Тринадцатая Мара

И только у самой двери меня нагнал ответ:

– Ищи на изнанке самого немощного и слабого человека. Не ошибешься.

Дверь за мной закрылась, хотя ее никто не толкал.

Лестница вниз, бархатный ковер. Я столько раз спускалась по ней в прошлом, что она снилась мне по ночам.

Вечерний ветер щипал за щеки и ноздри на вдохе. И бодрил.

«Ищи самого слабого на изнанке» – конечно. Гениально.

Я снова стояла у входа, запечатанного охранным знаком. Морось сменилась мелким снегом, но на неделе обещали потепление. Какое-то время я вдыхала тишину улицы, мрачность каменных стен, сырость асфальта.

После в проход завернул мужик – хорошо одетый, но пьяный. И шедший относительно ровно, пока не достиг меня. После качнулся, наступил в лужу, обрызгал мои светлые штаны. И прошипел:

– Че стоишь… на дороге… Сама, дура, виновата…

Я даже порадовалась его гнилости. И метнула вслед темную стрелу, несущую картину о том, как ему с лучшим другом изменяет жена, во всех красках. Дождалась похожего на скулеж тихого потока словесной брани, а после – волны чужой слабости, на середине пути сменившейся моей силой.

Как же хорошо, когда тебя обволакивает и наполняет могуществом, когда тебе бодростью дает в мозг. Черное небо надо мной вдруг показалось мне ясным и голубым, мир – податливым и услужливым. Казалось, над моей макушкой закружился символ подковы. Удача-удача-удача – как над теми, кто срывает джекпоты в казино.

Черт, почему я просто не смещусь на темную сторону, выбрав себе «место жительства»? Наверное, потому что мое нутро подсказывает мне, что прибои кайфа недолговечны и что могущество это так же иллюзорно, как потолок в комнате Идры. Или, может, потому что я до сих пор желаю понять, как ощущается сила светлых ветров?

От моих мыслей начали замерзать пальцы в кроссовках. Крыльцо бетонное, кроссовки летние.

Наконец-то я знаю, куда двигаться.

Двинувшись на выход из переулка, я впервые ощутила октябрьский вечер другим – умиротворенным, удивительным, несмотря на лужи и холод, почти идеальным.

Глава 2

Некоторые девушки любят сильных мужчин. Некоторые – умных. Кто-то предпочитает эрудированных, веселых, смелых, непредсказуемых… Меня всегда привлекали стильные и загадочные. Такой вот парадокс. Примитивные меня раздражали, предсказуемые утомляли, скучные напрягали, слишком веселые повергали в желание «заткнуть».

Томас Мэйсон поначалу покорил внешним видом: сшитой на заказ одеждой, умением с достоинством ее носить. После – манерами, поведением. Он был сдержан, элегантен, он был по-своему красив. Но более всего он был мистически глубок, совершенно для меня нечитаем – амулеты, камни, камни, амулеты, как я потом выяснила. Но тогда, когда он впервые вошел в кофейню, Кьяра толкнула меня в бок, потому что я зависла – мне до сих пор помнился шлейф обожания в её взгляде: «Какая же ты милая дурочка». Он был в ней столько, сколько я себя помнила. Мне всегда казалось, она мной восхищается. Или же миром, каждой деталью в нем, и я стремилась постичь её умение видеть красивое там, где все было напрочь плоским и обычным.

Мэйсон заказал двойной эспрессо, попросил подать взбитые сливки отдельно. Он был прихотлив, да.

Забирая чашку, он взглянул на меня долгим изучающим взглядом. А после изрек:

– Девушка с такими глазами не может быть обычной.

Мне было все равно, что именно он отметил: в тот момент мне было важно, что он отметил что-то. Глаза, не глаза… Да, мои глаза умели быть необычными. Иногда прохладный карий начинал отливать серым, иногда – лилово-фиолетовым, но мало кто умел подмечать детали. Томас смог сразу.

«Он, конечно же, готовился…»

Оставленная на чай крупная купюра под блюдцем, пустая чашка, мое сожаление по поводу его ухода. А после под купюрой нашлась записка: «Я тебе позвоню».

И да, он позвонил.

До сих пор не знаю, почему меня ничего в стремительном развитии отношений не смутило. Первый звонок, первое свидание, правильные фразы на нем, вторая встреча, третья, пятая. Я полагала, что встретила «того самого», потому сама желала этого. И, конечно же, все шло идеально, а как иначе? Ни единой мысли о подвохе, ни тени сомнения. Я просто отдавалась чувствам, он тоже. И он меня по-своему любил, ведь нелюбовь я бы ощутила кожей. Но любил как бомбу, которая вскоре должна рвануть и принести Мэйсону победу. Он гладил меня осторожно, с нежностью, с заботой, как гладят бок ядерной боеголовки. Он наслаждался каждой проведенной со мной минутой, потому что я являлась ключевым звеном цепи его счастливых событий.

Хорош в постели, хорош в ухаживаниях, заботлив. Безупречен – я парила. Нет, наверное, что-то интуитивно напрягало меня тогда, скребло в затылке, но я отбрасывала шепот интуиции, полагала, что тревожусь так же, как тревожится любая будущая невеста, отыскав идеального жениха. Я желала нравиться.

Моя квартира на втором этаже, балкон выходит на тихую, почти непроездную дорогу. На освещенной мягким светом торшера кухне я заваривала чай. Меня ждали плед, удобное кресло, минуты тишины, воспоминаний. В заварке – лепестки лугового цветка, хвойные спиральки, можжевеловые семечки. Вдыхая такой, ощущаешь себя на таежной поляне.

Кресло приняло мой зад со всей любовью; за окном качались деревья.

Томас…

Я планировала наше с ним будущее, он планировал свое без меня.

Когда случилось то, что бахнуло, как гром среди ясного неба, когда вдруг пропала Кьяра, я почему-то побежала сразу нему, к Тому. Привыкла полагаться на «сильное плечо», забыв, что являюсь им сама, попросила помочь разыскать подругу.

«У тебя ведь деньги, связи, возможности…»

Томас с готовностью хмурил брови, кивал: конечно, он бросит все силы, сейчас же позвонит начальнику безопасности. Все развивалось так, как ему тогда было нужно.

Почти неделя бесполезных поисков – в те дни я плохо спала по ночам, меня терзали плохие предчувствия, мутные видения. Я сделалась крайне нестабильной в настроении, моя обшивка трещала по швам.

И до сих пор помнилось утро в его офисе, когда он вызвал меня телефонным звонком. Когда взял за плечи и непривычно напряженный произнес:

– Я знаю, кто ее похитил. Кто пытал…

Меня схлопнуло уже на этих словах.

– Я его нашел…

Прозвучало имя. Незнакомое мне, мужское. А после палец указал на офисное здание, видимое из окна кабинета на верхнем этаже.

– Он работает тут. Он держал её в подвале…

Я даже не пыталась разобраться – правда или ложь. Как радиация сносит стальные двери, так мой гнев впервые выбил внутренние заклепки стремительно. Не успела сработать даже сигнализация. То, что вырвалось из меня на свободу, напоминало расходящийся в сторону невидимый напалм – очень прицельный, мегамощный. Задрожали стекла, задрожал даже пол, затрясся стаканчик с канцелярскими принадлежностями на столе. И вышел за пределы стен.

Так срабатывает взрыв. С той лишь разницей, что воронка уничтожает все по диаметру – моя же сила сотрясла фундамент указанного здания, где, как я полагала, пытали Кьяру…

Я пыталась удержать ненависть, я пыталась вернуть дверь на место. Но офис по ту сторону улицы начал оседать, как картонный. Трещины по стене, поломанные балки, ставшая вдруг трухлявой арматура. Хорошо, что я не задела соседние, хорошо, что прицельно. Если теперь я вообще могла использовать слово «хорошо».

Я держалась за виски, чтобы не завизжать от ужаса, страха и ярости. То, что случилось, было плохо, я сделала многократно хуже и не могла обернуть процесс вспять. Там внутри на моих глазах гибли люди, а я, белая лицом, пыталась содрать с собственных щек кожу. Шок, ужас, онемение… Лишь Томас смотрел на происходящее со странным затаенным восторгом – так малыш впервые наблюдает взлет ракеты в космос. Или слушает рвущий перепонки фейерверк.

Восемнадцать человек. Погибло всего восемнадцать, потому что был выходной. Случись рабочий день – и жертвы исчислялись бы сотнями.

Я помню, как бежала прочь из его офиса, неспособная даже понять, что делаю, зачем, куда…

Минуты, часы и дни после слились для меня в сплошное дерьмо из отчаянного стыда, ужаса, вины и желания сдохнуть.

Я отыскала его через три дня, когда сумела начать ходить, не шатаясь. Мэйсона. Вечером, в клубе. Окруженный незнакомыми девицами, он был весел, он был пьян, он был счастлив. Недобро счастлив, зло счастлив, если существует такое понятие.

– Что ты… празднуешь?