попой, аккуратной, округлой, четко очерченной под прилипшей тканью.

На миг дезориентирует меня, зато напоминает про должок, который не захотела брать деньгами. Не учла, что я всегда плачу по счетам.

Пока она воодушевленно озвучивает простые задания, а ребята старательно выводят английские буквы на доске, я краем глаза слежу за ними, а сам набираю сообщение Игорю: «В ближайшем бутике купи юбку. Привези сюда. Срочно».

Ответ прилетает незамедлительно: «Размер?»

Исподлобья сканирую фигуру Лили. Она далеко не модель, но и не толстушка. Местами – очень даже ничего. Под скучным нарядом училки сложно разглядеть и оценить весь потенциал, хотя он у нее определенно есть.

Словно почувствовав мой исследующий взгляд, девушка оборачивается. Заметив гаджет в моих руках, мгновенно мрачнеет и разочарованно вздыхает. Кажется, еще секунда – и даст мне линейкой по пальцам.

«Обычный размер», – пишу быстро. Подумав, добавляю: «Возьми что-то универсальное. Для Лилии. Пацаны ей юбку испортили».

Прячу телефон, поймав на себе косой, осуждающий взгляд. Развожу руками, демонстрируя пустые ладони. И выдыхаю с облегчением, когда Лиля возвращается к доске. Веду себя как ученик, пойманный на списывании. Пора завязывать со школьной ностальгией, ни к чему хорошему она меня не приведет. Проблем выше головы, а я теряю время здесь.

– Молодцы, – подхожу к сыновьям и, еще до того как увидеть задание, ободряюще треплю их по макушкам. Поддерживаю, несмотря на результат. – Действительно молодцы, – тяну с хрипотцой, удивленно читая итог их с Лилей работы.

Мои дети правда такие смышленые? Им же всего пять лет.