Узы

– Я служу в полиции. Я патрульный офицер, как и хотела. Длинные волосы мешают работе, поэтому пришлось обрезать. Это ерунда.

– Это трудно?

Пожимаю плечами.

– Временами. Я привыкла и люблю эту работу.

– Это ведь опасно? Сэм бы не позволил тебе…

– Бывает и опасно. Бывают спокойные дни. Если бы Сэм был здесь, я и не пошла бы в полицию. Вы же знаете, чем мы с ним хотели заниматься.

– Почему ты не занимаешься дизайном? У тебя ведь талант.

– Похоже, он оставил меня. Я не вижу цвета, не понимаю сочетания, не разбираю стили. Я больше не рисую, поэтому заниматься дизайном не могу. И, если честно, не хочу.

Она качает головой.

– Ты прекрасно выглядишь. Ты не вышла замуж? – Зачем она спрашивает, если не отводит глаз с моего безымянного пальца, на котором сверкает кольцо Сэма.

– Нет. Я одна. У меня есть друг, собака и работа. И родители, конечно.

– Как они?

Улыбаюсь, думая о них.

– Хорошо, ведут спокойную размеренную жизнь. Они здоровы и дружны. Это главное.

– Замечательно.

– Как мистер Ньюборн?

– Мы совсем перестали общаться. Вроде бы он женился на какой-то юной девице, старый болван.

Родители Сэма развелись за два года до нашей встречи, но продолжали тепло общаться. Инициатором была его мать, но ей не нравилось, что бывший муж пытался устроить свою жизнь. Странная женщина.

– Знаешь, Салли. Я понимаю, что не вызываю у тебя положительных эмоций. Я старая, вредная, и я считаю, что потеря сына – лишь моя боль, которую никому не понять. Но я хорошо отношусь к тебе. Мой сын любил тебя, очень сильно любил. Я только хочу сказать, что он хотел бы, чтобы ты была счастлива.

Смотрю на нее сквозь завесу слез.

– Думаете, хотел бы?

– Конечно, дорогая.

– Тогда ему следовало объяснить мне, как стать счастливой без него, – вновь начинаю плакать, стараясь сдержать рыдания, которые меня душат.

– Ох, Салли. Думаю, он смотрит на тебя сверху, и ему очень плохо от того, что плохо тебе.

Она берет мои руки и сжимает их. Ее пальцы такие тонкие и холодные, что невольно ассоциируются со смертью. Мне хочется, чтобы она меня отпустила.

– Ты должна позволить себе стать счастливой. Это нелегко. Но ты должна. Ради Сэма. Ради того, что он посвятил бы этому свою жизнь, если бы его не лишили этой возможности.

Не в силах больше этого выносить, я встаю, но ноги плохо слушаются меня.

– Миссис Ньюборн, я была очень рада встретить вас. Правда. К сожалению, мне нужно ехать. Вас отвезти куда-нибудь?

– Нет, дорогая, я выпью еще кофе. Поезжай, конечно. Подумай над тем, что я сказала.

Она встает и крепко меня обнимает.

***

Стою перед дверью Патрика и реву. У меня нет сил даже постучать в дверь. Слышу, как из квартиры доносится дружный собачий лай.

– В чем дело, ребята? Кто-то за дверью? Давайте посмотрим.

Мой сосед открывает дверь, и его лицо меняется от удивления.

– Салли, почему ты стоишь за дверью? Почему не стучишь, не заходишь?

У меня нет сил на слова, я разражаюсь истошными рыданиями и падаю в утешительные объятия друга.

– Идем, приляг.

Патрик отводит меня в гостиную и укладывает на широкий диван. Держит меня за руку, пока я выпускаю наружу все, что скопилось в душе за год. Рыдаю, кричу, издаю стоны, бью подушки кулаками. Наши собаки притихли, лежат на полу возле дивана и ждут, пока закончится мое сумасшествие.

Наконец выбиваюсь из сил. Я опустошена и издаю лишь редкие судорожные всхлипывания. Друзья человека забираются ко мне, Булка ложится в ноги, а Севен, мой драгоценный Севен, устраивается рядом, давая мне себя обнять и уткнуться носом в его плотную теплую шею. Патрик укрывает меня тонким пледом и нежно целует в висок.

– Отдохни, дорогая.

Уставшая, выплаканная, убаюканная уютом дома Патрика и теплом наших собак, я проваливаюсь в сон.

***

Просыпаюсь почти в шесть вечера от того, что Булка лижет меня в нос. Смеясь, открываю глаза. Чувствую, как опухли и горят веки. Севен, похоже, так и не пошевелился за все время, зато теперь, когда я его освобождаю, он сладко потягивается и начинает играть с золотистой подругой. В комнату заходит хозяин дома с бутылкой вина и огромной тарелкой суши.

– Патрик. Суши!

– Да, подумал, что сладкое слишком банально, а пицца слишком просто.

– Ты просто чудо. Я так голодна, ты не представляешь. Не ела со вчерашнего вечера.

– Налетай, я принесу бокалы.

– Я только умоюсь, глаза горят.

Зайдя в его ванную, смотрюсь в зеркало. Зеленые глаза обесцветились от слез. Мне на грудь словно давит огромный камень, но плакать пока больше не хочется. Может, чертовы слезы наконец закончились? Есть ли какой-то лимит слез для одного человека?

Умывшись ледяной водой, возвращаюсь в гостиную и задаю этот вопрос Патрику. Он пожимает плечами, наливая вино в большие бокалы.