Наверное, ей нужно было уходить – все-таки чужое место и пространство, – но Лин не могла себя заставить. Когда еще в жизни она увидит во сне подобное? Лучше повисит, напитается невероятной атмосферой, послушает, как переливается звоном маленьких колокольчиков воздух. И проснется. Потом. А пока здесь, еще чуть-чуть…
– Тебе не кажется, что у нас гости? – вдруг проскрежетал сонным голосом тот, кого Белинда воспринимала сгустком подвижного гудрона.
– Да, гости, – спокойно и легко кивнула его соседка.
Мор крякнул.
– Пришла, надо же. Ты говорила – я не верил.
Сознание Лин дернулось – говорили однозначно про нее.
– Еще не пришла. Но придет.
– Висит, вон…
«Он сейчас обернется!»
Мысль о том, что мужик в черном пиджаке сейчас обернется и взглянет прямо на нее, почему-то оказалась настолько пугающей, что Белинда в мгновение ока вывалилась обратно сквозь стену.
И вновь оказалась в ночи.
Под яркими алмазными фонарями, на свободе, она успокоилась и присмотрелась к окрестности: точно, Тин-До напротив, не так далеко, как ей поначалу показалось.
И полетела к громаде монастыря.
Над плотным и густым лесом – тем самым, в котором обитали Духи.
* * *
Бурам еще не постучал в дверь, за единственным окном темень, а Рим отчего-то проснулась, повернулась на бок; заскрипели шаткие деревянные балки.
– Че, не спишь, что ли? – уловила каким-то образом.
– Не сплю, – Белинда лежала, глядя широко распахнутыми глазами прямо перед собой.
– А чего?
– Я видела ее, – выдохнула Лин.
– Кого?
– Миру.
– Где? – Уриманна еще толком не проснулась, но интерес в ее тоне проскользнул.
– Во сне.
– А-а-а, это не считается…
«Считается. Я видела ее дом – настоящий дом».
Белинда была уверена в том, что этот дом в самом деле там стоит – на вершине соседнего холма.
Интересно, знал ли Мастер Шицу?
– Слышь, Рим, а как зовут мужика, который следит за Тхарами?
– Не знаю. Бадма, что ли… Не помню точно, – послышался зевок. – А тебе зачем?
– А курит он что?
– А я почем знаю. У тебя табак, что ли, кончился?
– Не кончился. Просто дым у него интересный,… пахучий.
– Ты спи, а? Вставать скоро.
– Сплю.
Но Белинда не спала. Она думала о том, что Бадма (или не Бадма?) случайно, либо намеренно позволил ей курнуть чего-то такого, отчего ее сознание впервые вышло в астрал.
Вышло. И отыскало дорогу к Мире.
«Я дойду туда, – думала она решительно. – Через черноту, через лес с Духами, но дойду…»
Стоило прикрыть глаза, постучал Бурам.
* * *
Сейчас.
(Chris Spheeris – Pavane)
Суть вещей Белинда постигала непрерывно: вникала в нее тем глубже, чем дольше наблюдала за миром. Когда сидела дома в тишине, когда ходила в магазин за продуктами, когда гуляла, когда возвращалась с работы с деньгами или пустыми карманами. С пустой головой, с полной мыслей, с эмоциями или без них.
И чем больше наблюдала, тем сильнее убеждалась в том, что осознала ранее: все в природе циклично, а противоположности тяготеют друг к другу. День притягивает ночь, ночь – день, холодное жаждет горячего, горячее холодного. Голодный – быть сытым, сытый – голодным, ибо все стремится к уравновешенности. И потому той же самой уравновешенности всегда будет искать женщина, тяготея к мужчине.
Только где его взять – мужчину?
Ее дом с каждым днем казался ей все более пустым, притихшим, «однобоким». И все потому, что в нем была она, но никогда не было его. И мир не бурлил, не вспенивался, не остывал, чтобы спустя какое-то время вспениться вновь, расцвести, стать полновесным. Ее мир старел в одиночку и, кажется, начал забывать о том, что существуют другие состояния.
Чтобы не прокиснуть окончательно, Лин с трудом и с моральным боем выталкивала себя из дома: гуляла по общественным местам, дважды заворачивала в музеи, один раз даже в театр, но быстро поняла, что ищет не там.
Потому что мужчина, который ей нужен, – даже если он окажется неспособным постигать суть вещей, как она, – должен иметь схожее с ней увлечение. Увлечение боевыми искусствами. Иначе не о чем говорить, нечем вместе заниматься. И пусть в остальном они будут разными.
И тогда она принялась посещать боевые клубы – сидела, зажатая плотной орущей толпой, смотрела туда, где на ринге не особенно умело колошматили друг друга молодые, но уже агрессивные парни, и вновь приходила к мысли: не то, не там, не так… Какое-то время продолжала перетаптываться снаружи подвальных помещений вместе с нервными, курящими и пустоголовыми, несмотря на часто достойный внешний вид, мужиками, – после сдалась. Поняла: чем больше желает притянуть, тем сильнее отталкивает приход в жизнь кого-то нужного. Обкрадывает сама себя.
И, значит, остается Джон – человек с ярко-выраженной мужской (пусть и чужеродной) энергией, чьим присутствием она может наслаждаться.