– Я немедленно через своих информаторов начну собирать сведения об игровых клубах и крупных проигрышах благородных отцов семейства за последние годы, потерявших своих дочерей. Встретимся дня через три-четыре.
– В этом же кафе?
– Нет, лучше сменим дислокацию. Я сообщу дополнительно, где и когда.
– Всё хочу спросить, Романов: вас самого ЧК не донимает?
– Из-за моей фамилии? Да, несколько раз проверяли, пробовали уличить в родстве с царской семьей. Но я сын шахтёра.
– Это же полный бред. Не обижаетесь на своих?
– На обиженных воду возят, надеюсь вы не забыли русские пословицы.
– Как же, помню: лес рубят – щепки летят…
После ухода Романова я немного обождал – лениво допил свою чашку кофе и вышел на улицу. Дождь уже закончился, выглянуло солнце, но было очень холодно. От дыхания шёл пар. Я подошел ещё раз к тому окну ресторанчика, где появилась девушка. Вот здесь она стояла, на этом стекле что-то быстро написала и короткую надпись тут же смыло дождём. Разве что… Я подошёл вплотную к стеклу и подышал на прохладную поверхность. Слово на мгновенье возникло вновь: «Luc?a». Это совпадение? Или наваждение? Я стал очень сентиментален последнее время.
Такси доставило меня в контору, где оказывается меня дожидались полицейские. Тот, который был в штатском, видимо старший из них, вежливо поклонился.
– Сеньор Лундберг? Простите за беспокойство. Я инспектор Рамирес. По долгу службы вынужден задать вам пару вопросов.
– Задавайте.
– Мне неловко, сеньор, тысячу извинений, но где вы провели эту ночь?
– В борделе недалеко от Ла Бока. Я там часто бываю. Не смущайтесь – в этом нет секрета. А что случилось?
– Во сколько вы ушли оттуда?
– До рассвета. Часов в шесть утра.
– Прискорбно, но выходит вы были последним клиентом и вообще одним из последних, кто видел Пилар Ромеро живой. Её убили сегодня утром.
Глава вторая
Она возвращалась из церкви с утренней службы. Видимо, бедняжка спешила поставить благодарственную свечку Святой Деве за то великое «чудо», что с ней стряслось этой ночью: добиться покровительства солидного сеньора, да к тому же того самого мужчины, от которого ты и сама без ума, – что ещё нужно для счастья обыкновенной кокотке из дома терпимости? Но призрачное счастье это было совсем недолгим: Пилар поджидали, скрывшись в густых зарослях вечнозелёных субтропических деревьев, возле неприметной церквушки, куда негласно разрешалось в неурочный час заходить падшим женщинам Буэнос-Айреса. В сумочке у неё обнаружились документы, по ним полицейские потом и узнали, кто она. Разумеется, подружки по ремеслу явиться на опознание наотрез отказались, лишь заслышав об обстоятельствах её смерти, поэтому Рамирес попросил поехать в морг меня.
Убийца или убийцы, наверняка их было несколько, действительно поглумились вдосталь и были настоящими отморозками и мясниками – мне не сразу удалось угадать в этом исполосованном мачете ворохе кровавых тряпок и частей тела то, что было когда-то красавицей Пилар. Вот только звёздочка-родинка осталась невредимой и по ней я опознал её. Я уже чувствовал, как волна бешеной ярости начала подниматься из самых дальних глубин моей проклятой Богом души, и никакая сила воли, сдавленная тисками самообладания, – ничто уже не могло её остановить, и скоро она захлестнёт меня с головой.
– Я готов содействовать в расследовании преступления и предоставить любую помощь и поддержку для скорейшего розыска этих ублюдков. Что вы собираетесь предпринимать для поимки убийц? – спросил я у Рамиреса.
Инспектор недоумённо пожал плечами.
– Как обычно. Она же была проституткой, сеньор. На такие дела внимание уже не обращают. Вы же сами понимаете, что будет в лучшем случае пара-тройка формальных процедур, несколько опросов свидетелей, которые ничего не видели, и дело закроют. Её даже не ограбили: деньги в сумочке и украшения не взяли. Значит – ревность или пьяные разборки. Вину обязательно спихнут на неё же саму. Точнее на её образ жизни…
– Могу я кое-что взять себе на память о ней? – я указал на цепочку с крестиком.
– Ну вообще-то её вещи уже вошли в опись…
Без лишних слов развернул перед ним бумажник с купюрами. Рамирес согласился:
– Да берите, это ж безделушка какая-то. Могла выпасть при переноске тела…
Он протянул мне цепочку с крестиком. Я молча кивнул и положил украшение в нагрудный карман пиджака. Этот день в Буэнос-Айресе завершился самым промозглым и холодным вечером за всю зиму. И среди пышной вечнозелёной зелени фикусов и причудливых омбу два оголённых осенними ветрами безлиственных древа гинкго билоба покрылись инеем.
Минуло не более суток, от Романова весточки пока ещё не было. А мне пришлось по работе на пару дней выехать в порт Мар-дель-Плата, находившийся на берегу океана, чему я был несказанно рад: несмотря на близость залива, в самом Буэнос-Айресе нет моря, а навязчивое желание побродить вдоль берега и полюбоваться на грандиозные и суровые океанские волны беспредельно овладело мной. Обычно вид морской стихии меня успокаивает и приводит мысли в порядок, охлаждает кипящую кровь в венах. И вот в ближайший же вечер, по приезде в этот портовый город, завершив все свои дела и возрадовавшись тихой и тёплой погоде, я отправился погулять по песчаному пляжу. Но остаться в полном уединении и покое не получилось, так как разогнать тоскливую зимнюю ипохондрию сюда в этот час вышли многие горожане. По обыкновению, с недавних пор присущему аргентинцам, тут же возникла стихийная милонга – спонтанное танцевальное представление, где все желающие танцуют танго, превратив набережную и даже мокрый песок пляжа в танцпол. Здесь были и профессиональные танцоры, а также любители – словом все те, кто таким образом хотел скоротать время, пообщаться и заодно погреться в ритме латиноамериканского жгучего танца, ставшего уже культовым и прославившем их страну. Впрочем, во многих городах в Европе и Америке танго по-прежнему считалось безнравственным и жестоким танцем и даже было под запретом. Но конечно же не здесь, на его родине – в Аргентине.
Задумавшись и внезапно оказавшись в центре одной такой милонги, я почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Поддавшись этому сверхъестественному призыву, я заметил, что из-за спин зрителей импровизированной танцевальной вечеринки выглядывала та самая девушка, что я видел за стеклом кафе «Отеро» в Буэнос-Айресе… Странно, как она очутилась в Мар-дель-Плата? Девушка продолжала так же настойчиво смотреть мне в глаза, ничуть не опуская взгляд, как раз во время кортины, перерыва между тандами – музыкальными отрезками в три или четыре мелодии, которые танцуются с одним и тем же партнером. Сомнения не оставалось – это было кабесео, безмолвное приглашение на танго. Его придумали горделивые аргентинцы, чтобы сберечь эгоистичное самомнение заносчивых мачо: дикий позор, если тебе девушка публично откажет в приглашении на танец. Да и саму придирчивую привередницу ждала нелёгкая участь: запишут в «опасные разрушительницы сердец», и это может поставить крест на дальнейшем общении молодых людей с такой высокомерной особой. Этот же обычай помогал и самим аргентинкам приглашать мужчину на танец, избавляя от принародного фиаско, если она не по нраву окажется избраннику. Таким образом и был придуман особый ритуал кабесео: девушка или парень молча, не мигая, смотрит на избранного, которого приметили в толпе, и если он или она согласен стать партнёром, то следует небольшой кивок или улыбка. Я слегка кивнул в сторону танцпола: девушка приветливо улыбнулась.
Как часто в жизни приходится испытывать такую бурю эмоций, которую невозможно высказать обычными словами, но она рвётся наружу, требуя выхода, иначе чувства истерзают твою душу, и если их никак не выразить, то могут просто разорвать тебя изнутри! И тогда движения тела становятся красноречивее всех вместе взятых ярких, но избитых фраз на любых языках мира.
И гром небесный смолкнет от одного лишь взгляда, и меркнет звездопад от искры каблучка, и в пламени объятий, покорно повинуясь ритму единого биения сердец, как утончённое искусство – симфония шагов и поворотов поведает всю гамму чувств от высшей степени любви и страсти до горестных потерь и страха, оставив блеклый луч надежды, всё это – танго… Твой танец, Аргентина!
Мы вышли в центр танцевальной вечеринки.
– Кто вы? – спросил я. – Вас зовут Лючия?
Девушка по-прежнему открытым и безмолвным взглядом смотрела мне в глаза и не желала отвечать. Но насколько изящна и грациозна! И какое внезапное преображение – из кроткой нимфы в неистовую страстную Диану-охотницу, воодушевлённую экспрессией танго. На мои вопросы она не обратила ни малейшего внимания. Она собиралась слышать исключительно музыку, а не меня, её интересовал только темп и рисунок танца. И неразрывная связь наших глаз.
– Вы знали Пилар? Её ведь убили вчера…
Взгляд девушки стал более напряженным, но мои слова не сбили её с ритма. Круг, ещё поворот, и нежная рука вновь легла на моё плечо.
– Лючия, вы спрятались в лесу или они настигли вас тогда? Неужели вам удалось сбежать с ранчо Апрендиза? Знаете, где это ранчо, поможете его найти?
В ответ опять вместо слов лишь рисунок танго: то страстные объятия, то резкий поворот и демонстративно жестокое отторжение. Я веду, и по моей воле ускоряются и останавливаются шаги, и этот изгиб назад гуттаперчевой спины, узоры из движений рук и ног, и эти танцующие тени на морском песке, уносящиеся в океан вслед за набежавшей пенной волной – творение моей импровизации и немое выражение моих мучительных мыслей.
– Кто убил Пилар? Это люди Паскуаля и Гонсалеса? Почему вы всё время молчите, Лючия?
Но закончилась танда – раунд из четырёх мелодий танго. Нам аплодировали со всех сторон, а предприимчивые продавцы цветов сразу же наперебой устремились ко мне, предлагая одарить партнёршу заслуженным букетом. Я купил огромную охапку алых и белых роз, но цветочники отвлекли моё внимание, и когда я обернулся, девушку словно ветром сдуло. Она и в этот раз бесследно исчезла, будто растворившись в толпе. Я бросился вдогонку, но безуспешны были мои поиски, и тщетно пытал я глупыми расспросами встреченных мною на берегу людей, будь то счастливые пары или унылые одинокие странники: никто не заметил, куда она ушла. До самой поздней ночи я бродил, разыскивая Лючию и роняя одну за одной прекрасные розы на берег, пока все цветы не унесло прибоем в холодную и мрачную даль океана.
По возвращении в Буэнос-Айрес в условленном месте мною была получена записка от Романова: он сообщал, что нам необходимо срочно встретиться. Ждать он меня собирался в Ботаническом саду. Уже на подходе к знаменитому парку, собравшему коллекцию диковинных растений, на проспекте Санта-Фе я почувствовал неладное: вдоль тротуара несколько раз мне попадались на глаза бледнолицые мужчины в одинаково строгих чёрных костюмах, якобы усердно читающие газету.
Фигура Романова была видна издалека, он стоял один посреди открытого пространства на пересечении платановых аллей, и, приметив меня, тут же сделал упреждающий жест скрестив руки, что означало: это засада, ждите следующей информации для новой встречи. Однако нас и не думали так просто выпустить из парка. Я увидел, как четверо надрессированных «чернокостюмников», стремительно вынырнув из-за колоннады греческого павильона, быстро подбежали и окружили Романова, холодно блеснуло стальное лезвие, последовали удары кинжалом: как трусы, они вонзили нож ему в спину, а он даже не успел воспользоваться своим браунингом. Меня же за руки схватили и накрепко удерживали ещё двое подскочивших молодчиков. Возможно, они не хотели меня трогать: неприятностей со шведами им в таком случае было не избежать, они только лишь демонстрировали свою силу и власть, у меня прямо на глазах показательно убивая бывшего соотечественника, как бы предупреждая, что подобное ждёт и меня, если не прекращу совать нос не в своё дело. Однако, «истинные арийцы» видимо не учли, что я сумею дать отпор и собираюсь активно сопротивляться. Первым движением я резко дёрнул, вывернул кисти и сшиб державших меня за руки остолопов между собой, изрядно помяв их физиономии друг о дружку. Да, кстати, обычный музыкальный размер аргентинского танго – четыре четверти. Это важно. Первый шаг и самый сильный акцент приходится на первую долю – начало музыкального такта. Вторая и четвертая доли, словно убаюкивают, они притворно слабые, а вот третья – несколько активнее… Что ж, вы неожиданно попали на милонгу, мерзавцы, в школе гестапо, как видно, искусству танго вас не обучали. Раз! Два, три. Четыре – и резкий поворот наклон, бросок и ещё двое барахтаются в луже собственной крови, один удирает прихрамывая, не дотянувшись до выбитого моей ногой ножа, а последний из нападавших нацеливается на меня сразу из двух пистолетов: своего и отобранного у Романова, и движется на меня. Ещё внезапное па, сальто через себя, и этот тоже полетел к своим собратьям в кашу из бездыханного месива.
– Лихо вы их! В Центре знали, к кому обращаться…– на бледных, чуть усмехающихся губах у Романова запеклась кровь, он был тяжело ранен, но пытался шутить. – Читал ваше досье… Вы изначально эмигрировали в Харбин, долго путешествовали по Китаю и там учились боевым искусствам. Выглядит весьма впечатляюще и, что самое важное, результативно… Как называется этот вид борьбы: кунг-фу?..
– Вам не надо разговаривать. Берегите силы. Я сейчас отвезу вас к врачу.
– Нет, Александр Алексеевич, не трудитесь – поздновато, я немного разбираюсь в ранениях… Времени у меня не осталось. Слушайте и запоминайте: следующую жертву зовут Инес Наварро. Нам не удалось набрать достоверных сведений о предыдущих девушках, нашли лишь ещё два имени, но их родственники давно покинули Аргентину.
– Быть может вы узнали что-то о сеньорите, которую зовут Лючия?
– Нет. Это имя мне незнакомо… Но дядя Инес, Франциско Наварро, очень влиятельный человек, проигрался в прах неделю назад в казино «Альянс»… Поговорите с ним, постарайтесь убедить отправить девушку в имение Ортеги, чтобы проследить за ними и уничтожить всех подонков на ранчо Апрендиза. Нападите на ранчо с людьми Наварро. Им нужна девушка, а вам – наш исследователь, учёный Левин… Бегите с ним в сторону Анд. В районе одного заброшенного селения на плоскогорье каждую пятницу вас будет ждать легкомоторный самолет, который доставит через горы в Вальпараисо. Карту, где указано это селение, и все полезные сведения я отправил вам по почте. Из Вальпараисо по поддельным паспортам отправляйтесь в Союз. Это будет неблизкий путь: на корабле через весь Тихий океан, потом Индостан и Иран на Родину… Но этот путь безопаснее чем через Атлантику, – речь Романова становилась всё бессвязнее, он тяжело дышал.
– Не уверен, что меня в Москве будут встречать с хлебом-солью. Остальное сделаю. И всё же не отказывайте мне в попытке вас спасти, сейчас я вас перевяжу, и мы поедем в больницу.
– Оставьте, Александр Алексеевич… Главное, чтобы вы знали, что нужны Отечеству… Вашу помощь ждут очень многие люди, запомните…