Мистерия

Ну, разве можно так работать?

– …огода… Что-то происходит с погодой…

– Погодой? А что там такое, черт его дери, с погодой?

Рация умерла окончательно, и сколько он ее не тряс, сколько ни матерился, вновь оживать не торопилась.

– Да едрись оно колотись! – в сердцах выплюнул главнокомандующий как раз в тот момент, когда в распахнутую дверь штаба вошел доктор.

– Эй, здоровяк, ты чего опять ругаешься? Печеньки закончились?

– Да печенек вагон – Ани мешок напекла. А вот рации не работают. Мне с утра докладывают про накрывшиеся тазом радары и проблемы со связью. И это притом, что мы годами их не имели. А последний вообще что-то попытался сказать про погоду.

– Про погоду?

– Да.

– У нас?

– Вот и я о том же. Погода на Войне стабильна – точнее, она здесь отсутствует.

Лагерфельд нахмурил рыжеватые брови, усмехнулся одним уголком рта и спросил.

– Может, сходим наружу? Мне тоже не помешало бы проветриться.

– Что, тоже печеньки закончились?

– Хуже.

И больше доктор ничего добавлять не стал.

Эльконто отложил рацию на пульт, провел пятерней по слипшемуся от пота ежику и поднялся со скрипучего кресла.

– Ну, пойдем, сходим наружу – посмотрим, что там с погодой.

– Да в рот мне ногу! Ты только посмотри…

После этой глубокомысленной фразы в течение минуты не было произнесено ни слова – оба мужчины, не отрываясь, смотрели на далекий горизонт – туда, где в низком набухшем небе формировался обширный, растянувшийся насколько хватало глаз, грозовой фронт. Клубились воронками тучи, в их центре то и дело вспыхивали молнии, текучее месиво напоминало один большой фингал – подбитый кулаком небосвод.

– Глазам своим не верю!

Судя по всему, формировалась не просто гроза, а набирал разгон самый настоящий, не случавшийся до этого момента на Войне, шторм.

– Так вот откуда помехи…

За их спинами, в выщербленных снарядами камнях, недовольно завывал ветер – бросался на пучки высохшей травы, пригибал их к земле – пытался не то задушить, не то вырвать с корнем – крутил здесь и там маленькие вихри из пыли, злился.

– Эта гроза застанет всех врасплох. Она не просто создаст наводки на аппаратуру, но и образует кучу грязевых селей. Особенно там, на холмах, где солдаты.

Оживший под порывами ветра ежик Эльконто мотался теперь из стороны в сторону – пригибался то вправо, то влево; светлые брови сошлись у переносицы. Лагерфельд редко когда видел друга настолько серьезным.

– Повстанцам негде будет укрыться – их костюмы не влагоустойчивы. Блин, раньше в этом не было необходимости. На Уровне почти нет уцелевших строений, нет крыш. Вода зальет все…

– Плохо. Может, объявить временное прекращение боя?

– Объявить-то я объявлю, а что толку? Надо срочно доложить Комиссии – пусть что-то делают, как-то исправляют ситуацию.

Доктор недоверчиво покачал головой, прикрыл глаза ладонью от метнувшегося в их сторону, поднятого ветром, песка и процедил:

– Боюсь, с тем, что у них наверху, сюда людей пришлют не скоро. А мне бы тоже доложить…

– О чем?

До бункера донесся первый ощутимый громовой раскат; казалось, от обилия в нем озона потрескивал воздух.

Лагерфельд стоял, сунув руки в карманы штанов, и какое-то время молчал – его хмурое выражение лица вторило тому, что прочно закрепилось на физиономии снайпера.

– Я оперировал сегодня одного солдата. Тот очнулся во время процедуры – не хватило снотворного, и, прежде чем я ввел ему еще, спросил, когда он увидит мать.

– Чью мать?

Серо-голубые глаза мигнули.

– Его мать.

– Что?

– Да. Пробормотал что-то наподобие: «Я давно не видел мать, она еще жива? Поеду к ней сразу после операции, док… Мне ведь позволят?»

– Ты хочешь сказать – он вспомнил? Вспомнил свой прежний мир и родственников?

Челюсть Эльконто распахнулась и не желала закрываться, несмотря на то, что в нее в любую секунду могло нанести песка.

– Похоже на то.

– Быть того не может.

– Может. Что-то происходит, Дэйн. Что-то плохое. Этот случай не был единственным. Вчера маленький Джим перед смертью попросил санитара сообщить о том, что «он простил отца». Простил отца, понимаешь? А санитар все записал и принес мне. Еще спросил, кому и что он должен передать.

У стен бункера повисло тяжелое молчание, переплетаемое с завыванием ветра.

– Тогда творится полное дерьмо, Стив. И не просто дерьмо – а дерьмовейшее дерьмо из всех, которое я когда-либо видел.

Впервые док не стал язвить на поднятую Дэйном «пахучую» тему; вместо этого он молча, соглашаясь со словами друга, кивнул.

* * *

Уровень: Магия