История Бернарды и Тайры на Архане

– Они пока не понимают, являемся ли мы чьими-то женами или нет. Смотрят на наши пальцы, украшения, не видят принадлежности к Домам и не знают, как им с нами себя вести. А если бы знали, давно бы уже тащили по своим палаткам.

– Вот пакостники, – прошептала я и, чтобы поспевать за Тайрой, почти перешла на бег. – А далеко еще идти?

– Нет, всего восемь улиц.

Восемь? Всего?

Второе слово удивило меня куда сильнее.

Начиная с этого момента, я старалась не смотреть по сторонам, но так или иначе не могла не замечать некоторых местных особенностей. Как то: женщины действительно одевались в тулу разных цветов и фасонов, но никогда в белое. Белый цвет был основным для одежды мужчин – коротких или длинных рубах, головных уборов и широких штанов. В сочетании со смолянисто-черными волосами, усами и бородами, они являли собой резкий и довольно красивый, если бы не неприятные (по большей части) лица, контраст. Детей на улицах я почти не увидела – только изредка и самых маленьких – подростки же полностью отсутствовали – наверное, обучались в неких закрытых заведениях или же сидели по домам. Шустро сновали туда-сюда служанки, разнорабочие и подмастерья, лениво прогуливались, выбирая дорогой товар, обеспеченные жены, курили, играли в кости и прохлаждались у стен домов мужчины.

– Вот лентяи. Женщины работают, а эти сидят и ничего не делают, – бухтела я себе под нос. – Что за неравенство? Не стирают, не варят, не метут улицы, не работают…

– Некоторые работают, а некоторые держат лавки, где на них работают другие.

Дорога под ногами была покрыта песком. Кое-где, там, где дома стояли старые и обветшалые, песчаный покров уплотнялся, мягко пружинил под подошвами, в других он был заботливо сметен в сторону, и тогда у стен образовывались рукотворные барханы.

– Рядом пустыня, – пояснила Тайра, уловив ход моих мыслей. – Песок – основная беда города. Ни плодородной почвы, ни чистоты, ни влаги. Постоянная грязь в домах, борьба с пылью.

– Мда. А почему женщины не носят белую одежду? Я что-то не заметила ни одной в белом.

Моя спутница усмехнулась.

– Белый – это цвет Бога и его детей, а таковыми здесь считаются исключительно мужчины.

– Да? – мне хотелось ответить жестче и резче, но я промолчала. Не мой мир, не мои правила. Хотя прокомментировать хотелось. – Почти все провожают нас взглядами. Неужели понимают, что мы не местные?

– Конечно, понимают. Ведь здесь в домах нет телевизоров и радио, и поэтому главная забава в Рууре – это общение и сплетни. Здесь все знают всех или почти всех, а новички – повод для новых разговоров, способ рассказать кому-нибудь такие редкие в этих местах новости.

– А кто привлекает меньше всего внимания? Есть такое сословие?

Тайра задумалась. Мы как раз свернули под сводчатую арку и нырнули на безлюдную, но тесную, почти сплошь заметенную песком улицу.

– Есть. Торговцы и торговки. Они могут выглядеть иначе, одеваться по-другому и ходить по любым местам, предлагая товар. На них почти никто не обращает внимания.

– Хм.

Настал мой черед задуматься. Быть может… Если… Надо бы прокрутить в голове детали…

– Пришли. Ой, как хорошо, что лавка работает, а то я уже боялась, вдруг закрылась? – Одетая в темно-зеленую тулу, Тайра остановилась перед очередной синей дверью, взглянула на окно, рядом с которым был прилажен небольшой покрытый письменами камень и положила пальцы на латунную ручку. – Там внутри прохладнее, как раз передохнем. Идем?

Я шагнула вслед за подругой, все еще терзаемая размышлениями касательно пришедшего мне на ум минуту назад плана.

* * *

– Тай, мы берем тулы торговок!

– Но у нас ведь нет товара? Что мы будем продавать?

Мы шептались почти так же, как совсем недавно в «Тканях Нордейла», только теперь вокруг нас висели не разноцветные отрезы и плотные портьеры, а многочисленные тулы на любой вкус – бежевые, золотистые, фиолетовые и даже розовые. Темных, однако, было больше и стоили они куда дешевле ярких. Свет в лавку лился из единственного невысокого окна, а одинокий продавец в дальнем конце помещения, похоже, вообще спал.

– Если мы хотим ходить везде и не привлекать внимания, мы должны стать торговками!

– Дина, а что продавать-то?

– У меня на этот счет есть мысли. Вот скажи, товары каждый в Рууре делает сам?

– Ну-у-у… сам. Или же их привозят из далеких мест.

Мозг в моей голове работал с такой скоростью, что вместо мыслей мне слышался рев восьмицилиндрового двигателя.

– Прекрасно!

– Что прекрасно?

– Значит, существуют далекие места, о которых не каждый слышал и знает, так?

– Да.

– А карты у вас есть? Ну, все ли жители знают, откуда и что возможно привезти?

– Нет, что ты! Карты есть только у Правителя и приближенных служителей. И еще у погонщиков одногорбов, которые ходят по известным им одним маршрутам.

– Так это и замечательно! Если мы появимся в Рууре с диковинным товаром, никто не будет проверять, откуда именно он прибыл. Ведь акцизных марок тоже нет? И налогов на ввозимый товар?

– Чего?

– Да ничего, это мелочи. Видишь, все складывается, как можно лучше, – я наконец-то откинула с лица противную вуаль, втянула вместе с глубоким вдохом кучу пыли и чихнула. Настороженно огляделась и прислушалась – продавец не проснулся; его размеренный храп продолжал доноситься из угла. – Короче, сейчас мы купим две тулы торговок, только не для молодых женщин, а для старых и толстых – здесь ведь вещи делятся по размерам?

– Делятся. Есть и для совсем… объемных женщин.

– Отлично! Возьмем две для толстых бабок.

– Почему для бабок?

– Потому что так мы перестанем привлекать излишнее внимание мужчин – наши тулы слишком тесно нас облегали.

– Согласна. «Бабками» мы станем вовсе незаметными. Но ты мне так и не объяснила, чем именно мы собираемся торговать?

– Пока мы ходили по местным базарам, я кое-что заприметила, объясню по ходу. А пока давай выберем новую одежду.

Сползший с моей шеи «шарфик» уже перестал быть шарфиком и теперь красовался на ближайшей вешалке в виде ярко-зеленой, расшитой дольками апельсинов «тулу».

– Ив! – прошипела я грозно. – Ну-ка, прекрати! А то тебя кто-нибудь купит и долго будет думать, что это за диковинные фрукты такие нарисованы на подоле!

Смешарик обиженно фыркнул, сполз с вешалки и превратился в себя самого – пушистый комок с золотыми глазами. Огляделся по сторонам, радостно, совсем как я недавно, чихнул и покатился под развешенными по лавке вещами исследовать незнакомое место.

* * *