– Не пойдет. Состав команды, прибывший на декке, известен документально. Новое лицо вызовет подозрения.
– Без проблем. Тогда одной из местных красоток, может, танцовщиц? Грудь побольше, ума поменьше – таких мужчины подпускают к себе охотно.
Аид надеялся, что не скрипнул зубами. У них однажды уже случился на почве «грудь побольше» конфликт моральных принципов, а иными словами, у него – у Аида – уже случился в прошлом приступ ревности. Хотя они вроде не любовники.
Но дал вдруг о себе знать собственнический инстинкт, булькнула внутри нефть.
Нова легко пожала плечами.
– Поняла. Пойдем другим методом…
И где-то внутри отлегло.
– Я обернусь в Элео, стану никем и ничем, считаю нужную информацию из ментальных полей напрямую. Так будет проще.
Проще. Но энергозатратней. Стать ничем означало стать сразу всем – каждым атомом той бальной залы, каждой человеческой аурой, стенами, паркетом, пылинкой на бахроме штор, пузырьком в бокале шампанского.
– Твой ресурс…
Он сам не знал, как именно хотел закончить фразу. Сказать, что он в случае полного «оборота» быстро истощается? Что не стоит жертвовать столь многим ради какого-то дела, чьей-то чертовой шахты? Есть и другие пути.
– Моего ресурса хватит на все, что мне требуется.
«До того, как я уйду».
Она четко понимала все, что он не проговаривал вслух, и Аид завидовал ее простоте. Непривязанности к «имению» чего-либо, к обладанию, сохранению, приумножению. К тому, чтобы нажиться, извлечь выгоду. Нова не желала утяжеляться ни негативными мыслями, ни богатствами, и Санара вдруг понял, что такого врага невозможно победить. Заточить или уничтожить? Да. Сломать, повлиять, подчинить, переделать на свой лад? Нет.
– К тому же, – а его собеседнице «до фонаря» его тяжелые думы, – таким способом я смогу вычислить не одного человека, а сразу всю цепочку, если таковая имеется. И сдам тебе имена на руки. Так гораздо быстрее.
– Значит, свой ресурс ты не жалеешь?
– Нет. – Ее улыбка искренняя, как подземный родник. – Тем более за такого «должника»? Ни за что не откажусь.
Она опять его дразнила.
«Чем тебе ценен такой должник?»
«Тем, что я могу после его о чем-то попросить. Приблизиться. Изучить. Получить шанс на более тесное общение».
Более тесного общения он уже давно желал сам. Не был только уверен, что оно для нее безопасно, с его-то темной стороной.
Они опять сидели вдвоем, как в том кафе, и он балдел оттого, что ему просто смотрели в глаза. Говорили с ним и не боялись, шутили, дразнили. С ней он чувствовал себя больше человеком, чем с кем-либо еще. И вдруг странная несвоевременная мысль – взять бы ее на Уровни. Дрейк однозначно был бы заинтересован во встрече, без вопросов.
– Сколько до бала?
– Около двух часов.
– Хочешь, чтобы я пока «почитала» заключенных?
– Я это уже сделал. Там чисто. Пусто.
– Тогда…
Он вдруг перехватил ее извечный азарт и любопытство, впервые за долгое время поддался ему и спросил:
– А как ты это делаешь?
– Что именно?
– Трансформируешься в кого-то другого?
Ему улыбались в ответ – мол, хочешь посмотреть? Не боишься упасть в обморок, как при родах? Она была права в том, что созерцание быстрого изменения внешности – процесс не для слабонервных. Морфичность клеток, конечностей, внешних черт могли лишь теоретически, но все же превратить Нову для Аида из женщины в мутанта. Но ему хотелось на это взглянуть.
– Это неприятно?
– Что может быть приятного в том, когда у тебя начинают расти из ноздрей и ушей волосы? Откладывается на внутренних органах жир, закупориваются холестерином вены или разъезжаются тазовые кости? И все это за минуту, например?
Изменит ли это его отношение к ней, отобьет ли желание на сближение? В нем проснулась вдруг молодая упертость, желание и что-то непонятное, но важное для себя прояснить.
– Покажи мне.
Она совсем по-человечески закатила глаза – мол, всем вам шоу подавай, но он видел, что Нове интересно. И это представление, и реакция Санары на него.
– Кого ты хочешь перед собой увидеть? Старуху, порнозвезду, одного из твоих постовых, манолку?
«Только не манолку!» – выстрелило безо всякой логики. Не хватало ему опять морщиться при виде угольных сосков.
– Хотя… – Если устраиваешь себе тест, устраивай его по полной. – Давай манолку.
Удивленная пауза.
– Сам попросил…
И она – та, которая сидела напротив него и выглядела русоволосой сероглазой девчонкой неопределенного возраста, – вдруг начала без предупреждения меняться. Смазались черты лица, принялись втягиваться обратно в череп волосы – укорачивались, свивались жгутами в кольца, меняли цвет. Расползся нос, дрогнула ширина глаз, радужка почти мгновенно из серой поменялась на черную. Одновременных изменений было так много, что Аид не успевал их отслеживать. Куда-то пропала одежда, разошлись вширь плечи, стали безвольными и покатыми, вывалилась наружу та самая тяжелая, но отвисшая грудь, выпятилась вперед ненавистная нижняя губа. Не прошло и минуты, а на стуле перед Санарой уже не Нова, а одна из тех смуглых женщин, которых он видел в деревне. Лупоглазая, неглупая, но странная, держащая ладони там, где красовался покрытый черными волосами лобок. Ноги голые, ступни пыльные.
Удивление, грозившее превратить его в немого истукана, пришлось сдвинуть в сторону. Ради чистоты эксперимента.
И он сделал то, что хотел с самого начала. Прислушался к себе чутко, внимательно, спросил себя, мол, ну, хочешь ее такую? Провокационный вопрос, не имеющий отношения к делу, но почему-то важный, и вдруг с удивлением осознал невероятное – хочет. Не то, что видит перед глазами, потому что знает – «это» не настоящее. Но хочет ту, которая может стать кем угодно. Нет, не из-за ее удивительных возможностей, а потому что суть, ядро, что-то глубокое и женское в ней осталось тем же самым. Стань она дряхлой бабкой или даже дедом, он все равно будет хотеть – не деда, а Нову, или как бы там она себя не называла. Нить между ними осталась и вела она отнюдь не к физической оболочке, а к…
К чему именно вела незримая нить, Санара побоялся даже предположить. К душе? Лишь понимал – он бы трахнул сейчас и эту «манолку», потому что ощущалась она правильной, потому что красивая внешняя форма – бонус, – оказывается, не так важна. Поразительное открытие, незаметно ударившее под дых и выбившее из него воздух.
– Я понял, – пояснил негромко, – все увидел. Можно… назад.
Поднялся со стула. И развернулся к стене, чтобы не смотреть.
Нет, не потому, что боялся испытать отвращение при виде обратной метаморфозы, но потому, что знал, посмотри он в ее глаза сейчас – выдаст себя настоящего. Не как Судью, но как мужчину.
Потому слушал, как шуршит за спиной одежда, дышал медленно и осторожно и чувствовал, как растекается внутри удовлетворение, смешанное с надеждой на что-то неизведанное, настоящее. Что-то близкое, уже осязаемое, правильное и долгожданное – руку протяни…