Да, Тайра умница. Жаль, что я забила тревогу слишком поздно.
А взгляд Дрейка казался двумя бритвенными лезвиями. Меня прошибал озноб, когда я думала о том, что чья-то жизнь сегодня – того самого продавца с рынка – круто изменится в худшую сторону. Возможно, прервется. Вот такой вот он – наш Бог. Не бородатый дедушка на облаке, но спокойный внешне мужчина без возраста, которому стоит лишь щелкнуть пальцами. Не щелкнуть даже – подумать…
– Скажите, но это хоть как-нибудь… лечится?
– Я должен подумать. Ты говоришь, Дэлл часто пьет?
– Часто.
– Так он пытается расслабиться, заглушить незнакомые эмоции. Но не понимает, что расслабляться ему сейчас нельзя – процесс ускоряется. Чем счастливее человек, кстати, тем легче он поддается воздействию Цэллэ, а Дэлл в последнее время был счастлив.
«Я тоже».
– Значит… ему нужно напрячься?
– Верно.
– Выкинуть из дома всю выпивку?
– Не поможет.
В этот момент дверь в кабинет Дрейка приоткрылась и в нее заглянул тот, о ком мы только что говорили. Увидев меня, напрягся, а Дрейк коротко и жестко бросил:
– Закрой с той стороны!
Дверь тут же захлопнулась.
«Мы просидели здесь до семи? Или он пришел раньше?» Сложно определить ход часов в месте, где нет ни циферблатов, ни окон.
– В общем, так, – подвел итог Начальник. – Не говори ему пока ни слова, ясно?
– Да.
– А мне надо подумать.
– Конечно…
Я хотела спросить: «Вы ведь дадите мне знать?», – и сразу же уловила ответ еще в воздухе: «Дам». И еще то, что «думать» нам теперь придется тяжело и много.
Кабинет Дрейк покинул первым, на стоящего в коридоре Дэлла даже не взглянул. Бросил: «Свободны оба» – и зашагал прочь.
* * *
(Анна Плетнёва «Винтаж» – Балерина)
– С каких пор ты…
Таким тоном со мной давно не разговаривали – неприязненным, сухим и хлестким. И я знала, что именно он хотел сказать «стелешься за меня перед Начальником?»
Сидящий рядом Дэлл был цел, трезв и зол, как алкоголик, которого принудительно «промыли». Наверное, он готовился к худшему, дергался… Да еще это Цэллэ.
Я молчала. Мы сидели в неофаре, собирались ехать домой. Давно стемнело; горели по периметру парковки фонари, блестел под ними снег.
Что я могу сказать? Что я за него «не лезла?» Лезла. И даже не имела права объяснить, почему.
– Думаешь, я сам за себя уже не способен постоять? Что я настолько морально разложился, что не готов отвечать за свои ошибки?
«Не за свои. А этого придурка – Виннигота».
Я смотрела в сторону – шишки летели точно мне в лоб; с натужным скрипом раз в полминуты проезжались по ветровому стеклу щетки, равнодушно сметали налипшие снежинки.
– Знаешь, не ожидал от тебя – вперед меня побежала. Не нужна мне такая помощь, поняла? Я сам.
Конечно, сам.
Приходилось напоминать себе, что я разговариваю не с Дэллом, но с кем-то еще. И у этого кого-то сегодня был тяжелый день – сначала рана на тренировке, затем лечение. Неизвестно, сколько боли он пережил и сколько еще приготовился пережить.
– Поехали домой, – попросила тихо.
Сбоку невесело хмыкнули. Ему было тяжело, ему было плохо, я чувствовала, а помочь не умела.
– Все хорошо, – прошептала, глядя перед собой. Если не сейчас, то все равно когда-нибудь будет.
– Сколько терпения. Ах, да, ты ведь считаешь меня больным, а с больными принято возиться.
Я заиндевела и окончательно замкнулась в себе.
Заскрипели по снегу шины, когда машина тронулась. Больше мы не говорили. И я знала, что никакие его слова сейчас не должны меня царапать, но они царапнули.
* * *
(Sia – I’m alive)
Более других мне в нашей кухне нравилось место напротив окна – туда можно было придвинуть стул, водрузить на стол чашку горячего чая и смотреть, как снаружи неслышно опускается снег.
Вот и теперь.
Снега в этом году было столько, что снегоуборочная техника работала круглосуточно. Спрашивается – зачем? Комиссии стоило только чихнуть, и снега бы выпадало ровно столько, чтобы не вяз транспорт, но их то ли не заботили выходки раскрепощенной на самоуправство красавицы-погоды, то ли нравилось слушать скрежет ковшей ночами по мерзлому асфальту.
К слову сказать, этим вечером я быстро сообразила, что одним только чаем мне не обойтись – поднялась, достала из шкафа вино, вытащила штопором пробку, плеснула в бокал, уселась на место. Помощь Халка, конечно, бесценна, но сегодня одной только «решетки» мне не хватало – нервы расшатались до критичной отметки…
Вошел в кухню Дэлл, не проронил ни слова, приготовил себе кофе, вышел.
Тихо.
И я вдруг ощутила себя, как когда-то – чужой. Как в те самые дни, когда шантажом заполучила его кольцо, и хозяин дома только и делал, что ждал, когда же я выметусь наружу.
Незаметно подкралась и обняла грусть.